Война кончается войной

– Давай порассуждаем, Олег, – расстелив на траве карту, Бессонов присел на корточки и стал водить по ней тонкой веточкой. – Банда не остановилась посреди леса, хотя плотность массива одна и та же на всех его участках. В южной части тоже есть родник, но они пришли сюда, ко второму роднику в северной части леса. Возражай!

– Ближе всего к этому лесному массиву, – задумчиво заговорил Шаров, – три села: Загора, Уездцы и Коршев. Возможно, командир оуновцев предположил, что к роднику в эту часть леса могут наведаться местные жители, и увел банду севернее.

– Может быть, – согласился капитан. – А если учесть, что в лес после боевых действий заходить просто опасно? Мины, окруженцы, дезертиры и так далее. Местное население знает о такой опасности. Сколько детишек-грибников подорвалось в таких лесах. А если нам обратить внимание, что к северной части этого массива ближе всего подходит дорога. Грунтовая, но хорошо накатанная. По ней часто ездят машины, а чуть дальше железная дорога. Не к ним ли они пытались подобраться?

– Сесть в условленное время на машину или в поезд? – предположил Шаров.

– Или встретить человека, который сойдет с машины или спрыгнет с поезда в этом месте, – добавил Бессонов. – Курьера они могли ждать. Или машину с подделанным пропуском, в которую должны были погрузиться и отправиться к нужной цели. Но тут сразу возникает вопрос, а почему они машину ждали здесь, а не южнее: у Спасово, у Мизоча? Зачем им шастать здесь с оружием, с пулеметами?

– Из-за простого курьера – такой отряд в полном вооружении? – с сомнением проговорил Шаров.

– Курьер мог быть и простым, а вот послание важным. До такой степени важным, что за него они готовы были с десяток жизней положить. Значит, цена такая. Да и в письме речь шла о какой-то готовящейся операции, которая под угрозой срыва из-за больших потерь в националистическом подполье.

– Ну, курьер мог приехать откуда угодно, – вздохнул Шаров, поднимаясь с земли и отряхивая колени.

– Да, нам пока не определить, откуда он мог приехать. Остается только предполагать, что из большого города. Или областного, или районного центра. Но есть одно направление, которое нам следует отработать, Олег. – Бессонов тоже поднялся на ноги и стал складывать карту. – Я думаю, что у них здесь, как и во многих подобных местах эстафета немного сложнее, чем просто из рук в руки. Должно быть местное передаточное звено. Я свяжусь с местными органами внутренних дел, и вы просмотрите все учеты от прописки до судимостей и заключения браков. Надо вычислить человека, который может ходить в лес, перемещаться на большие расстояния без особого подозрения. Работа у него может быть такая или привычный образ жизни. А местный связной передает по эстафете послание другому. Скорее всего, этот другой – приезжий, человек солидный, с хорошими настоящими документами и вне всяких подозрений. Или липовыми, но сделанными очень хорошо. И живет курьер не под своей фамилией, потому что она у него сильно запачкана за время оккупации. Он отвозит послание в город, откуда оно отправляется по надежному охраняемому каналу за линию фронта. В данном случае Кучерене.

Якуба выглядел довольно скверно. Капитан Васильев присматривался к пареньку, к темным кругам под запавшими глазами, к его бледному лицу, заострившимся скулам и носу. Смотрел арестованный по-прежнему в пол, но теперь чаще шмыгал носом, пальцы его рук нервно метались, то сплетаясь, то расплетаясь.

– Нервничаешь? – тихо спросил Васильев. – Понимаю.

– Что вы понимаете, – так же тихо огрызнулся Якуба и поднял наконец глаза на Васильева. – Давайте договариваться. Я уже по ночам спать не могу. Так и кажется, что в камере сейчас кто-то встанет среди ночи, подойдет ко мне, навалится и – заточку под сердце.

– Осваиваешь уголовную терминологию? Значит, приспосабливаешься к новой обстановке. Осваивай, осваивай. Выживешь, так она тебе на много лет вперед пригодится. Так о чем мы с тобой должны договариваться? Кажется, ситуация ясная как белый снег. Ты даешь показания, отвечаешь на все наши вопросы, а суд, учитывая всю глубину твоего искреннего раскаяния, дает тебе, возможно, не такой уж и большой срок. Есть еще вариант – ты не отвечаешь на наши вопросы…

– И что тогда? – машинально спросил Якуба.

– Тогда, Боря, вся твоя оставшаяся жизнь, долгая она или короткая, становится твоей личной проблемой. А может, и выпустим мы тебя с миром. Пусть твои дружки думают, что простили тебя за хорошее поведение.

– Меня убьют, – мрачно ответил паренек и опустил голову еще ниже.

– Убьют, конечно, – согласился Васильев, пододвинул стул и уселся рядом с Якубой. – Ты для них свидетель опасный. Много знаешь. Ты им удобнее мертвый. Убьют, чтобы нам ничего не рассказал. Это покушение на тебя – нам подсказка, что ты знаешь что-то важное. Давай, Борька, не будем терять время. Начинай. Зачем вам понадобилось поджигать здание милиции в Здолбице?

– Из-за вещей, что ваши привезли из леса, – пробурчал Якуба.

– Из какого леса? – терпеливо продолжал Васильев.

– Ну, в котором у ваших бой был с оуновцами! – раздраженно ответил Якуба. – Мне сказали, что там документы, личные вещи погибших, которые помогут НКВД установить их личности и, значит, навредить ближайшим родственникам. Вы их всех в Сибирь сошлете.

– Кто тебе отдавал приказ?

– Никто! Мне через посыльного передали. Вы что думаете, я с начальством общаюсь?

– А я ничего пока не думаю, – спокойно ответил Васильев. – Ты долго молчал, потом врал. Прежде чем тебе верить, я буду все твои сведения анализировать и перепроверять. Пока не буду уверен, что ты говоришь правду.

– Да, черт… – психанул Якуба, – пока вы там проверяете, меня зарежут ночью в камере.

– Так от кого тебе передали приказ?

– От Бригадира. Я вхожу в его ячейку. Кто такой, я не знаю. У нас никто ни о ком ничего не знает. Если только те, кто в боевые группы входит, те знают своих, а я в резерве у них был.

– Когда ты получил приказ?

– 18 мая, ночью. Записка с условным знаком. А 19-го я забрал из тайника бутылки с зажигательной смесью и вечером пошел поджигать.

– Ладно, Боря, попробую начать тебе верить, – вставая со стула, заявил Васильев. – Можешь спать спокойно. Не скажу, что тебе светит светлое будущее, но ты сам можешь сделать его не таким уж мрачным, и, поверь мне, то, что у тебя теперь может появиться будущее, тоже очень важно.

Арестованного увели. Васильев закрыл окно и остановился возле сейфа. Здесь, в кабинете Шарова, пуля едва не разнесла Якубе голову. То, что покушение произошло не сразу после задержания паренька, а спустя несколько дней, обнадеживало. Значит, если в управлении Воротникова есть крот, он не в самом руководстве. А может, и нет крота, может, наблюдатель с биноклем сидел несколько дней и высматривал, где Якубу допрашивают. Скорее всего, так и было. А когда установили, то быстро подобрали место, откуда можно стрелять. Хорошо они придумали с квартирой Самойлова. Никто и не заподозрил, что у него гость, никто не стучался к одинокому пожилому мужчине. Но как и когда убийца познакомился с Самойловым? И где? Самойлов всегда на виду, он один, как перст, шатается по свалкам и развалинам. Там к нему подойти и познакомиться невозможно. Самойлов и ему подобные живут своим кланом и войти в него чужому не дадут из ревности к своим источникам хлама и пропитания. На базаре! Он сидит, к нему все время кто-то подходит, и ничего подозрительного в этом нет. Да, только там!

Васильев запер кабинет и почти сбежал вниз по лестнице. Дежурный по управлению окликнул его, собирая со стола бумаги:

– Вот, товарищ капитан, из милиции справка для вас пришла. На тех самых уголовников, которые на вас с майором Воротниковым напали, когда вы с аэродрома ехали…

Глава 3

Парень был невелик ростом, с тонкой шеей, торчавшей из воротника застиранной рубахи под поношенным серым пиджаком. Кепка с большим козырьком сидела на нем с блатным шиком. Широкие штаны заправлены в хромовые сапоги с голенищами, собранными гармошкой у самых щиколоток. Оглядываясь по сторонам, он торопливо шел по битому кирпичу, стараясь держаться ближе к стенам разрушенных домов, хотя это и было опасно: мог кирпич свалиться на голову, мог рухнуть целый участок стены, а можно было потревожить неразорвавшуюся мину или снаряд.