Страница 13 из 23
Я понял впервые в жизни, без страха и тревоги, что означает «неведомое». И я знал, что уже никогда не буду прежним.
Уверен, вы в состоянии представить, что, когда случается что-то подобное и вы пытаетесь объяснить это своей семье и друзьям, в ответ вы слышите, что у вас что-то не в порядке с головой. И я не решался рассказать об этом кому бы то ни было, хотя бы потому, что у меня не было подходящих слов для описания этого опыта и я не хотел сглазить это, боясь, что больше такого не повторится. Несколько месяцев я был совершенно захвачен обзором всего этого процесса, который, как я думал, мог породить такой опыт. Я также был мистически озадачен концепцией времени и не мог перестать думать об этом. Помимо сдвига парадигмы о вечном моменте во времени, я обнаружил кое-что еще. После трансцендентного события того вечера, вернувшись в трехмерный мир, я осознал, что весь мой опыт занял около 10 минут. Я только что пережил два насыщенных события, которые должны были занять гораздо больше времени, чтобы все это успело произойти. Такое растяжение времени только разожгло мой интерес к тому, чтобы с большей самоотдачей исследовать произошедшее со мной. Как только я понял больше, я стал надеяться на возможность снова воспроизвести этот опыт.
Несколько дней после того знаменательного вечера центр моей грудной клетки оставался наэлектризованным так же, как тогда, когда прекрасная крохотная женщина активировала что-то во мне. Я продолжал думать: «Как это чувство может все еще сохраняться во мне, если призошедшее не было реальным?» Направляя внимание на центр грудной клетки, я отмечал, что это чувство усиливается. Можно понять, что в тот период я был не заинтересован в каком-либо социальном взаимодействии, поскольку люди и условия во внешнем мире отвлекали меня от особого ощущения в моем внутреннем мире, и оно сглаживалось. Со временем оно изгладилось полностью, но я не прекращал думать о том, что всегда можно раскрыть в себе больше любви и что энергия, которую я воспринял в том мире, все еще живет во мне. Я хотел снова активировать ее, но не знал как.
Хотя я пытался снова и снова повторить этот опыт, долгое время ничего не получалось. Теперь я понимаю, что ожидание того же результата в сочетании с фрустрацией от попыток заставить это произойти – худшая комбинация для создания очередного мистического опыта (да и вообще чего угодно). Я затерялся в самоанализе, пытаясь вычислить, как все случилось и как заставить это произойти снова. Я решил добавить несколько новых подходов. Вместо попыток пересоздать этот опыт в вечернее время я решил просыпаться пораньше и медитировать. Поскольку уровень мелатонина выше всего между 1:00 и 4:00, а его мистические производные являются теми субстанциями, которые отвечают за возникновение осознанных сновидений, я решил практиковать внутреннюю работу ранним утром.
Прежде чем рассказать, что случилось потом, попрошу вас иметь в виду, что у меня в жизни тогда было необычайно трудное время. Я пытался решить, стоит ли мне продолжать преподавать. Я пережил довольно много хаоса в своей жизни после того, как появился в документальном фильме 2004 года «Так что же мы знаем!?». Я подумывал о том, чтобы оставить общественную деятельность и жить проще. Это казалось настолько легче – просто уйти.
Одним утром, примерно через полтора часа после начала медитации в положении сидя, я наконец прилег. Я положил подушки под колени, чтобы не заснуть слишком быстро, позволяя себе пребывать между бодрствованием и сном. Я лег и направил внимание на то место, которое занимает в моей голове эпифиз. Но на этот раз, вместо того чтобы пытаться заставить что-то произойти, я просто расслабился и сказал: «Будь что будет…» По-видимому, это было магической фразой. Теперь мне известно, что это значит. Я подчинился, сошел с дороги, отказался от какого-то конкретного результата и просто открылся навстречу возможностям.
В следующий момент я осознал себя человеком плотного сложения в какой-то очень жаркой местности, словно где-то в районе Греции или Турции. Ландшафт был скалистым, земля сухой, а каменные здания, напоминавшие греко-римские времена, были опоясаны множеством маленьких навесов из ярко раскрашенной ткани. На мне была цельная одежда из мешковины, спадавшая с плеч до середины бедер, подвязанная на поясе толстой веревкой. На ногах я носил сандалии со шнурками, обвязанными вокруг голеней. У меня были густые вьющиеся волосы и крепкое тело. Плечи мои были широкими, а руки и ноги мускулистыми. Я был философом и давним последователем какого-то харизматичного лидера.
Я был одновременно собой в этом облике и собой настоящим, направившим пристальный взгляд на то конкретное место и время. И опять-таки я обладал гораздо большей сознательностью, чем обычно, – я был сверхсознательным. Все мои чувства были обострены, и я очень ясно сознавал происходящее. Я чувствовал знакомый запах своего тела и мог попробовать на вкус соленый пот на своем лице. Мне нравился этот вкус. Я ощущал устойчивость своего коренастого, крепкого тела. А также сознавал глубокую боль в правом плече, но она не захватывала мое внимание. Я видел ясное голубое небо и сочные цвета зеленых деревьев и гор, словно находящихся в кислотном мире. Я слышал крики чаек в отдалении и знал, что нахожусь вблизи большого водоема.
Я был паломником, своего рода миссионером. Я путешествовал по стране, распространяя философию, которую изучал всю свою жизнь. Я был учеником великого мастера, которого глубоко любил за заботу, терпение и мудрость, которыми он одаривал меня много лет. Теперь пришло время и мне принять посвящение и нести послание, которое изменит умы и сердца людей. Я знал, что послание, распространяемое мной, противоречит современным верованиям и что правительство и религиозные лидеры настроены против меня.
Главное послание философии, которую я изучал, должно было освободить людей от всяких обязательств перед «чем-либо или кем-либо», кроме них самих.
Эта философия также была призвана побуждать отдельных личностей к демонстрации свода принципов, которые давали им силу жить более насыщенной и значительной жизнью. Я был страстно захвачен этим идеализмом и день за днем стремился жить в согласии с его доктринами. Конечно, мое послание упраздняло религию и отрицало власть правительства, обещая взамен освобождение от физических и душевных мучений.
Когда эта сцена ожила, я понял, что только что обращался к толпе в относительно многолюдной деревне. Собрание как раз начало расходиться, когда внезапно сквозь людские массы ко мне протиснулись несколько человек, собираясь арестовать меня. Не успев ничего предпринять, я был схвачен. Я знал, что у них все как следует продумано. Если бы они начали движение, пока я говорил с толпой, я бы их заметил. Они все точно рассчитали.
Я сдался без сопротивления, и они отвели меня в тюрьму и оставили в камере одного. Запертый в тесной каменной камере с узкими прорезями вместо окон, я сидел на полу, осознавая свою судьбу. Ничто из того, что я делал, не могло подготовить меня к тому, что должно было произойти. Спустя два дня меня отвели в центр города, где собралось несколько сотен человек – многие из них еще совсем недавно слушали мое учение. Но сейчас они собрались в предвкушении суда надо мной и намечавшейся пытки.
Меня раздели до нижнего белья и привязали к большой горизонтальной каменной плите с глубокими желобами по углам, в которых помещались веревки. На концах веревок были металлические наручники, надетые на мои запястья и лодыжки. И тогда началось. Человек, стоявший слева от меня, начал поворачивать рычаг, и каменная плита поднялась из горизонтального положения в более вертикальное. По мере того как плита поднималась, веревки растягивали мои конечности все сильнее.
Когда угол наклона достиг примерно 45 градусов, началась настоящая боль. Кто-то вроде судьи прокричал мне вопрос, собираюсь ли я продолжать учить своей философии. Я не удостоил его ни ответом, ни взглядом. Тогда он отдал приказ палачу крутить рычаг дальше. В какой-то момент я отчетливо услышал треск и щелчки в своих суставах. Я видел выражение своего лица, перекошенного болью. Это было все равно как смотреть на себя в зеркало – я полностью сознавал, что на той плите был я сам.