Страница 8 из 10
Вѣсть о новомъ ополченіи дошла до Кремля, откуда московскіе бояре, сидя взаперти, увѣщавали народъ, грамотами въ Кострому и Ярославль, быть вѣрнымъ Владиславу и грозили вмѣстѣ съ поляками патріарху, чтобы онъ убѣдилъ нижегородцевъ тоже остаться вѣрными Владиславу. Но Гермогенъ былъ непреклоненъ и сказалъ: «Да будетъ надъ ними милость отъ Господа Бога и отъ нашего смиренія благословеніе». Таковы были послѣднія слова патріарха, которому поляки перестали спускать въ подземелье пищу, и онъ 17 февраля 1612 г. скончался мученически, голодною смертью.
Ополченіе изъ Нижняго двинулось въ мартѣ 1612 г. по дорогѣ въ Ярославль, куда оно пришло въ началѣ апрѣля и оставалось здѣсь до августа мѣсяца. Во время похода князь Д. М. Пожарскій заѣхалъ въ Суздаль, чтобы здѣсь поклониться въ Спасо-Евѳиміевскомъ монастырѣ гробамъ своихъ прародителей, среди которыхъ впослѣдствіи онъ былъ погребенъ и самъ.
Пожарскій медленно подвигался къ Москвѣ, въ долгой стоянкѣ въ Ярославлѣ послѣдовало обвиненіе его со стороны Палицына, но оправданіе Пожарскаго заключалось въ томъ, что онъ не одинъ управлялъ войскомъ.
Рис.: Гермогенъ отказывается запретить ополченіямъ итти на освобожденіе Москвы.
Въ войскѣ былъ земскій соборъ, что ясно видно изъ грамоты отъ 7 апрѣля въ города, въ которой князь проситъ прислать ему выборныхъ «для Царскаго сбиранія». Что Пожарскій хотѣлъ еще въ Ярославлѣ, чтобы былъ выбранъ государь, объ этомъ сказано въ одной изъ его грамотъ городамъ: «Сами, господа, вѣдаете, какъ намъ стоять безъ государя противъ общихъ враговъ, польскихъ и литовскихъ и нѣмецкихъ людей и русскихъ воровъ». Бывшій земскій соборъ при Пожарскомъ не оставилъ ясныхъ послѣ себя слѣдовъ, но можно предположить, что онъ состоялъ изъ трехъ сословій: духовнаго, служилаго и тяглаго.
Рис. Подпись кн. Пожарскаго и его печать.
14 августа 1612 г. ополченіе народное подъ предводительствомъ князя Пожарскаго прибыло къ Троицкому монастырю, гдѣ было встрѣчено архимандритомъ Діонисіемъ со всею братіей и расположилось тутъ послѣднимъ до Москвы станомъ. 20 августа вечеромъ ополченіе подошло къ Москвѣ и, не доходя 5 верстъ, расположилось на р. Яузѣ на ночлегъ. Князь Трубецкой присылалъ звать Пожарскаго въ свой станъ, а на слѣдующій день пріѣхалъ къ нему и самъ съ тѣмъ же зовомъ, но получилъ въ отвѣтъ: «Намъ вмѣстѣ съ казаками отнюдь не стаивать». На это казаки озлобились и, какъ говоритъ лѣтопись: «нелюбы стали держать, что къ нимъ въ таборъ не пошли», на Пожарскаго, Козьму Минина и на ратныхъ людей.
Кромѣ того, казаки смотрѣли съ завистью на ополченіе Пожарскаго и Минина, которое было снабжено всѣмъ въ изобиліи. Наконецъ насталъ рѣшительный моментъ борьбы. Поляки, сидѣвшіе въ Кремлѣ и въ Бѣломъ-городѣ, стали жестоко страдать отъ голода и недостатка боевыхъ запасовъ; на выручку ихъ шелъ къ Москвѣ гетманъ Хоткевичъ. Нужно было помѣшать его сношенію съ осажденными и не допустить провезти провіанта, что продлило бы осаду и могло погубить дѣло ополченія.
21 августа поляки подъ начальствомъ Хоткевича показались уже на Поклонной горѣ. На другой день русскіе заняли оба берега Москвы-рѣки, чтобы преградить полякамъ дорогу къ Кремлю. Хоткевичъ перешелъ рѣку Москву у Дѣвичьяго монастыря и сразился съ войсками Пожарскаго, который въ продолженіе восьми часовъ подъ рядъ выдержалъ ожесточенный бой на лѣвомъ берегу Москвы-рѣки, между тѣмъ какъ на правомъ князь Трубецкой стоялъ неподвижно, а казаки, бывшіе въ его станѣ, смотря на битву, смѣялись надъ ополченіемъ Пожарскаго, говоря: «Господа, небось, богаты пришли отъ Ярославля, отстоитесь и одни отъ гетмана!»
Но подъ конецъ и сами не выдержали и пошли въ битву… Поляки были отброшены и даже ночью не могли провезти запасовъ въ Кремль: ополченцы отбили весь обозъ, съ большимъ урономъ для поляковъ.
Ожесточенныя стычки продолжались весь слѣдующій день, и русскимъ приходилось биться между двухъ огней: съ одной стороны нападалъ Хоткевичъ, съ другой — рвались изъ Кремля поляки, дѣлая отчаянныя попытки для соединенія съ гетманомъ.
Самый страшный бой произошелъ 24 августа, когда бились съ разсвѣта до сумерекъ. Окопы и остроги по шести разъ переходили изъ рукъ въ руки. Казаки хотѣли отстать отъ сражающихся, но Авраамій Палицынъ одушевилъ ихъ рѣчью и двинулъ въ бой. Начало темнѣть, а обѣ стороны никакъ не могли одолѣть другъ друга. Тогда Мининъ, зорко наблюдая битву, усмотрѣлъ слабое мѣсто у непріятеля и обратился къ Пожарскому, прося у него людей и дозволенія ударить на поляковъ со стороны Крымскаго брода. Пожарскій разрѣшилъ Минину взять три конныхъ сотни, съ которыми онъ и ударилъ во флангъ двумъ ротамъ поляковъ, которые дрогнули и побѣжали къ стану гетмана. Мининъ бросился за ними слѣдомъ и, невзирая на то что его племянникъ былъ убитъ у него на глазахъ, мужественно рубился съ непріятелями, находясь въ переднихъ рядахъ. Видя успѣхъ Минина, ополченцы поддержали его натискъ, а за ними пошла и конница на отступавшихъ поляковъ. Съ страшнымъ урономъ гетманъ Хоткевичъ принужденъ былъ отступить немедленно къ Воробьевымъ горамъ и уже не дерзнулъ болѣе подступать снова къ Москвѣ.
Засѣвшіе въ Кремлѣ поляки терпѣли страшный голодъ. Вмѣстѣ съ ними ту же участь несли и захваченные ими русскіе вельможи и бояре, въ числѣ которыхъ находился и бояринъ Иванъ Никитичъ Романовъ со своимъ племянникомъ Михаиломъ Ѳеодоровичемъ и его матерью инокинею Марѳою.
Рис.: Сабли князя Пожарскаго и Минина въ Оружейной палатѣ.
Русскіе воеводы предвидѣли, что для поляковъ дни сочтены, что не сегодня, такъ завтра голодъ принудитъ ихъ къ сдачѣ, а потому и не спѣшили приступомъ. Въ половинѣ сентября князь Пожарскій послалъ даже въ Кремль грамоту «полковникамъ и всему рыцарству, нѣмцамъ, черкасамъ и гайдукамъ, которые сидятъ въ Кремлѣ», и въ этой грамотѣ убѣждалъ ихъ прекратить напрасную распрю, указывая на безполезность ихъ дальнѣйшихъ усилій и на безнадежность ихъ положенія. «Сберегите ваши головы и животы въ цѣлости — заканчиваетъ Пожарскій свое посланіе, — присылайте къ намъ не мѣшкая, а я возьму на свою душу и у всѣхъ ратныхъ людей за васъ упрошу: которые изъ васъ захотятъ въ свою землю, тѣхъ отпустимъ безъ всякой зацѣпки, а которые захотятъ служить московскому государю, тѣхъ пожалуемъ по достоинству». На эту грамоту поляки отвѣчали грубо и гордо, а между тѣмъ нужда у нихъ дошла до того, что они должны были питаться падалью и даже человѣческимъ мясомъ; по свидѣтельству современниковъ, одинъ гайдукъ съѣлъ своего сына, а другой — товарища. Ротмистръ, которому поручено было судить и наказывать виновныхъ, бѣжалъ изъ суда, опасаясь, что подсудимые и его растерзаютъ.
Видя, что переговоры не приводятъ ни къ чему, ополченіе двинулось, на приступъ, и казаки взяли, 22 октября 1612 г., Китай-городъ. Но поляки рѣшились еще держаться, выжидая подмоги, но, чтобы избавить себя отъ лишнихъ людей, требовавшихъ пропитанія, поляки рѣшили выгнать изъ Кремля всѣхъ женщинъ, а потому потребовали отъ бояръ высылки ихъ женъ и дочерей изъ Кремля. Зная разношерстный составъ московскаго ополченія и особенно опасаясь казаковъ, бояре, сидѣвшіе въ Кремлѣ, взмолились къ князю Пожарскому, Минину и другимъ воеводамъ, дабы «приняли ихъ женъ безъ позора». Пожарскій успокоилъ ихъ, а когда, на другой день, несчастныя, беззащитныя женщины были безжалостно выгнаны изъ Кремля, князю Пожарскому стоило большого труда оберечь ихъ отъ корысти и озлобленія казаковъ, собиравшхся ограбить боярынь.