Страница 29 из 55
– Его сиятельство командующий, что был с гербом, так сказали... И отправили его, а меня приставили, чтобы ему служил, как следует, – пояснил парень без страха, с легковерной самоуверенностью, характерной для находящихся в собственном праве простаков.
– Что-то и ты мне подозрителен, браток, – проворчал монах, но Ловефелл понял, что вожак бандитов начинает колебаться.
Он подошёл и вытащил тряпку изо рта инквизитора.
– А ты что скажешь? – Спросил он.
– Это подложные документы, – ответил Ловефелл. – Люди Хакенкройца дали мне их, чтобы я смог перейти на императорскую сторону и разузнать, где стоят войска, а потом вернуться с вестями.
– Но ты не вернулся, – парировал главарь.
– Ну, не успел, – признал инквизитор. – Однако, так или иначе, приказ у меня ясный, и мне надо возвращаться к Хакенкройцу.
– Странную ты выбрал себе дорогу, чтобы вернуться. – Монах всё это время внимательно наблюдал за инквизитором.
– Найдите лучше, и я пойду с вами, – ответил Ловефелл. – И подумай, что императорские письма могут вам спасти жизнь, если вдруг что случится.
– Письма и я могу показать.
– Там написано «благородный дворянин», а по тебе, при всем уважении, видно, что ты священник или монах.
– Ну, видно, – заржал волколицый здоровяк. – Сам собственного настоятеля дровяной пилой пополам распилил.
Монах улыбнулся, будто вспоминая нечто приятное.
– Я ещё заставил его отречься от Бога и поклясться в служении сатане, чтобы эта сволочь из-под моей пилы попала прямо в дьявольские котлы, на вечную муку и погибель.
– А я настоятельницу Винтранга собственным членом на алтаре трахнул, – похвастался силач.
– Так и я её тоже трахал, – вмешался ещё один из бандитов, с лицом, отмеченным следами от оспы. – И получше тебя.
– Собак тебе трахать, а не настоятельницу! – Гаркнул здоровяк. – Я так её обработал, что...
– Молчать! – Крикнул монах. – Обоим вам собак и коз трахать, содомиты проклятые.
Должно быть, он пользовался большим уважением в шайке, поскольку все они и в самом деле замолчали, и никто даже не смел протестовать. Он, между тем поковырялся некоторое время щепкой в зубах, два раза смачно сплюнул на землю, и было видно, что он размышляет.
– Если ты распорешь второе голенище, то увидишь письма, о которых говорил парень, – посоветовал ему инквизитор.
Монах на этот раз осмотрел документы гораздо внимательнее. Даже поскрёб лист в паре мест грязным ногтем. Его товарищи наблюдали за этой процедурой с явным уважением.
– Вроде, подпись есть. И печать есть... День нам так и так нужно переждать здесь, – сказал он в конце концов. – А вечером я решу, что с вами делать, благородные дворяне, – последние два слова он произнёс с явной насмешкой.
Ловефелл выдохнул бы с облегчением, если бы только это не показалось подозрительным. Ему удалось спасти шкуру, по крайней мере, до захода солнца, а до этого времени многое может случиться. «Пока сердце бьётся в груди, дотоле есть надежда», – подумал он.
Монах приказал подчинённым затоптать пепел, чтобы их присутствии не выдавала даже узкая полоска дыма. Потом все расселись под деревьями, а инквизитора привязали к стволу. Рябой стащил с ног Ловефелла сапоги и надел их вместо собственных, порванных и дырявых.
– Жмут, – пожаловался он и посмотрел на Ловефелла с враждебностью, будто тот нанёс ему какую-то намеренную обиду.
– Перестанут, – пообещал инквизитор.
Во время обыска у Ловефелла забрали всё. Кошелёк с монетами, меч, кинжал, даже кожаный ремень. Один из бандитов, лысый, как колено, старик стянул с него кольчугу и заглянул в мешочек с шерскеном.
– Что за чертовщина? – Проворчал он.
Взял в пальцы щепотку порошка, понюхал.
– Воняет, как дерьмо, – буркнул он.
«Будто ты лучше пахнешь», – мысленно скривился инквизитор.
Мятежник больше не интересовался мешочком и отбросил его в сторону, в траву. К сожалению, очень далеко от того места, где сидел Ловефелл. Но зато очень близко от черноволосого парня, который небрежным движением потянулся за мешочком. Открыл его, поднял с земли кусочек коры и на эту кору высыпал щепотку зелья. Понюхал, держа, однако, достаточно далеко от лица, чтобы пыль случайно не попала ему в ноздри.
«Ты знаешь, что это такое», – подумал с внезапным удивлением инквизитор, наблюдая за парнем. – «Откуда ты, Бога ради, знаешь, что это?!»
Ибо шерскен был смесью различных химикатов, напоминающей на ощупь мелко молотый перец. Но действие его было намного опаснее. В малых дозах он мог служить лекарством, в больших вызвал почти мгновенную смерть, сопровождавшуюся расслаблением мышц и потерей дыхания. Брошенный в лицо одаривал жертву мгновенной, хотя и временной, слепотой и вызывал столь сильный зуд, что человек не думал ни о чём другом, как только тереть, тереть и тереть раздражённые глаза. Если он это делал и если втирал шерскен в зрачки, то мог быть уверен, что уже никогда не увидит ничего, кроме тьмы. Однако рецептура этой опасной смеси хранилась в тайне, и за одно её знание обычный человек мог отправиться на костёр, или, по меньшей мере, подвергнуться тщательному допросу. Тем временем, черноволосый, по-видимому, знал, с чем он имеет дело, поскольку вёл себя с мешочком чрезвычайно осторожно. Позже он стянул на ладонь рукав рубашки и отсыпал немного шерскена в горсть. Затем он посмотрел в сторону инквизитора и значительно кивнул.
– Что у тебя там? – Спросил рябой. Парень пожал плечами.
– Это этого, благородного, – буркнул он.
– Порошок какой-то был, – вмешался лысый старик.
– Это, наверное, этот перец, что из-за моря привозят, – похвалился знанием мира и нравов волколицый силач.
Рябой подошёл к парню и заглянул ему через плечо.
– Точно, перец, – сказал он уверенным голосом. – Я хорошо знаю, потому что, как я услышал о том перце, то прокрался в комнату к хозяину и нажрался его, сколько влезло.
– Да иди ты! – Воскликнул старик.
– Было, было! Чуть мне кишки не скрутило, такой адский жар, будто сам дьявол этот их перец готовил, а то и продавал.
– Да иди ты! – Лысый быстро перекрестился и беспокойно озирался вокруг, как если бы дьявол должен был вот-вот выскочить из-за деревьев и накормить его своим адским зельем.
– А благородные господа жрут, что ли, этот перец?
– Знамо дело, жрут! Только не для вкуса... – он понизил голос.
– А для чего?
– Жрут, чтобы узнать о мучениях, какие им черти в аду готовят за то, что нас, бедных, всеми несчастьями морили, – закончил рябой, поднимая руку, словно проповедник.
– Да иди ты!
– Эх, дураки вы, – рассмеялся монах. – Этого перца добавляют лишь щепотку, меньше, чем между пальцами поместится. Его благородные сыплют на мясо, чтобы вкус был лучше.
– В суп тоже можно насыпать перца, – вмешался черноволосый. – Говорят, он тогда придаёт сил, и человек голода не чувствует весь день. Хорошо, что у меня этот мешочек. Пригодится.
«Ишь ты, обормот», – подумал Ловефелл, одновременно изумлённый и восхищённый хитростью парня. – «Как Бог свят, сейчас всех их потравит!»
– Что значит у тебя? – Рявкнул рябой. – Ты, шлюхино отродье, наш перец хочешь забрать? Давай мне его мигом сюда, сейчас сыпанём в суп.
– А ты скорее этого отведаешь! – Волколицый силач протянул кулак, с сердитым лицом угрожая парню. – Живо давай мне эту ерунду!
Черноволосый с расстроенной миной подошёл к котелку и протянул мешочек бандитам. А на прощанье получил ещё и пинок под зад.
– Всё сыпать? – Поинтересовался бунтовщик, держа руку над котелком.
– А сыпь, сколько влезет, господского перца! Теперь мы господа! И перемешай хорошенько.
– Ладно!
«Весь шерскен мне изведут», – мысленно вздохнул Ловефелл, зная, что другую порцию сможет получить только в Инквизиториуме. Но игра стоила свеч.
Волколак перемешал похлёбку, а потом поднёс к губам деревянную ложку. Облизал её дочиста.
– Как будто, и впрямь немного вкуснее, – сказал он через некоторое время.