Танцы на снегу

— Не вижу тут ничего глупого.

— Я знаю, что память у меня ненадежная, но уж никак я не могла бы забыть, что тебя стукнуло по башке толстой веткой.

Кувырок яростно впился зубами в клок травы.

— Ну, — сказал он с набитым ртом, — не то чтобы очень толстой — так, веточка. Правда, с большой высоты. Я промолчал, не хотел, чтобы ты беспокоилась. Но голова сильно кружилась, особенно когда я пошел за тобой в лес. Я еле на ногах держался.

— Значит, ты мог спутать место? Я, возможно, права?

Кувырок выплюнул жесткий стебель:

— Ну да! Честно говоря, ты наверняка права.

— Тогда мне легче.

Кувырок принялся жевать грибы.

— Хорошо, что ты такая предусмотрительная, — проговорил он. — Приготовила для нас место…

Она кивнула и тоже принялась за грибы.

— Ну, не то чтобы именно для нас. Для себя и того, кто…

— Что, что? — воскликнул Кувырок, подняв голову.

— А как же? — спокойно объяснила Большеглазка. — Я же не могла заранее знать, с каким парнем придется пойти. Победил бы Сильноног…

— Ах, вот что! — ледяным голосом протянул Кувырок. — А я-то думал, ты в меня влюбилась…

— Так оно и было. Но надо же все предусмотреть! А вдруг ты бы проиграл в драке! Конечно, я хотела тебя, но если бы с тобой не вышло, не оставаться же мне без парня! Отец-то зайчатам нужен!

Кувырок вздохнул и попробовал успокоиться. Ему было очень больно представить себе Большеглазку с другим парнем. Да он и не верил, что она говорит об этом серьезно. По крайней мере, так ему хотелось думать.

— Но ты бы расстроилась, если бы я не стал за тебя драться?

— Еще как! Но вообще-то Сильноног — не такой плохой вариант. Он надежный, порядочный, вежливый. Думаю, мы бы с ним хорошо ужились.

— А не скучноват он?

— Смотря чего хотеть от парня. Одно дело кормилец семьи и хороший отец зайчатам, а другое — товарищ для игр и забав. Жизнь состоит не только из развлечений, особенно когда появляются зайчата.

— Конечно! Но я ведь тоже могу быть кормильцем и хорошим отцом.

Большеглазка ответила ласково:

— Поживем — увидим. Ты пока еще не доказал этого, правда?

Кувырок приуныл.

Они довольно долго ели молча, а потом Большеглазка сказала:

— Пойду в поле, поищу овощей. Ты самый лучший парень, какого я только могла пожелать, но в следующий раз, когда захочешь со мной хитрить, поупражняйся сначала.

И она удалилась через дыру в изгороди. Кувырок посмотрел ей вслед, потом перевел сощуренные глаза на прямые борозды аккуратного поля, на ровную, как стрела, канаву. В какой-то момент разговора она его обошла, но когда и в чем, он никак не мог понять. Одно Кувырок знал твердо: это не повторится. Он не позволит себе так вляпаться еще раз.

К неудовольствию Лунной зайчихи и ее колонии, уголком Букерова поля завладели кролики. Они решили обосноваться под большим деревом — там, где были зарыты человеческие трупы. Со старого места на краю деревни кроличьей семье пришлось уйти, когда люди начали строить дом прямо над их норой.

Кролики с зайцами почти не общались. Они и раньше не слишком обожали друг друга, а сейчас, ко всему прочему, зайцы сердились за вторжение. Конечно, настоящих ссор не случалось, зайцы с кроликами не воюют, но в колонии раздавались охи, вздохи и ворчание — с появлением родственничков жизнь на поле утратила часть своей прелести. И не одни зайцы — все звери, любящие чистоту и аккуратность, жаловались, что рядом с кроликами невозможно жить: они неряхи, бросают за собой место кормежки в ужасном виде, и тем, кто приходит после них, приходится долго искать чистое место, где покормиться.

Кролики делали вид, что высокомерие этих задавак зайцев их нимало не трогает, и, не тратя времени на извинения и попытки примирения, принялись копать себе новый дом. Им даже в голову не пришло послать к зайцам гонца и сказать что-нибудь вроде: «Вы не возражаете, если мы?..» Они просто явились, шумные, как вороны, — крольчата тут же, к ужасу и негодованию Камнепятки, затеяли игры и беготню между корней тотема, крольчихи немедленно кинулись рыть землю, а парни пустились расхаживать по полю с важным видом, указывая друг другу на красоты местности. Один из них сожрал букет крокусов, который со вчерашнего дня лежал на том самом месте, где крольчихи копали нору.

Занятым работой крольчихам попадались обрывки одежды и мелкие предметы, которые они с раздражением отшвыривали, замусоривая поле. Зайцы возмущались кроличьей неряшливостью, разгильдяйством и безответственностью, но уж конечно они не собирались убирать за бандой сработанных человеком недоживотных, которые живут глубоко под землей и носят кошачьи имена.

Но так или иначе, кролики устроились на новом месте, а зайцы ничего не могли поделать. Им оставалось только ворчать.

Кувырок, которого чистота и порядок волновали меньше, чем русаков, попробовал завязать с кроликами знакомство. Но оказалось, что они ничуть не жаждут общаться с зайцами, а особенно с какими-то голубыми пришельцами невесть откуда. «Мы уж будем держаться своей компании, — сказали они, — извините, каждому свое».

На новом месте кроликов подстерегала неприятная неожиданность, а винить в ней следовало только их неряшливость. Вышло так, что, к кроличьей досаде и заячьему ликованию, пришельцам пришлось переселяться еще раз. В итоге они ушли в лес — на то самое место, где Кувырок и Большеглазка зачинали своих первенцев. Кувырок видел, как это случилось.

На следующий вечер после того, как кролики устроились на Букеровом поле, туда забрел случайный прохожий — безобидный пожилой человек, который часто гулял по полям с палочкой. Обычно гуляющие сюда не заходили — человеческая тропа лежала подальше, но сейчас многие поля еще были затоплены, и этот человек, ища место посуше, прошел пятибревенные ворота и стал пробираться по краю канавы. Дойдя до места, где кролики разбросали мелкие предметы, вырытые из земли, он остановился, вгляделся себе под ноги и, с трудом наклонившись, поднял кожаный кошелек.

Беловолосый человек повертел кошелек в руках, достал из него полуистлевший клочок бумаги и стал рассматривать. Хотя уже смеркалось, зайцы не торопились прятаться, потому что Убоище не стало бы нападать на них в присутствии человека. Но он скоро ушел.

На следующее утро шесть или семь человек, одетых в одинаковые синие костюмы, явились в сопровождении вчерашнего старика, возбужденно перелаиваясь. Старик показал им клочья одежды, валяющиеся на земле, но когда он захотел поднять такой клочок, один из синих людей закричал, и старик торопливо выпрямился. Тут подошли еще люди с лопатами и принялись копать. Разволновавшиеся кролики стали один за другим выскакивать из запасного выхода, расположенного на Поггриновом лугу за изгородью, устремляясь в сторону леса. Многие из них, конечно, не задумались бы обвинить зайцев в том, что это они как-то подстроили такую напасть, если бы только могли придумать, как зайцам это удалось. Люди продолжали копать. Скоро показались тела мужчины и женщины, застреленных человеком с трактора. Ужасное зловоние разнеслось по полю. Люди не замечали зайцев, а зайцы, в отсутствие собак и ружей, не слишком боялись людей. Конечно, они держались на почтительном расстоянии, а многие вообще предпочли удалиться на Поггринов луг и снова принялись за танцы на снегу под развесистой ивой, подальше от человеческой суеты. Зайцы понимали, что люди пришли ненадолго и рано или поздно уберутся в свои дома.

Тем временем подходили все новые и новые люди, пока не образовалась настоящая толпа. Хозяин поля сердито залаял на людей в синем, и те заставили большинство пришедших уйти с поля — они так все затоптали ножищами, что хозяина чуть удар не хватил. Среди прочих зайцы заметили и человека с трактора. Он тревожно заглядывал через плечи тех, кто обступил трупы, — каждый из них очень быстро отходил прочь, зажав нос. Зайцы не могли понять, зачем этот человек пришел толкаться среди прочих, когда мог спокойно сидеть себе в символе счастья и горя не знать. Потом они увидели, что он выбирается из толпы, бледный и взволнованный. Он прислонился спиной к символу долголетия, пятибревенным воротам, и невидящими глазами уставился на заячьи танцы на Поггриновом лугу. Зайцы знали, что, раз наступила весна, этот человек скоро придет к воротам с пилой, свежевыструганными досками, молотком и гвоздями, кистью и зеленой краской, чтобы совершить ритуал обновления, дающий воротам бессмертие. Этот ритуал полагалось совершать трижды в год. Зайцы всегда радовались ему — они любили запах краски и стук молотка. И конечно, им было приятно видеть, что омоложение священного символа совершается руками уважаемого ими человека.