Танцы на снегу

Когда он сообщил Эрбу о своем решении, достойный кролик, успевший по-своему привязаться к гостю, решил сказать ему на прощанье что-нибудь приятное.

— Нам будет не хватать твоих забавных ужимок. Как мы смеялись твоим выходкам! Я и раньше думал, что зайцы чокнутые, а теперь точно это знаю.

— Очень любезно с твоей стороны, — сухо ответил Кувырок. Он знал, что эти южные кролики между собой так же грубы, как и с пришельцами. Дело не в видовой розни — просто кролики от рождения лишены всякого такта. Он тоже мог бы намекнуть, что все кролики — невротики, но, к сожалению, иначе был воспитан. Его учили, что с хозяевами надо быть вежливым.

— Куда же ты пойдешь? И что будешь делать?

— Еще не знаю, Эрб. Наверное, переберусь на тот остров. Вернее, это не остров, раз туда есть ход, но ты меня понимаешь.

Эрб покачал головой.

— Будь поосторожнее. А может, передумаешь? Я слышал, что этим островом владеет громадное летающее существо с хохлом на голове. Серое в крапинку чудище. Огромное страшилище с неслышным полетом, которое камнем рушится в сумерках, вечером и перед рассветом, и выхватывает зайцев из нор.

Кувырок вспомнил золотых орлов. Но это описание не слишком к ним подходило — золотые орлы не охотились в сумерках, а, наоборот, предпочитали дневное освещение. И цвет их никак нельзя было назвать серым. Конечно, какие-то детали кролики могли просто выдумать — Кувырок давно заметил, что они большие фантазеры. Все их истории с каждым повторением обрастали новыми подробностями, украшениями, завитушками, самые простые вещи обретали чудесные свойства, ягоды ежевики превращались в волшебные плоды.

— Что же это за птица? Может быть, из вашей мифологии? А ты, случайно, не ел голубых поганок? Я нездешний, но ничего похожего в небе не видел. Там, откуда я родом…

Эрб, кажется, обиделся.

— Как же, как же, у вас водятся золотые орлы. Ты мне их описывал. Должен сказать, что это создание — уж не знаю, птица оно или крылатое млекопитающее — крупнее и свирепее. И не смотри на меня так. Это не выдумки. Я понимаю, что у нас, кроликов, репутация искусных рассказчиков, но сейчас я тебе дословно повторяю то, что слышал. Тех, кто видел чудище вблизи, в живых, естественно, нет, но кое-кто замечал краем глаза, как мелькал в полутьме его силуэт. Днем оно отсиживается на колокольне и летает только в сумерках. Некоторые говорят, что это летающий барсук, а вместо хвоста у него горностай. А когда он хочет взлететь, из боков вылезают крылья. Большие, как у канюка.

— А может, это сова? Или летучая мышь?

— Говорю тебе, у него туловище громадное, как у барсука! Ты много видел таких сов или летучих мышей, что могут унести зайца или кролика?

Таких сов, с барсучьим туловищем, Кувырок, конечно, не видел. А вдруг на острове действительно живет какое-то небывалое чудовище? Да нет, скорее всего это выдумка, которой кролики пугают детей, чтобы слушались. В любом случае, к чему волноваться заранее? Он же не кролик! Надо принимать мир таким, каков он есть, стараться выжить без лишней суеты — и будь что будет!..

Он попрощался с Эрбом и остальными обитателями норы. К некоторым он даже привязался, особенно к степенной Фрамбуазе. Она напоминала ему пожилых тетушек-зайчих из родного клана. Во всех воспоминаниях о родине смешивались сладость и горечь.

Кролики выразили сожаление, что он уходит. Кувырок понимал, что большинство быстро его забудет. Он для них всего лишь чужак, забредший ненадолго, а их община сложилась много поколений назад. В любом случае он заяц, а заяц, при всем внешнем сходстве, все-таки не кролик.

На прощание ему разрешили выйти главным ходом, что он с гордостью и сделал.

Выйдя из рощи, Кувырок сразу почувствовал себя на несколько фунтов легче. Только сейчас он понял, как тесно и душно было ему в кроличьей норе, как не хватало неба над головой и свежего ветра, шевелящего мех. Он развеселился, словно зайчонок. Хотелось прыгать и кувыркаться. Ему даже пришло в голову, не отправиться ли на север, в сторону родных гор, но, окинув взором бесконечные плоские пространства вокруг, он понял, что такое путешествие ему не по силам. Лучше уж, подумал он, приспособиться к жизни здесь, чем странствовать в поисках родины до конца жизни.

Снова он вышел на морской берег, туда, где искусственный перешеек вел к заманчивому острову. В этих краях, где горы не заслоняли линию горизонта, где мир был открыт до бесконечности со всех сторон, он тосковал по замкнутому, ограниченному пространству. Нет, он не хотел душной кроличьей норы в лесной чаще, ему хотелось места широкого и открытого, но с границами. Никогда он не привыкнет к этой неоглядной равнине. И раз уж тут горы не замыкают пространства, то пусть его ограничит море!

Все время остерегаясь орлов, он подошел к дороге. Сейчас океан был гораздо спокойнее, чем в прошлый раз, волны больше не перекатывались через асфальт, а разбивались о каменистые откосы узкого перешейка.

После нескольких дней дождя небо прояснилось. Птицы летали во множестве. В приливе храбрости Кувырок решился выйти на перешеек и запрыгал по середине дороги, надеясь, что удастся проскочить, не встретив ни людей, ни их машин. Чайки, сидящие на окаймляющих дорогу нагромождениях камней, провожали его взглядами ничего не выражающих глаз. Лишний раз Кувырок убедился, как чужды и неприятны ему эти птицы.

На середине перешейка его с грохотом обогнал тяжелый грузовик. Еще раньше, чем до ушей донесся шум, Кувырок лапами почувствовал вибрацию асфальта и сразу прыгнул с дороги в камни, где и отсиделся, пока машина не проехала. Это казалось разумным поступком, хотя он слегка побаивался, что, живя с кроликами, заразился, сам того не сознавая, их привычками и реакциями.

Когда грузовик прогрохотал мимо, оставив за собой облако синего, зловонного, обжигающего легкие дыма, Кувырок, почихав и покашляв, пошел дальше и благополучно добрался до конца перешейка.

Он свернул с берега, где в расщелинах камней прятались рачки, глядя на него своими глазами на ниточках, где зеленые крабы проворно сновали по камням своей чудной — боком — побежкой. В песчаных углублениях жили моллюски, а пузырьки на заливаемых волнами местах показывали, где прячутся муравьиные львы. Линия прибоя, как изгородь в поле, — пограничная зона, район притяжения. Это место встречи двух исполинов, земли и моря. На стыке двух миров жизнь всегда кипит, бойкие обладатели двойного гражданства снуют туда-сюда, добывая себе пропитание в узкой приграничной полосе.

Отлив обнажил замшелую поверхность прибрежных камней. Там, в сырой тени, жили бледные черви, морские ежи, моллюски. Кувырок походил среди луж, полюбовался креветками, пожевал водоросли — они оказались горькими — и быстро пришел к заключению, что морской берег не место для зайца. Камни, издали казавшиеся столь же гостеприимными, как скалы и валуны его родины, оказались ужасно скользкими. Попытавшись вскарабкаться на один из этих камней, Кувырок поскользнулся, съехал, шлепнулся и отшиб зад.

Покинув берег, он направился в глубь острова и снова оказался на аккуратно разгороженных полях, изрытых параллельными бороздами, с отдельными купами деревьев и дренажными канавами у каждой изгороди.

Снова мир был расчерчен на квадраты стенами шиповника, боярышника, терна и орешника, а под этими естественными барьерами росли пышные травы и цветы, вереск и папоротники. Перелетая от одной дикой розы к другой, временами скрываясь в высоком борщевнике, порхали крапивники и зяблики. Кувырку понравилось здесь больше, чем на берегу.

За то короткое время, что он прожил в плоской стране, Кувырок привык к тому, что именно у изгородей собирается все живое. К ним слетались и сползались жуки, бабочки, муравьи и божьи коровки. Этими насекомыми кормились сварливые землеройки, от которых полевки и лесные мыши шарахались почти с тем же страхом, что от коршунов и соколов. И Кувырок нашел себе приют у изгороди — тут и от орлов можно укрыться, и не скучно, не то что в пустом и почти безжизненном поле. Хотя кролики много раз повторяли, что золотых орлов в этих местах не водится, ему слабо в это верилось. Он вырос в мире, неотъемлемой частью которого были орлы. Чтобы увериться, что в небе над плоскими землями не летают золотые убийцы, ему нужны были более надежные свидетельства, чем заверения кроликов. А кроме того, следовало на всякий случай помнить и о странном летающем звере.