Цена высшему образованию

- Да, да, конечно, у тебя прелестная фигура, - говорил я, покрывая ее тело поцелуями. Руки мои скользили по ее телу, пока правая рука не застряла ниже пупка.

- Ты что делаешь, хулиган? Почему ты до сих пор в...одежде?

- Ах, да, я совсем забыл.

В постели Валя была серой мышкой, будто ей всего пятнадцать лет и она отдавалась желанному мяснику впервые в жизни. Ее слабо выраженная страсть проявилась только в том, что ее личико покрылось легким румянцем, но ни одного движения, ни одного слова, ни даже поцелуя во время близости не выказала, будто я трогал ее за мочку уха. Словом, она была холодна, как старая дева после сорока лет, которой все равно, какая область тела подвергается легкому и нежному массажу.

- Мне надо туда, - сказала она. - Горячая вода есть?

- Есть, иди, - произнес я безразлично.

- Ты чем-то недоволен?

- У меня такое впечатление, будто муха села на хобот слону, а слон, вернее слониха этого даже не почувствовала, - сказал я, глядя в потолок.

- Лиха беда начало. Я к тебе еще не привыкла, - сказала Валя, накрывая свои худенькие плечи халатом и отправляясь в ванную.

"Может, я в чем-то виноват? Не расшевелил ее, слишком торопился, пренебрег предварительными ласками, не говорил ей красивые слова, забыл, что женщина любит ушами, или, что тоже вполне вероятно, у нее раньше был мужчина-гигант? Скорее так оно и было. Недаром каждая женщина втайне мечтает о массажном валике длинной в двадцать сантиметров и если такой попадается, она с восторгом рассказывает об этом в кругу своих подруг. Интересно, а, сколько же у меня? Мне скоро двадцать семь, уже детей пора иметь, а я никогда не измерял. Надо это дело поправить", - думал я и стал чесать затылок.

Валя вернулась из ванной неторопливой походкой и заявила, что ей пора вернуться в номер, так как она не предупредила соседок по номеру, и ее могут искать по всем корпусам санатория.

- Пойди, предупреди и возвращайся обратно, - сказал я не очень уверенно.

- Не все коту масленица, - сказала она загадочно и начала одеваться. - Ты проводишь меня?

- А как же, - ответил я и тоже направился в ванную.

Валя жила в том же корпусе двумя этажами выше в трехместном номере. Мы не успели открыть дверь, как услышали песни: ее подружки с двумя кавалерами уже, что называется, были тепленькие.

- А, присоединяйтесь! - сказал кто-то из них.

Я крепко держал Валю за руку и громко, так чтоб все слышали, сказал:

- Мы вам мешать не будем, мы пойдем гулять...на всю ночь, а вы за Валю не переживайте.

- Ну, Валечка, на конец-то, - восторженно произнесла Аня, чья кровать была напротив Валиной, - а то я уж думала: у тебя отпуск пройдет всухую. Стоило ли, думаю, ехать в такую даль, чтоб потом и вспомнить было нечего, ведь из Москвы сюда больше полутора тысяч километров.

- Молчи, предатель, - прошипела Валя и повернулась к входной двери.

- Ну что, калужанка, обманула меня? - сказал я, глядя ей в озабоченное лицо. - Я тебя накажу за это.

- Как?

- Я тебе всю ночь спать не дам.

- Хи, хи, напугала мышка кошку.

Ночь у нас была действительно бурная. Валя только перед рассветом сказала, что чувствует легкую приятную усталость и что, по всей вероятности, у нее тяжелеют и опускаются веки. Я был немного шокирован ее храпом, но храп был легкий, щадящий и это позволило мне тоже погрузиться в сон.

Мы проспали завтрак. Когда раздался стук в дверь, я проснулся первым и глянул на часы. Стрелки показывали двенадцать.

- Сейчас, подождите минутку, - сказал я, поднимаясь с кровати, хотя Валя продолжала спать, как убитая. Я срочно оделся кое-как и открыл дверь. На пороге стояла Аня с подносом в руках, накрытым двумя белыми салфетками. Она решительно вошла к нам в номер, поставила поднос на столик и громка произнесла:

- Эй ты, сластена! ну-ка вставай. Я вижу, тебя здорово накормили, и тебе уже ничего не нужно. А вот твой кормилец...ему надо подзаправиться, иначе ему грош цена.

- Аня, если вы будете продолжать, я вас ущипну, - сказал я с великой гордостью, ибо я действительно не ударил лицом в грязь.

Валя открыла глаза и натянула одеяло на голову.

- О, да ты, я вижу, стесняешься, - сказала Аня. - Не прячь свое счастливое личико.

- Иди ты! - произнесла Валя и высунула язычок, откинув одеяло ниже подбородка. - Вить, котик ты мой, отвернись, я накину на себя...халат и сяду с тобой к столу.

Я ушел в прихожую и как мальчишка стал подглядывать, как одевается Валя. Я как бы сейчас на трезвую голову, сыт по горло ее телом и тем прелестным эластичным и необычайно нежным местом, которое за ночь высосало из меня все соки, понял, что у нее довольно милая, если не сказать прелестная фигура.

Аня что-то тихо говорила ей, чуть ли не на ушко, но Валя подняла указательный пальчик и как бы сказала: во! " Ну, ласточка, теперь ты кажется в клетке, - подумал я не без гордости, - теперь только от меня зависит: быть тебе на свободе, или там остаться".

Мы перекусили и снова пошли гулять, пропустив в этот раз прием радоновых ванн. Мне показалось, что Валя помолодела на целых десять лет, потому что ее тонкие губки липли к моим губам, как пчела к медоносному цветку. Было ясно, как Божий день, что наше расставание для нее будет непростым делом, и само собой возник вопрос, когда кончаются путевки, как нам быть дальше, если наша близость не повод для знакомства, а нечто большее и серьезное?

- Как ты относишься ко мне, моя прелестная кисочка? Я просто не думал, что ты окажешься такой сладкой и...такой ненасытной, - сказал я, когда мы стояли, опершись о ствол яблони в цвету, лицом друг к другу, и я держал ее обеими ладонями за ягодицы, так чтобы она чувствовала меня всего-всего.

- Не знаю, я еще ничего не знаю, - ответила Валя, набрав воздуха полные легкие, после затяжного поцелуя, - я об этом все время думаю, и голова кругом идет. С одной стороны все так неожиданно и быстро, а все что быстро приходит, быстро и уходит, а с другой стороны, ты мой первый мужчина, который покорил не только мое тело, но, похоже, и мою душу. Будет смешно, если я и вовсе потеряю голову. Я уже сейчас готова плакать. Я не знаю, кто ты, откуда ты, может, ты уже трижды женат и сейчас у тебя жена есть и трое детей по полу ползают. Скажи хоть, сколько тебе лет? Или нет, нет, не говори ничего. Ты мне ничего не можешь сказать...хорошего. Душу растравил мне, голову заморочил, а теперь спрашиваешь, как я к тебе отношусь. Конечно, я дура, как и все бабы. Стоит нам поддаться слабости, и мы уже начинаем думать о каких-то правах, на что-то надеяться.

- Ты говоришь очень красиво, но не по существу. Зря ты так мало ценишь себя. Твои слова, точно такие же, могли бы вырваться из моих уст, если бы ты была немного хитрее, чем ты есть на самом деле. Но вот, что я тебе скажу: я не женат, детей у меня на стороне нет, мне двадцать семь лет, я еще решительно ничего не достиг в жизни, хотя Лермонтов в моем возрасте уже был гениальным поэтом. У меня высшее образование, которому грош цена. Это образование дало мне право быть сельским учителем, где мне платили жалкие гроши, приблизительно столько же, сколько платят уборщице на каком-нибудь заводе, и я недавно тайком покинул школу и по блату устроился на ДОКе рабочим. Я там зарабатываю больше и авторитет у меня выше. Руководство ДОКа наградило меня путевкой в этот санаторий. Как видишь, я не подарок. Может, единственное мое достоинство в том, что я не пью и думаю бросить курить. Ты мне очень нравишься, нет, я не так сказал, я тебя, кажется, уже люблю. Сама судьба мне тебя в мои руки вручила. Ведь, когда ты убегала от своих преследователей и просила о помощи, на моем месте мог стоять, кто-то другой, но стоял именно я и как мне кажется неспроста. И если я, как ты говоришь, растравил тебе душу и заморочил голову, то это прекрасно, значит, птичка попала в клетку, в мою клетку и теперь я больше ее не выпущу. Я открою эту клетку только после загса, и мы будем вместе бороться за право на достойную жизнь.