Октябрь

Власти могли бы без труда справиться с подобным выступлением оппозиции, однако они предпочли прибегнуть к жестоким и неоправданным мерам. Тысячи солдат были развернуты в готовности на невском льду.

Когда демонстранты приблизились, их атаковали казаки с саблями наголо. Многие в замешательстве разбежались. Перед оставшимися стояли царские войска. Демонстранты не желали расходиться. Тогда солдаты подняли на изготовку ружья и открыли огонь. Одновременно налетели казаки, принявшиеся избивать людей нагайками. От крови стал таять лед. Обезумевшие люди кричали, метались и падали.

Когда кровавая бойня завершилась, на снегу остались лежать 1500 погибших. Этот день вошел в историю под названием Кровавого воскресенья.

Влияние этих событий на общественное мнение и на историю было огромным. В тот день мировоззрение отца Гапона полностью изменилось. По словам Надежды Крупской, «обвеянный дыханием революции» Георгий Гапон кричал в толпе выживших демонстрантов: «У нас больше нет царя!»

Тот день ускорил революцию. Новости о Кровавом воскресенье стремительно распространились по железной дороге, помчались по российским просторам в поездах, везде вызывая ярость и гнев.

По всей Российской империи прокатились стачки. Они охватили новые профессии: служащих, горничных, извозчиков. Последовали новые стычки с властями и новые смерти: около 500 человек погибло в Польше в Лодзи, около девяносто – в Варшаве. В июне вспыхнуло восстание на броненосце «Князь Потемкин-Таврический»; причиной стало возмущение матросов тем, что их кормили испорченным мясом. В ноябре выступления народных масс происходили также в Кронштадте и Севастополе.

Царский режим отчаянно боролся с революционными настроениями. Он пытался сочетать уступки с репрессиями. Надвигавшаяся революция не только порождала жестокие репрессии со стороны властей, но и разбудила традиционный садизм крайне правых сил, чуть ли не санкционированный царским режимом.

Два года назад, в 1903 году, бессарабский город Кишинев был свидетелем первого в двадцатом веке еврейского погрома. В течение тридцати шести часов банды мародеров при полном попустительстве полиции и с благословения православных епископов устраивали кровавую бойню. Евреев, взрослых и детей, подвергали пыткам, насиловали, калечили, убивали. Одному ребенку отрезали язык. Убийцы вспарывали своим жертвам животы и запихивали туда перья. Погиб сорок один человек, почти 500 было ранено. Как заметил один из журналистов, большинство граждан, не относящихся к евреям, не выразили в этой связи «ни сожаления, ни раскаяния».

Признавая страдания кишиневских евреев, многие при этом утверждали, что те сопротивлялись недостаточно активно. Этот «позор покорности» вызвал критический анализ деятельности еврейской общины среди еврейских радикалов. Теперь, в апреле 1905 года, когда украинские евреи Житомира ожидали очередного погрома, они были готовы на сей раз дать достойный ответ: «Мы покажем, что Житомир – не Кишинев». И когда евреи действительно оказали убийцам ожесточенное сопротивление (тем самым удалось сократить материальный ущерб и число человеческих смертей), это вдохновило еврейскую организацию Бунд выступить с заявлением: «времена Кишинева безвозвратно канули в прошлое».

Но Бунд, к большому сожалению, ошибся, и последовавшие ужасные события не преминули это продемонстрировать.

Еврейский погром в Житомире был организован черносотенцами. «Черные сотни» – различные протофашистские крайне правые объединения, возникшие в ходе событий 1905 года как реакция на революцию. Как правило, они использовали некоторые популистские лозунги, такие как перераспределение земли, защита монархии и самодержавного царя (Николай II являлся почетным членом некоторых черносотенных объединений). Наряду с этим их отличительной чертой была звериная ненависть к национальным меньшинствам, к «нерусским», и особенно к евреям. Они набирали банды уличных головорезов и имели множество высокопоставленных сторонников, среди которых можно, к примеру, упомянуть депутатов Государственной думы Александра Дубровина и Владимира Пуришкевича. Дубровин возглавлял массовую черносотенную организацию «Союз русского народа», являлся сторонником экстремистских насильственных методов и расистской идеологии, бросил врачебную практику ради борьбы с мерзостью либерализма. Владимир Митрофанович Пуришкевич был заместителем председателя «Союза русского народа». Он являлся яркой личностью, отличался бесстрашием и эксцентричностью на грани психического расстройства. Еврейский писатель Шолом-Алейхем характеризовал его как «жестокого злодея» и «самодовольного индюка». Владимир Пуришкевич искренне верил в самодержавие, дарованное России свыше. Некоторые черносотенцы, например члены секты «иоаннитов», приправляли свою расовую ненависть исступленной религиозностью, направляя православный энтузиазм против «христоубийц» и обращая безумные идеи о кровожадных евреях, иконы, эсхатологию и мистицизм на службу своим безнравственным целям.

В октябре черносотенцы совершили массовое убийство в многонациональной Одессе, погибло более 400 евреев. В Томске погромщики заблокировали все входы и выходы в доме, где проходило собрание, подожгли его и, ликуя, живьем сожгли десятки жертв, подливая в огонь бензин. Свидетелем этого злодейства стал подросток Наум Габо, которому удалось спастись. Несколько лет спустя, будучи уже взрослым и став к тому времени ведущим скульптором своего поколения, он напишет: «Не знаю, могу ли я передать словами весь тот ужас, который охватил меня и овладел моей душой».

Этот разгул черносотенцев продолжался еще многие годы.

Пока реакционные силы продолжали творить свои кровавые дела, царь колебался, пытаясь найти компромисс. В августе 1905 года Николай II учредил Государственную думу как «законосовещательный» орган. Но запутанное положение о выборах в Государственную думу отдавало предпочтение крупным собственникам, народные массы остались недовольны таким шагом. Портсмутский договор завершил Русско-японскую войну на достаточно мягких для России (с учетом обстоятельств) условиях. Тем не менее авторитет государства за рубежом и в самой стране, среди всех классов и сословий, упал.

У оппозиции было множество разных поводов, в том числе весьма странного характера, для проявления своего недовольства режимом. В октябре 1905 года возникший в Москве конфликт по вопросу пунктуации ознаменовал завершение этого года, насыщенного революционными событиями.

Московские печатники получали оплату за каждую литеру. Теперь же рабочие издательского дома Сытина потребовали платы и за знаки препинания. Малопонятное со стороны, это типографское восстание вызвало волну симпатии, проявившейся в организации забастовок поддержки, в которых приняли участие пекари и железнодорожники, служащие некоторых финансовых учреждений. Танцоры Имперского балета отказывались выступать. Закрывались заводы и магазины, стояли трамваи, юристы отказывались вести дела, присяжные заседатели – выслушивать дела. Поезда на железных дорогах замерли, железнодорожное сообщение в стране остановилось. В Маньчжурии застряли крупные (до миллиона человек) войсковые силы. Забастовщики требовали пенсий, достойной оплаты труда, проведения свободных выборов, амнистии политзаключенных и создания представительного органа в лице Учредительного собрания.

13 октября по инициативе меньшевиков в Санкт-Петербургском практическом технологическом институте состоялась встреча около сорока представителей рабочих, эсеров, меньшевиков и большевиков. Рабочие были избраны при норме представительства один депутат от 500 человек. На этом собрании был сформирован Петербургский Совет рабочих депутатов.

В течение трех месяцев (пока массовые аресты не положили этому конец) Петербургский Совет распространил свое влияние в народных массах, существенно укрепил позиции за счет привлечения в свои ряды множества активистов, заявил права на широкие полномочия. Он устанавливал сроки забастовок, контролировал телеграфную связь, рассматривал общественные петиции, выступал с публичными призывами. Одним из его руководителей был молодой революционер Лев Бронштейн, известный в истории как Лев Троцкий.