Мгновения жизни

Черри великолепным образом проигнорировала ее и продолжала как ни в чем не бывало.

— Разумеется, он пытался изображать из себя мужчину, отказываясь войти в дом. Он заявил, что не хочет причинять тебе лишних хлопот. — Улыбка на губах Черри странным образом противоречила плескавшейся в ее глазах жгучей ненависти, впрочем, она быстро увяла. — Похоже, он не верит в то, что ты бросишься подбирать обломки. И я не стала бы тебя винить, если бы отказалась взять его. Ему требуется постоянный уход. А потом будет еще хуже, уж столько-то мы знаем. — Она говорила отрывистым тоном, словно читала инструкцию по уходу за домашними животными. — Будет много… ну, ты понимаешь… стеснительных обстоятельств. А ты никогда не казалась мне способной на такие подвиги. Ты ведь в первую очередь думаешь о карьере, а, Грейс? — Грейс уловила исходящий от нее запах алкоголя. Она топталась сзади, пока Черри открывала дверцу автомобиля и сунула голову в салон, продолжая разглагольствовать сухим, безразличным тоном: — Ну вот, с тобой все в порядке. Разве я не говорила, что она согласится забрать тебя? — Черри попятилась от машины и покачнулась, угодив каблуком в ямку. Таких мест было полно на лужайке, это Плутон когда-то вырыл ямки, пряча в них свои сокровища, но до конца не засыпал.

— Добрая старая Грейс, — пропела Черри, раскачиваясь на каблуках, она вступила еще в одну ямку. — Всегда рядом, страстно жаждущая заполучить хотя бы крохи любви с чужого стола.

— По-моему, ты наступила на кость, — сказала Грейс, не сводя расширенных глаз с человека в машине, который был ее возлюбленным, который был Джефферсоном. Она смотрела на него так, словно никогда не надеялась увидеть его вновь.

Черри взглянула себе под ноги и передвинулась в сторону.

— О чем ты лепечешь? Какие кости? Черт, чем вы тут занимались, что по двору разбросаны кости? Вы что, изображали семейку Адамсов или как?

Грейс засмеялась. Прижавшись спиной к нагретой солнцем коре клена, она не могла остановиться. Потом Джефферсон вылез из автомобиля. Он двигался медленно, как человек, у которого страшно болит спина, но сумел самостоятельно подойти к Грейс, обнял ее, крепко прижал к себе и прошептал:

— Прости меня, любимая, прости меня.

— Как трогательно. — Черри буквально выплюнула последние слова. — А теперь, как бы мне ни хотелось посмотреть на своего супруга, обнимающегося с застенчивой брюнеткой, я вынуждена откланяться. Надеюсь, вы меня извините. — Она сделала паузу и окинула Джефферсона взглядом с ног до головы. — Видишь, жизнь-то есть у меня. — Она открыла багажник, вынула оттуда небольшой саквояж и швырнула на землю, после чего села за руль и с таким бешенством рванула с места, что из-под задних колес полетел гравий.

— Что происходит? Джефферсон, ради Бога, что происходит? — В голосе Грейс ощущались слезы и мольба — она сама слышала их, — словно она была восьмилетней малышкой и кто-то из взрослых сыграл с ней злую шутку.

— Давай войдем в дом, — предложил он и поднял саквояж.

— Это ведь неправда, скажи! — Теперь она умоляла. — Я знаю, что беспокоилась, но ведь ты повторял, что с тобой все в порядке. Ты ведь здоров, правда? — Она шла с ним рядом и без конца лепетала что-то, а войдя в кухню, разрыдалась.

Он опустился на стул и взял ее за руку, боясь посмотреть в глаза.

— Прости меня, Грейс, но сначала я действительно ничего не знал.

— Не знал чего? — Она затаила дыхание и закрыла глаза, словно надеялась избежать страшного признания.

— О том, что у меня рак. — Его вздох прозвучал так тяжело, что казалось: он в буквальном смысле со стуком упадет на пол, а не повиснет в воздухе. — А эта разновидность, бронхиальная карцинома, прогрессирует очень быстро. Мне делали химиотерапию. Она не помогла. Больше я не соглашусь. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Ты слишком молод, для того чтобы у тебя был рак легких. Должно быть, врачи ошиблись. Ты обращался к другому специалисту? У Анжелики есть приятель, он исследует раковые заболевания в Маунт-Верноне. Это одна из лучших исследовательских клиник. Я позвоню ей.

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, Грейс. Я обращался и к другому специалисту, и к третьему. В моем возрасте рак легких действительно встречается очень редко, так что мне не повезло. — Он улыбнулся собственной сдержанности. — Всему виной курение и асбест. Помнишь то лето, когда я работал в скобяной лавке Грега? Мне все время приходилось иметь дело с асбестом. Помнишь, как я выходил из задней части лавки весь в пыли? Это был асбест. В те времена он использовался везде, особенно на фермах.

Грейс молча смотрела на него. В голове у нее сталкивались образы, и наконец она зажала уши руками и закричала:

— Нет, нет, нет, нет, нет! — Потом упала перед ним на колени и разрыдалась.

— Как ты мог не сказать мне? Это было жестоко. Я знала: что-то не так. Я умоляла тебя сказать мне, в чем дело. Неужели ты не видишь, как нечестно ты вел себя по отношению ко мне, скрывая правду? Ты даже отменил поездку. Я не понимаю, я тебе больше не нужна? — Из кармашка она достала салфетку и высморкалась. — Твоя жена знала, твоя семья, твои друзья. А я… неужели ты посчитал меня лишней?

— Грейс, пожалуйста.

— Не отделывайся от меня пустыми фразами. «Грейс, пожалуйста!» А если бы Черри не взяла дело в свои руки, что тогда?

Они сидели на веранде, бок о бок, двое влюбленных, и смотрели, как вокруг них продолжается жизнь, — прямо картинка из книжки, если не считать того, что один из них не доживет до конца года. Грейс оттолкнулась ногой от пола, отчего гамак закачался. Джефферсон пытался объясниться. Он болен уже некоторое время, но отказывался даже думать о том, что это может быть чем-то серьезным. Наконец один из его друзей на факультете взял его за руку и отвел к врачу. Последовали многочисленные осмотры и анализы, потянулись часы и дни ожидания, когда он, вопреки своему предчувствию, надеялся, что тревога окажется ложной. Его надеждам не суждено было сбыться.

— Однажды мне уже пришлось пережить нечто подобное, много лет назад, когда мне едва исполнилось тридцать. Меня направили на сканирование мозга. На территории больницы на клумбах вовсю цвели бледно-желтые нарциссы. Помню, глядя на них, я подумал, что, когда через час буду снова проходить мимо, мне уже может быть вынесен смертный приговор. Когда мне сказали, что все в порядке, я ожидал, что почувствую невыразимое облегчение, но не ощутил ничего. Я вышел на воздух, ярко светило солнце, цвели нарциссы, и вот тогда я понял, насколько счастлив. Я поступил так, как поступают все на моем месте: я сказал себе, что больше никогда не стану беспокоиться по пустякам, из-за повседневных мелочей, а буду обращать внимание только на действительно важные вещи, буду жить и наслаждаться жизнью. Естественно, достаточно быстро все вошло в привычную колею. — Он улыбнулся, и эта гримаса была таким жалким подобием его прежней широкой улыбки, что Грейс была вынуждена отвести глаза. Джефферсон, уже чуточку отрешенный, какими бывают люди, готовящиеся покинуть этот мир, рассеянно погладил ее по голове. — Мы чертовски неблагодарны, тебе не кажется? И глупы. Господь, должно быть, приходит в отчаяние. Еще бы. Он даровал нам проницательность — способность проникать в суть вещей, а мы держим ее в своих маленьких потных ладошках секунду-другую, потом роняем и забываем, что у нас вообще когда-либо был этот дар. Во всяком случае, я все время вспоминал свою прогулку среди нарциссов, пока сидел в ожидании то в одной приемной, то в другой, а потом, когда меня перевели в отдельное помещение, зарезервированное для тех, чье несчастье дает им особые привилегии, я вдруг снова пережил то волшебное мгновение, когда мне вернули жизнь, отчаянно надеясь, что история повторится. Увы, на этот раз чуда не произошло. Мне предложили пройти курс лечения, предупредив, что я все равно не вылечусь окончательно и что мне даже не станет намного лучше. У меня замечательная страховка, — он улыбнулся и покачал головой, — так что врачи не могли просто так отпустить меня, не испробовав всех средств из своего арсенала, самых последних и самых многообещающих, но в конце концов сдались и они.