Мгновения жизни

НЕЛЛ ГОРДОН: Незадолго до того, как ей исполнилось тридцать, она поспешно выскочила замуж и уехала из глубинки, нарушив, таким образом, творческое уединение и сделав паузу в многообещающей карьере.

Вот уже пять лет Грейс жила в студии на верхнем этаже дома по улице Талгарт-роуд. Она очень любила эту свою квартиру и не собиралась ее менять. Когда Анжелика Лейн поинтересовалась, что она в ней нашла (ну, хорошо, когда-то здесь находилась мастерская художника, от которой остались большие окна и хорошее освещение, но здание изрядно обветшало, да и район никак нельзя назвать престижным), Грейс рассказала ей историю, услышанную в детстве от отца.

В далекой Персии жила-была бедная девушка, прекрасная, как золотая заря. Но несмотря на свою красоту, она была очень одинока, совсем как небо, когда его покидало заходящее солнце, а луна не спешила взойти на небосвод. Во всем был виноват исходящий от нее отвратительный запах. Бродяги и благородные господа — все останавливались, завидев девушку, чтобы полюбоваться на ее красоту, но их пыл быстро угасал, как только до них долетал этот запах. Однако, как объяснил отец Грейс, дело было вовсе не в том, что она не мылась. О нет, тело бедной девушки была чистым, как горный ручей, она всегда подолгу и тщательно мыла свои прекрасные руки и ноги. Но все было напрасно: запах гниющей рыбы не исчезал, он словно прилип к ней, превратившись в часть ее сияющей, но расточаемой впустую, красоты. И вот однажды мимо проезжал сам принц и, заприметив молодую красавицу, остановил коня и спешился. Бедная девушка стояла, опустив голову, — она ждала, что принц отшатнется и уедет, как все прочие. Но — странно! — принц не ушел. Он стоял совсем близко к ней и не делал никаких попыток отойти подальше. Удивленная, она взглянула ему в лицо, которое оказалось столь же красивым, как и ее собственное. Забыв обо всем, кроме тепла его улыбки, она несмело улыбнулась в ответ, и, когда он обратился к ней, она заговорила таким чарующим голоском, что птицы у них над головой перестали петь, чтобы послушать ее. Принц, конечно же, влюбился в нее и дал клятву жениться. «А как же запах? Разве он вас не смущает?» — только и спрашивали его все вокруг. На что принц отвечал: он заметил лишь самую красивую в мире девушку, она улыбалась ему и стала говорить ласковые слова, которые были для него слаще песен соловья.

— Ага. Давай посмотрим, правильно ли я тебя поняла, — заявила Анжелика. — Ты видишь себя в роли прекрасного принца, а твоя квартира — это очаровательная, хотя и дурно пахнущая девица, оказавшаяся в бедственном положении?

— Нет. Я всего лишь хочу сказать: для того чтобы оценить это место, надо постараться взглянуть немного дальше своего носа. Хотя даже агент по продаже недвижимости пытался отговорить меня от этой покупки.

В самом деле, здание стояло на оживленной магистрали, и, как бы тщательно она ни оттирала подоконники и стекла, сажа моментально оседала на них вновь, подобно хлопьям черного снега. А жильцы выносили мусор каждый день, не считаясь с тем, должна приехать сегодня мусорная машина или нет, так что выходя из дома, приходилось всегда внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на рвотные массы или на еще что похуже. Бедная Аврора, богиня утренней зари, ведь ей приходилось вставать и показывать свои розовые щечки вот таким улицам, но Грейс несмотря ни на что была счастлива. Она чувствовала себя вполне комфортно в яркой светлой комнате с высокими потолками и большими арочными окнами, забранными ажурными решетками, где все еще ощущалось дыхание музы художника.

Грейс, которую, в общем-то, нельзя было назвать богиней утренней зари, тем не менее, со спокойным удовлетворением встречала каждый новый день. Она чувствовала, что их связывают дружеские узы, какие часто возникают между людьми, вместе и с удовольствием работающими над каким-то проектом. И таким проектом для нее в последние десять лет оставалась фотография. Фотография означала для Грейс крышу над головой и кусок хлеба с маслом на обед. Фотография вдохновляла ее, бодрила как тонизирующий напиток, она приходила к ней по ночам в ее снах. Эта работа была отправкой точкой ее жизни, ее радостью и гордостью, а может быть — единственной настоящей страстью. Процесс фотографирования был для нее сродни занятию любовью.

Она встречалась с мужчинами, и самый долгий ее роман тянулся примерно около года, но она упорствовала в своем желании жить одной. Во всех случаях, кроме одного, она уходила первой. Пару раз ей приходилось в спешке уносить ноги, чтобы не принести себя в жертву, и один раз она едва не рассталась со своей свободой. Казалось, принимая важные решения, она руководствуется никому не ведомыми соображениями. Анжелика как-то сказала, что она следует велению своего внутреннего голоса, Грейс тогда подумала, что это не столько внутренний голос, сколько внутренний шутник. Но в большинстве случаев она просто расставалась с очередной мечтой и приходила в себя, снимала розовые очки и обнаруживала, что мужчина рядом с ней — это лишь игра света и тени, проекция ее надежд и чаяний.

— Мужчины, — глубокомысленно заявила ей однажды миссис Шилд. — Их нужно принимать такими, какие они есть, или кто-то другой сделает это за тебя.

— Ну и пусть, — ответила Грейс.

— Ты похожа на кошку, — сказала ей Анжелика. — Тебя волнует только твой дом, а люди могут приходить и уходить.

Грейс запротестовала — она не слишком любила кошек. Собственно говоря, все упиралось в доверие, а она им не доверяла.

— Я забочусь о людях, — парировала она. — Но ведь я не обязана жить с ними. Взгляни на этот свет. — Она повела рукой в сторону окна. — Северный свет, он самый лучший.

— Ты без конца рассуждаешь об этом свете, — заметила Анжелика. — Но ты почти не бываешь здесь днем.

— Зато я знаю, что он вернется. Это единственная вещь в жизни, в которой можно быть уверенной: с наступлением утра он вернется.

— В этом банальном декларировании очевидного скрыта какая-то истина, которую я не понимаю? — поинтересовалась Анжелика.

— Вовсе нет. — Грейс пожала плечами. — Но люди почему-то так боятся провозглашать очевидное, что кому-то приходится заниматься этим, иначе в конце концов сомнительное затмит очевидное.

Работы Грейс постепенно начинали пользоваться все большим успехом, но она никогда не отказывалась от дополнительного заработка, подрабатывая по уик-эндам в отделе фототоваров универмага «Хэрродс». Жить только за счет любимой работы было роскошью, она никогда не забывала об этом. Ее бывшие соседки по квартире, Анжелика и Дэйзи, уже вышли замуж. Дэйзи переехала в графство Оксфорд и исчезла из виду, погребенная под грузом забот о компосте, цветочных бордюрах и многочисленных отпрысках. Анжелика, унаследовавшая от матери выставочную галерею «Адам и Ева», вышла замуж за Тома, дилера фондовой биржи. Том был крупным мужчиной, этаким игроком в регби: высоким и широкоплечим, с копной жестких черных волос и розовым лицом. Он походил на школьника старых времен, который много времени проводит на улице. Он оказался громкоголосым и шумным. Грейс казалось, что в линии его губ таится что-то неприятное. Том заявил Анжелике, что ему нравятся женщины, которые стремятся сделать карьеру, но относился к ее работе, как к пустому времяпрепровождению. И еще он любил шутить.

— Когда мы только начали встречаться с Анжеликой, она не мылась целыми неделями. Спроси меня, почему, ну, давай же, спроси!

— Почему Анжелика не мылась, Том?

— Потому что боялась, что я позвоню, когда она будет в ванной.

Оставшись с Анжеликой вдвоем, Грейс сказала ей:

— Когда ты с ним, ты похожа на негатив: белое — это черное, а черное — это белое. Неужели это и есть замужество? — На носу у Анжелики остались капельки мыльной пены, и она выглядела так, словно вот-вот заплачет. Грейс промокнула пену на лице Анжелики уголком сухого чайного полотенца. — Вот так. — Она улыбнулась. — Прости меня. Если ты его любишь, полагаю, игра стоит свеч.