Страница 7 из 19
– Паровоз, шмаровоз! – беззаботно сказал он. – Ничего, прорвемся уж как-нибудь! Да хоть бы и на перекладных доедем, ежели что!
– Да вы в каком веке живете, Валериан Валентинианович? – продолжала свою «эмансипацию» его супруга. – Какие сейчас перекладные, сейчас везде железные дороги, а железные дороги – они завсегда с рельсами.
Его высокопревосходительство, в отличие от меня, нашел самый простой, хотя и не вполне ясный для окружающих ответный довод.
– Это потому, милостивая государыня, что теперь везде синематограф и эмансипация! – изрек он. – И вообще – кто вам, сударыня, дозволил слушать под дверью и вот так без стука входить?! Снова же – эмансипация и синематограф! Je suis comme une révolution, madame, à son domicile ne permet pas!11 Извольте, сударыня, поэтому…
– Ну как дитё малое… – проговорила Ироида Васильевна и, лишь махнув рукой, вышла из кабинета.
После того генерал спросил меня вполголоса – видимо все же опасаясь «подслушки»:
– Это ничего, молодой человек, что я вас штабс-капитаном наименовал? Ежели вы изволите уже – в подполковниках или в полковниках, так вы уж простите меня, старика, великодушно.
– Нет, нет, ваше высокопревосходительство, – уклончиво сказал я, – ничуть не возражаю. Тем паче, что сейчас я – и вовсе по гражданской части.
– Жаль, право, жаль, – вздохнул он. – Уж с вашими-то способностями! Однако, Je vous comprends bien12 – армия сейчас, конечно, далеко, далеко не та… М-да… Вот теперь и расхлебываем!.. Не буду спрашивать, по какому ведомству изволите служить, захотите – сами как-нибудь расскажете, а нет – так мне и одной рекомендации от Андрея Исидоровича вполне довольно… А покуда, если вам не претит, дозвольте так и называть вас штабс-капитаном, так оно будет проще.
Разумеется, я дозволил.
Беседа наша явно подходила к концу. Напоследок, после затянувшейся паузы, генерал – явно просто дабы чем-то заполнить возникшую пустоту – проговорил:
– А тут еще какой-то Аспид Черный появился… Вот же имечко себе придумал, злодей! Это все – из синематографа!.. Ну, что он вице-губернатора прикончил – то, может, оно и правильно, поделом! Слыхал я уголком уха о художествах этого «вице», от его кончины Косте Карамгозову в реальности одно только вспомоществование; а вот как он с жиденком расправился (читали небось?) – это уж из всех мерзостей мерзость!.. На любых аспидов, хоть черных, хоть буро-малиновых, у нас всегда вот это имеется! – и он опять потряс своим «лефоше». – Верно я, штабс-капитан, говорю?
Я подтвердил, что вернее быть не может, и уже собирался откланяться, но тут вдруг генерал с некоторым смущением спросил:
– Еще один вопрос, штабс-капитан… Пардон, конечно, ибо вопрос, так сказать, несколько нескромный.
– Слушаю вас…
– Вы, пардон, не изволите ли храпеть по ночам. Сам-то я сплю как младенец, супруга сказывает, оттого чужое храпение для меня…
Я сказал, что вроде бы – нет, во всяком случае, никто до сих пор не жаловался.
– C'est bon13, – кивнул генерал, хотя явно мои «вроде бы» и «до сих пор» не полностью удовлетворили его.
Напоследок его высокопревосходительство напомнил мне, когда отбывает курьерский на Санкт-Петербург, с тем я и вышел, с особым жаром поблагодарив генерала, ибо, действительно, лучшего результата от этой встречи для меня и быть не могло.
Дверью я едва не сшиб Ироиду Васильевну, все-таки, несмотря на запрет супруга, явно снова подслушничавшую, благо, его высокопревосходительство, хоть и отправился меня провожать, не заметил этого «синематографа».
В коридоре он снова накинулся на лакея Никиту:
– Сказано тебе – ходи, все время ходи! А ты?
– Да уж мочи никакой, ваш-вы-ство, эту вивасекцию переносить. Уж когда эта мука…
– Ничего, ничего, чай, не помрешь. Завтра наденешь свои штиблеты.
– Уж скорей бы!.. Ох, Господь милосердный!..
Тем временем Ироида Васильевна тихо зашептала мне в ухо:
– А ежели он ночью храпеть начнет, вы, господин штабс-капитан… Вы свистеть умеете?
Я кивнул.
– Вот и посвистите ему потихоньку, иногда чуть-чуть помогает… А то я, покуда не додумалась, – уж таких страстей натерпелась за сорок лет!.. И еще они иной раз по ночам… ходят.
– В смысле – по нужде? – не понял я.
– Да нет, безо всякой нужды. Это у них уже сорок лет, после контузии. Бывает, вот встанут и ходят. И еще при этом кричать изволят всякие слова, так что уж вы, молодой человек, не пугайтесь, коль случится. И сделайте такую Божью милость, уложите его, успокойте, – он себе и будет дальше почивать, а наутро не вспомнит ничего.
Я пообещал, что непременно так и поступлю.
– Храни вас Господь!.. Им бы к доктору надо, но разве ж они дозволят? – вздохнула она, но тут раздался голос генерала, подошедшего к нам:
– Что ж, до завтра, штабс-капитан. – Он удостоил меня рукопожатия.
И, уже уходя, я услышал сзади что-то про синематограф и эмансипацию.
* * *
…По всей России участилась остановка немногих еще следующих по своим маршрутам поездов. Иногда это делается по приказу некоего самозваного ВСЖ, а иногда – просто бандитскими шайками, нынче многочисленными и окрепшими за время затянувшейся всероссийской смуты…
* * *
…что самым опасным за последний месяц оказался маршрут, идущий от Одессы. Именно там, между Одессой и Бессарабией, действует обнаглевшая банда известного Котовского…
…Нажива грабителей на этом маршруте особенно велика, ибо много весьма состоятельных людей, чаще всего иудейского вероисповедания, страшась погромов, покидает город…
…также подвергнутых надругательствам женщин и юных барышень…
* * *
…и уже нынче салон-вагон одесского генерал-губернатора, действительного тайного советника г-на Карамгозова, прицепили к завтрашнему курьерскому, следующему на Санкт-Петербург.
Неужели впрямь все представители государственной власти вскоре покинут наш некогда прекрасный город?!
4-я глава
Страшные старые знакомцы. – Фекалии на карете. – Толстовец Балуев. – «Мон женераль». – Ученик шулера.
Увы, в эти мрачные времена на одесском вокзале не играла музыка, а столпотворение на перроне было такое, будто начинается библейский Исход. Губернаторский салон-вагон располагался в самом начале состава, первым после паровоза, так что идти мне пришлось довольно далеко, проталкиваясь сквозь толпу, благо, я был налегке, имея при себе лишь небольшой дорожный саквояж. Со стороны вагонов слышались мольбы людей и жесткие ответы проводников: «Без билетов – никак, господа!.. Никоим образом, господа!.. Уберите ваши деньги, милостивый государь – поверьте, решительно не имеется никакой возможности!.. – А в иных случаях и просто: – Отвали, холера, не то щас!..» Тем временем вокзальная обслуга и полицейские нижних чинов, вооружившись специально изготовленными из больших палок орудиями в форме огромной буквы «Г», сметали с вагонных крыш налипшую на них публику, но это было так же бесполезно, как выметать с пола тараканов; не проходило и двух минут, как очищенные крыши вновь бывали облеплены людьми. У зеленых вагонов третьего класса, прицепленных в заднем конце состава, толпа была еще гуще, там роилась и рвань вполне биндюжного вида, и мешочники, и вполне достойные господа, некоторые с пейсами, в шляпах и в лапсердаках. В общем, чистый синематограф, как сказал бы мой генерал.
Когда, уже приближаясь к нашему салон-вагону, я проходил мимо одного из вагонов первого класса, вдруг увидел… Или мне только показалось?..
Увы, не показалось, ибо знакомый запах квашеной капусты на миг ударил мне в нос. Да, в вагон степенно поднимались именно они, – я узнал их, хотя сейчас на них были цивильные костюмы, а не тронные одеяния; – один с чудовищным горбом, другой – с какими-то отвратительными нашлепками на лице. Должен без хвастовства сказать, что я мало чего боюсь в нашем мире, но при виде этих двоих что-то у меня внутри на миг похолодело.
11
Я подобной революции, сударыня, в своем доме не допущу! (Фр.)
12
Я вас хорошо понимаю (фр.)
13
Это хорошо (фр.)