Страница 88 из 115
— Значит, вы считаете, что с Россией покончено? — спросил я.
— Безусловно, — поёжился Кирилл Маремьянович.
— Значит, они вас победили? — спросил Олег.
— Безусловно, — согласился Кирилл Маремьянович, — они победили не только меня, но и вас, и его, и всех вообще, они победили даже тех, кто ещё не родился.
— Как они втянули вас в свою банду? — спросил я.
— Вот что особая трагедия, — вздохнул Кирилл Маремьянович, — об этом я и должен рассказать.
7
В 1957 году меня реабилитировали за отсутствием состава преступления. Я вернулся в Москву. Что меня погубило? Моя общительность, мой темперамент. Говорить я умел, да и сейчас, как видите, ещё могу. Я с юмором рассказывал о своём аресте, о суде, о лагерной жизни. Там было много невероятного, и все хохотали до слёз. Всё сопровождалось, как у нас водится, выпивками. Так у меня стали собираться компании. И к выпивкам я пристрастился. Однажды мне позвонил вежливый мужской голос, представился работником городского Управления безопасности. Он попросил разрешения прийти и предупредил, чтобы я не тревожился, так как у него ко мне дружеская беседа. А я был с похмелья, зарплата пропита. Я как раз размышлял, кому бы позвонить и перехватить на похмелку. Надо сказать, что после лагеря я их почему-то не боялся, хотя уже точно знал из личного опыта, что никаких законов для них у нас не существует. Просто сама встреча с ними — серьёзная опасность, но отвергать её ещё опаснее. Вот я ему и брякни: «Если вы ко мне собираетесь сейчас, то прихватите с собой бутылку водки». — «Даже так?» — удивился тот. «Конечно, — сказал я, — у вас ведь там есть буфет, деньги на представительство вам положены».
— Это мерзко, — заметил я.
— Конечно, это мерзко. Теперь я сам это вижу. Но когда хочется выпить и не на что... — Он развёл в воздухе руками. — Приблизительно через полтора часа у меня за столом сидел молодой стройный и очень доброжелательно настроенный человек с чёрным дипломатом. Разговор начался сразу, он сказал, что я очень интересный человек, у меня собираются интересные люди, а он работает в службе изучения общественного мнения. Я представляю для них интерес именно с этой точки зрения. «Мы бы хотели вмонтировать в вашей квартире звукозаписывающую аппаратуру, — сказал мой гость. — Для нас это важно только с точки зрения изучения общественного мнения. Никому из ваших гостей ничего не будет грозить, многие очень порядочные и весьма уважаемые в обществе люди, поэты, художники, учёные, даже общественные деятели, откликнулись на эту форму сотрудничества с нами». — «А вы бутылку принесли?» — спросил я. «Как вы просили», — ответил он. «А где она?» — «Здесь», — мой гость похлопал по дипломату. «Пора её на стол», — сказал я. Он вынул из дипломата великолепную бутылку рижского «Кристалла». Я сходил за двумя рюмками, откупорил бутылку. «Может быть, мы сначала поговорим?» — предложил мой гость. «Зачем же? — возразил я. — Одно другому не мешает. А за знакомство выпить полагается». Мы чокнулись, и мой гость чуть пригубил. Я налил вторую рюмку себе. «Нам надо бы сначала договориться, — сказал мой гость, — и кое-что оформить». — «Договориться мы всегда успеем, — сказал я, — а вот выпить человеку не всегда удаётся за генерала Раевского!» Я поднял свою рюмку, и мы опять чокнулись. Мой гость опять лишь пригубил. Он насторожился, глядя, как я расправляюсь с его бутылкой, и заметил, что дело всё-таки есть дело. «Тем более», — согласился я и наполнил свою рюмку, чуть капнув гостю. «Вы сами понимаете, — сказал он, прикрывая рюмку ладонью, — что разговор наш строго конфиденциальный, мы вам оказываем весьма высокое доверие, и никто не должен об этом знать». — «Это само собой разумеется, — сказал я, — за это мы сейчас тоже выпьем. Но тут есть один аспект: вы сами видите, что выпить я не дурак, и могу иногда завестись и наговорить ненароком таких вещей, что начальство ваше вынуждено будет предпринять против меня какие-либо неординарные меры. Что тогда?»— «Я вам гарантирую полную безопасность». — «Это вы, — сказал я, — но ведь вы сами понимаете, что перед своим непосредственным начальником вы мало что значите, а уж выше... Вас самого могут пощекотать за то, что подобрали где-то такого, как я... Вы же видите, как я пью». — «Это существенный момент», — согласился мой гость. Он был молод, судя по всему, нигде никогда не сидел, сапогом его по голове не били, он даже никогда не ходил в атаку, судя по всему, сын весьма благополучных обывателей. Что с него взять? Он явно был озадачен и соображал, как ему выпутаться из этой ситуации. «У этого бедняги даже нет на ноге сапога», — подумал я. Он сидел в великолепных модных ботинках. Такими ботинками бить по голове никому не придёт в голову. «Какие странные люди, — подумал я, — о чём они думают? Таким чистюлям в такой организации просто нечего делать». И мне стало грустно.
Кирилл Маремьянович посмотрел на нас глазами, полными слёз, и провёл по ним рукой. Он явно входил в роль, хотя со стороны могло бы показаться, что он хмелеет. Я давно был с ним знаком, знал, что выпить он может сколько угодно и быть только слегка выпившим. Хотя потом дней пять мучится от похмелья.
— Ну и чем же всё кончилось? — поинтересовался я.
— Кончилось всё просто, — ухмыльнулся Кирилл Маремьянович, — мой гость встал. Поблагодарил меня за приятную беседу и спросил, почему я предложил тост за генерала Раевского.
— Потому что Раевский был порядочным человеком и отказался от графского титула, когда ему предложил его царь.
8
— А через две недели на работе мне сообщили, что я должен подать документы для оформления на пенсию. Оформили меня быстро, почти мгновенно. И пенсия у меня получилась крошечная. Я приуныл. Жить на мою пенсию да ещё выпивать — дело безнадёжное. И тут позвонил мне Евгений Петрович, спросил, как мои дела, как здоровье. Я ответил, что не очень благополучно. Он пообещал заглянуть ко мне, что-нибудь придумать. Приехал он дня через три.
— А откуда вы знаете его? — спросил Олег.
— Я его знаю по лагерю, — сказал Кирилл Маремьянович.
— За что он сидел?
— За разбой. Было у него ещё изнасилование. Как говорится, букет. Он попал под амнистию, часть скостили. А потом вышел, решил со всем прошлым завязать. Я с ним встретился после лагеря случайно. Потом он работал, как мне говорил он сам, в социологическом институте каких-то гражданских исследований. Насколько я понял, их интересуют сложившиеся социальные мифологии, тенденция и практика их естественного формирования, возможность их анализа и воздействия на этот процесс. У них есть две тенденции: одна — это нецелесообразность разрушения сложившихся мифов независимо от их правдивого отношения к действительности. Другая — анализ и дискредитация лживых мифов, приближение мифологии к действительности. Первую представляет Евгений Петрович, вторую — Иеремей Викентьевич. Они постоянно конфронтируют. Это я выяснил не сразу, а в процессе знакомства с ними. Они у меня часто бывают как у холостяка. Играют в преферанс, иногда приходят с женщинами. У меня две комнаты, никто никому не мешает.
Кирилл Маремьянович отхлебнул несколько глотков и задумался.
— Я уже затянул свои откровенности, — сказал он наконец, вздохнув тяжело. — Когда Евгений Петрович пришёл ко мне, я рассказал ему о посещении, о разговоре, о моем изгнании с работы. «Надо было мягче, — сказал он, выслушав меня, — ты слишком резко с ним поступил. И при чём тут генерал Раевский? Они этого не прощают. А впрочем!..» Он встал со стула, прошёлся по комнате и вдруг заявил, что у моего посетителя была сама по себе прекрасная идея и я от неё, может быть, даже зря отказался, поскольку они стали теперь такими беззубыми и либеральными, что кроме как бабами их не назовёшь. Поэтому они рано или поздно развалят государство. Их надо заменять какими-то более решительными структурами, может быть, даже полусамодеятельного характера. И так полушутя сказал мне, что ему нравится сама эта идея с аппаратом в стене. Их ассоциации было бы очень полезно перенять. И прямо тут же предложил, не соглашусь ли я сделать то же самое для них за определённую плату. Но никому ни слова, потому что если кто из соответствующих инстанций узнает, что их перехватили, то ему не сдобровать. И я в шутку же ответил, что если он боится, то я уж и подавно.