Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 18



— Наверняка, — кивнула мама. — Иначе как бы ты там оказался…

— А эти дети, которые погибли… были моими братьями и сестрами?

— Никто этого не знает. Может быть, на борту было несколько семей, и это были просто твои сверстники.

— И сколько мне было тогда лет? — спросил я и тут же прикинул сам. — Что-то около двух?

— Ты был самый маленький среди них, — сказала мама. — Маленький, белокожий и рыженький. И ты спал с большим пальцем во рту.

— Я мог умереть во сне?

— Тебе ничто не угрожало, — произнесла мама. — Твоя капсула была в полном порядке. И мы были уже рядом.

— А они — они могли спать, когда умирали?

Мама открыла рот, чтобы ответить, и, быть может, солгать, но дядя Костя снова опередил ее.

— Если бы температура и давление в капсулах снижались постепенно, — сказал он, — была бы некоторая надежда на то, что они уснули от кислородного голодания. Но все происходило слишком быстро.

— Но ведь я-то спал!

— Ты спал, потому что был маленький, — с отчаянием сказала мама. — И тебя хорошо покормили перед тем, как случилась беда. Только поэтому.

— Можно мне еще вина? — спросил я почему-то шепотом.

— Можно, — сказал дядя Костя. — Только не надейся, что это поможет. Ты еще не все знаешь.

— Еще не все?! — усмехнулся я. — По-вашему, голова у меня резиновая, чтобы в нее вместилось столько новых впечатлений? Мало того, что тебе сообщают, что ты найденыш…

— Дело в том, сынок, — сказала мама, — что погибший корабль не был земным.

— Чего-о-о?! — завопил я.

— Того-о-о!!! — передразнила меня тетя Оля.

— Я что же, по-вашему, теперь уже и не человек получаюсь?!

— Получаешься, — серьезно проговорил дядя Костя.

— А кто же я тогда, по-вашему, получаюсь? — спросил я, вложив в свой вопрос все наличные запасы сарказма.

— Это долго объяснять, — сказал дядя Костя и вздохнул. — Понимаешь, Сева… еще на заре человечества…

— Консул, Консул, — укоризненно промолвила тетя Оля. — О Великом Разделении сейчас рассказывают в школе.

— Ну и какой же из меня, позвольте спросить, юфманг? — осведомился я, сдобрив свой голос остатками яда.

— Хреновый из тебя юфманг, — сказал дядя Костя с каменным лицом.

— Ты мой сын, — сказала мама. — Тебя зовут Северин Морозов. И ты эхайн.

9. Полным-полно эхайнов

— Ну, знаете… — только и сумел, что брякнуть я.

После чего решительно схватил бокал обеими руками и моментально выхлебал до дна это дубовое пойло. Вытащил из корзинки очищенную луковицу и захрустел ею. Внутри меня черти разводили адское пламя, а сатана самолично подбрасывал в костерок полешки. Голова сделалась огромной, совершенно пустой, как воздушный шарик. И такой же своевольной. Болталась на шее, как на веревочке, да так и норовила оторваться и улететь.

Все молча смотрели на меня.

— Я не эхайн, — сказал я со слабой надеждой.

— Точно, — кивнул дядя Костя. — Если верить твоей маме, ты не просто эхайн. Ты Черный Эхайн.

— Непохоже, Костя, что ты сильно удивлен, — заметила мама.

— Ну, я… ожидал чего-то подобного.

— Все-таки темнило ты, Шар…



«Интересно, почему мама назвала это квадратного, даже кубического громилу Шаром?» — подумал я рассеянно. А вслух произнес:

— Черный… Эхайн… — Будто попробовал эти слова на вкус. Они ничего не значили для меня. — Это хорошо или плохо?

— Это никак, — проворчал дядя Костя. — Этнически ты чистокровный Черный Эхайн. Во всем остальном ты обычный человеческий детеныш четырнадцати лет.

— Маугли, — произнесла тетя Оля с нежностью. — Лягушонок Маугли…»Мы с тобой одной крови, ты и я!» Чур, я Багира!

«Кто же еще», — подумал я.

— Пожалуй, — сказал дядя Костя. — Я согласен быть в этой ненормальной Сионийской стае медведем Балу. А из тебя, Леночка, получилась отличная Ракша-Демон.

— Осталось узнать, — сказала мама, — кто же тогда Шер-Хан. И что это за шакал Табаки рыщет вокруг моего дома.

— Ты не права, Лена, — поморщился Консул. — Ты чертовски не права. Я же тебе все объяснил. Они делают свое дело. Вся загвоздка в том, что они считают, будто весь мир должен решать их проблемы, тогда как я полагаю, что на самом деле это исключительно их проблема, и моя, пожалуй, но уж вовсе не твоя и не твоего сына. И я еще успею разъяснить им, — прибавил он многозначительно, — куда они могут засунуть свой бумеранг…

— Ты обещал, — сказала мама.

— Ну да, — согласился дядя Костя. — Разве случалось, чтобы я обещал и не делал?

Очень странный вышел у них диалог. Тетя Оля следила за ним, приоткрыв рот, и, похоже, понимала не больше моего. Но когда мама и Консул вышли на третий круг: «ты обещал» — «обещал, значит сделаю», мама вдруг словно спохватилась и вспомнила о нашем присутствии.

— Севушка, — сказала она. — У меня кое-что сохранилось для тебя.

Она протянула мне руку — на ладони лежал овальный медальон из металла цвета жженого сахара.

— Возьми. Это твое. Это было на твоей шейке, когда я взяла тебя из капсулы на руки.

Я принял медальон, повертел его в пальцах. Ничего, никаких новых ощущений. Обыкновенная металлическая безделушка. Еще теплая после маминых рук.

— Здесь какие-то иероглифы, — сказал я.

— Дай-ка, — проговорил дядя Костя.

Он поднес медальон к свету. От усердия его коричневый лоб собрался в гармошку.

— Эхайнский шрифт, — сказал Консул. — Прописной эхойлан, архаичное начертание… — Потом он бросил на меня быстрый взгляд своих светлых, почти прозрачных глаз, контрастно выделявшихся на загорелом лице, и произнес: — Здесь написаны твое имя, место и дата рождения. Хочешь знать, как тебя зовут?

— Нет, — сказал я и для убедительности помотал головой.

— Я все равно скажу. Тебя зовут Нгаара Тирэнн Тиллантарн. Судя по имени — а я кое-что в этом смыслю, — ты принадлежишь к древнему аристократическому роду, и в твоих жилах течет янтарная кровь. Ты родился в городе Оймкнорга в три тысячи сотом от Великого Самопознания году. Я слышал об этом городе: он расположен на планете Деамлухс, принадлежащей Черной Руке. О событии, кичливо именуемом Великим Самопознанием, мне ничего не ведомо. Может, письменность изобрели… эхайны любят, чтобы все было «великое», и непременно с большой буквы. Что же до твоего возраста, то… — он лукаво хмыкнул, — отважного командора Звездного Патруля материнское чутье не обмануло.

— Запишите все это на бумаге, — сказал я. — Так сразу не запомнить.

— Я запишу, — пообещал он. — Хотя эти имена собственные ничего не значат для тебя. Не должны значить. Запомни одно: до тебя лишь довели некоторую информацию — и все. Ничего в твоей жизни от этого не изменится. Я пообещал это твоей маме и теперь обещаю тебе.

— Наверное, у вас есть на это право, — проговорил я уклончиво.

— Конечно, есть, — согласился он. — Я довольно влиятельная персона. Кроме того, я, чтоб ты знал, тоже эхайнский аристократ, хотя и не этнический эхайн. Я т'гард Светлой Руки, что по-русски означает «граф». Этот титул я отнял у прежнего его носителя в честном поединке, при большом скоплении моих личных врагов. Когда-нибудь я тебе расскажу эту историю… Так что говорю тебе, как аристократ аристократу — не обращай внимания на взаимное расположение букв…

— «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет»,[9] — продекламировала тетя Оля.

— Константин, — сказала мама. — Я почти все понимаю. Но… Оленька, прости… зачем ты впутал в наши дела Ольгу?

— Видишь ли, Леночка, — нежно проворковала тетя Оля, — ведь я тоже эхайн. Простая эхайнская девушка. Я уже сообщила об этом Северину, но, боюсь, он не придал моим словам надлежащего значения.

«Час от часу не легче», — подумал я.

— Час от часу не легче, — вздохнула мама. — Тебя-то как угораздило, девушка?

— Это тоже совершенно отдельная история, — улыбнулась тетушка, поигрывая бокалом.

9

Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта. Перевод с английского Б.Пастернака.