Страница 57 из 67
Кто-то негромко с облегчением вздохнул. Поддельный Уимзи, кто бы из двоих им ни был, получил передышку. Брендон улыбнулся.
— Очень удачный ход, мистер Брендон, — сказал Питер первый, — но он вряд ли объяснит… Позвольте мне… — Он взял письмо из нетвердых рук графа… — вряд ли объяснит тот факт, что чернила на этом письме, датированном тремя неделями назад, до сих пор не совсем высохли, хотя хочу поздравить вас с весьма удачной подделкой моего почерка.
— Если мой почерк можете подделать вы, — сказал Питер второй, — почему бы его не подделать мистеру Брендону. — Он прочел письмо вслух через плечо своего двойника.
«Господин граф, имею честь представить вам моего друга и кузена мистера Дита Брендона, который, как я понял, в следующем месяце, предполагает путешествовать в ваших краях. Он очень хотел бы познакомиться с вашей интересной библиотекой. Хотя по профессии он журналист, он неплохо разбирается и в книгах».
— Счастлив, — продолжил Питер второй, — что впервые узнал о существовании у меня такого кузена. Полагаю, господин граф, что это прием ловкого интервьюера. На Флит-стрит, очевидно, хорошо знают поименный состав нашей семьи. Может быть там, так же хорошо знакомы с целью моего визита в «Мон суси?
— Если, — бесстрашно сказал Брендон, — вы имеете в виду получение для правительства Великобритании формулы отравляющего газа, открытой де Рюейем, могу ответить на этот вопрос сам, хотя остальные представители Флит-стрит, возможно, менее хорошо информированы. — Теперь, после допущенного промаха, он тщательно взвешивал каждое слово. Острый взгляд и детективные способности Питера первого встревожили его гораздо больше, чем сарказм Питера второго.
— Господа, — в смятении заговорил граф, — безусловно одно: где-то произошла ужасная утечка информации. Я не знаю, кто из вас лорд Питер Уимзи, которому мне надлежит передать формулу. У вас обоих документы, удостоверяющие личность, вы оба, по-видимому, в курсе этого дела, почерк у вас обоих соответствует письмам, которые я получал от лорда Питера, и оба вы предложили мне оговоренную сумму в банкнотах Английского банка. Потом прибывает третий господин с таким же почерком, рекомендательным письмом, с которым связаны весьма подозрительные обстоятельства, и такой высокой степенью информированности по всему этому делу, что я испытываю тревогу. Я вижу всего один выход из положения: вы все трое должны оставаться в моем замке, пока я не запрошу Англию и не получу какого-то разъяснения в связи со всей этой таинственной историей. Я приношу извинения настоящему лорду Питеру и заверяю его, что постараюсь сделать его пребывание здесь как можно более приятным. Устроит это вас? Устроит. Рад это слышать. Слуги покажут вам ваши комнаты, ужин будет подан в половине восьмого.
— Приятно думать, — сказал мистер Брендон, держа в руках бокал и с видом знатока поднося его к носу, — что кто бы из этих господ ни имел право на имя, которым назвался, он наверняка получит сегодня поистине олимпийское удовольствие. — К Брендону вернулась его самоуверенность, и он намеренно бросил вызов собравшимся. — Ваши винные погреба, господин граф, столь же известны среди знатоков вин, как ваш талант среди людей науки. Трудно сказать больше, даже обладая красноречием.
Оба лорда Питера согласно кивнули.
— Я особенно польщен вашей оценкой, — сказал граф, — потому что она натолкнула меня на мысль о маленьком испытании, которое, при вашей любезной поддержке, очень поможет определить, кто из вас, господа, лорд Уимзи, а кто талантливо играет его роль. Разве не общеизвестно, что лорд Питер как знаток вин почти не знает себе равных в Европе?
— Вы мне льстите, господин граф, — скромно ответил Питер второй.
— Я бы не назвал себя несравненным знатоком, — тут же подхватил второй участник этого слаженного дуэта, — назовем мои возможности в пределах от достаточных до средних. Реже ошибаюсь, и всякое такое.
— Ваша светлость несправедливы к себе, — сказал Брендон, почтительно обращаясь сразу к обоим собеседникам. — Спор, который вы выиграли в Эготист клаб у мистера Фредрика Арбатнота, когда он предложил вам с завязанными глазами назвать какого урожая семнадцать разных вин, был подробно описан в «Ивнинг уайр».
— В тот вечер я был в отличной форме, — отозвался Питер первый.
— Счастливая случайность, — рассмеялся Питер второй.
— Испытание, которое я предлагаю, — продолжил граф, — такого же рода, хотя потребует несколько меньшего напряжения. В сегодняшнем ужине будет шесть перемен. С каждым из этих блюд мы будем пить другое вино, которое дворецкий принесет с закрытой этикеткой. Вы по очереди назовете какого урожая каждое из этих вин. Возможно, что таким путем мы к чему-то придем, поскольку даже самый замечательный мастер перевоплощения, каковых, полагаю, но меньшей мере двое за этим столом, едва ли в состоянии подделать способность различать вкус вин. Если слишком большое смешение разных вин скажется в виде неприятных последствий завтра утром, надеюсь, вы охотно стерпите эту неприятность, на этот раз во имя истины.
Оба Уимзи склонили головы.
— Истина в вине. In vino viritas, — сказал мистер Брендон со смехом. Он-то был достаточно подготовлен и предвидел для себя большие возможности.
— Случай и мой дворецкий поместили вас по мою правую руку, мсье, — снова заговорил граф, обращаясь к Питеру первому. — Прошу вас начать, определив по возможности точно, какое вино вы только что пили.
— Это трудно назвать тяжелым испытанием, — улыбаясь, ответил Питер первый. — Я могу твердо сказать, что это очень приятное, зрелое шабли-мутон, а поскольку десять лет — прекрасный возраст для шабли, настоящего шабли, я голосую за 1916 год, может быть самый урожайный в ваших краях за всю войну.
— Можете вы что-нибудь добавить, мсье? — любезно обратился граф к Питеру второму.
— Я не хотел бы показаться педантом, если речь идет об одном или двух годах, но вынужден решиться: я бы сказал, что это вино урожая 1915 года, несомненно 1915-го.
Граф склонил голову и обернулся к Брендону.
— Быть может, и вы, мсье, хотели бы высказать свое мнение, — предложил граф с особой вежливостью, какую обычно демонстрируют по отношению к профану в обществе знатоков.
— Я бы не хотел подниматься до уровня, на котором не смогу в дальнейшем удержаться, — ответил Брендон с некоторым злорадством. — Я знаю, что, это 1915 год, потому что случайно увидел этикетку.
Питер второй несколько смутился.
— Мы исправим нашу ошибку, — сказал граф, — прошу прощения. — Он отошел и несколько минут беседовал с дворецким, который как раз появился, чтобы забрать со стола тарелки от омаров и внести суп.
Следующий кандидат для опознания прибыл завернутым по самое горлышко в салфетку.
— Теперь ваша очередь начинать, мсье, — сказал граф, обращаясь к Питеру второму. Позвольте предложить вам оливку, чтобы отбить вкус первого вина. Прошу, не торопитесь. Даже в самых замечательных политических целях не следует проявлять неуважение к хорошему вину.
Предупреждение оказалось не напрасным, потому что Питер второй, едва пригубив, сразу же сделал большой глоток опьяняющей густой влаги. Потом он явно заколебался под испытующим взглядом Питера первого.
— Это… это сотерн, — начал он и остановился. Затем, ободренный улыбкой Брендона, продолжил с большей уверенностью: шато-икем 1911 года, ах, король белых вин, сэр, как кто-то его назвал. — Он демонстративно выпил свой бокал до дна.
На лицо графа стоило посмотреть, когда он медленно отвел взгляд от Питера второго и остановил его на Питере первом.
— Если бы кто-нибудь решился выдать себя за меня, — негромко сказал Питер первый, — мне было бы более лестно, если бы этим человеком оказался некто, для кого не все белые вина на один вкус. Что ж, сэр, это изумительное вино, конечно, монтраше урожая… дайте подумать, — он еще раз попробовал вино на язык, — 1911 года. И это очень хорошее вино, хотя при всем уважении к вам, господин граф, мне кажется, что оно несколько излишне сладко для того, чтобы занимать именно это место в меню. Верно, что с этим превосходным консоме сладковатое вино не совсем неуместно, но, по моему скромному разумению, оно еще больше подошло бы к сладким блюдам.