Страница 8 из 33
При вести о падеже оленей горько заплакала старая Атра — мать горбуна Поду, нарушив древний закон предков, повелевающий смеяться при виде злых шуток Лон-Гата[10]). Не смогла сдержать слез и всегда веселая Кеми, жена Поду.
В тот же день Ямру и Поду покинули стойбище на реке Выдр, но и это не остановило падеж. Чуме, видно, понравились сытые крутобокие питомцы Поду. С каждым днем все чаще останавливались и бессильно ложились на землю олени, чтобы больше уже не вставать. Ямру и Поду прекрасно сознавали, что все их попытки спасти стадо тщетны, и лишь в силу присущей людям всех племен надежды на чудо продолжали гнать оленей вдоль Пура к становищу Гагары. Однако на восьмой день по уходе с реки Выдр пали последние олени; люди пересели в каяк и начали спускаться по течению Пура.
В становище Гагары Ямру и Поду приехали днем. Все мужчины были на ловле рыбы, и в юртах находились одни женщины и дети. Но и без мужчин жизнь в становище кипела, как рыбий жир в котле над костром. Часть подростков ловила арканом вместо оленей голодных собак, бродивших по берегу в поисках рыбных остатков. Другие с самодельным луком охотились за куликами, которые стайками бегали среди кочек прибрежного болотца. Третьи учились плавать в вертких обласах[11]) недалеко от берега. Маленькие пян-хазово играя готовились стать, по примеру отцов, оленеводами, охотниками и рыбаками.
За рядами лежавших на берегу старых каяков и обласов начинались бревенчатые, с берестяными крышами юрты становища. На земле около юрт сидели женщины и девушки и чистили на круглых цыновках из осоки пойманную мужчинами утром рыбу. Они ловко вспарывали жирным моксунам и нельмам животы, вырывали внутренности и, очистив от чешуи, развешивали рыб на шесты. Около женщин, готовивших на зиму вкусный янтарный юрок[12]), сидели маленькие дети с перемазанным рыбьей кровью лицом и с наслаждением сосали полученный от матери рыбий хвост.
Взяв в становище облас, Ямру и Поду поплыли по Пуру к отмели Нельмы, на которой промышляли рыбу мужчины. В тот день ловля рыбы была удачна, и, подъезжая к мысу, за которым была расположена отмель Нельмы, они услышали радостные крики вытаскивавших рыбу самоедов.
Приезд оленьего пастуха в необычное время взволновал самоедов, и облас прибывших был мгновенно окружен рыбаками.
— Эй, Поду!.. Сын Ядоби!.. Олений отец!.. — раздались со всех сторон крики. — Что случилось?.. Почему ты приехал летом?.. Где наши олени?..
Поду встал в обласе и оперся на весло, отчего его горб стал еще заметнее. Поду молчал, и рыбаки испытующе следили за его нервным, как у всех горбунов, лицом, стараясь по выражению его угадать, что случилось. Лицо Поду было сурово и не предвещало ничего хорошего.
И рыбаки снова стали наперебой задавать вопросы. Горбун резко выпрямился, и весло, на которое он опирался, упало в воду и поплыло по Пуру.
— Пян-хазово! — клокочущим от волнения голосом начал он. — Вы ждете вести о ваших оленях. Вы хотите узнать, почему я приехал вместо осени летом.
У вас, жители становища Гагары, нет больше оленей! Ваших оленей в Лебяжий месяц на реке Выдр пожрала чума…
И в звенящей, наступившей после слов горбуна, тишине стало слышно, как плещется о борта обласов равнодушный к горю лесных людей Пур…
Вечером, по возвращении с рыбной ловли, все мужчины становища собрались в чуме шамана Ного, стоявшем на островке посреди Пура. Обведя тяжелым немигающим взглядом светло-желтых глаз сидевших и лежавших на оленьих шкурах вдоль стен чума людей, Ного медленно начал:
— Пян-хазово, на реке Выдр чума пожрала ваших оленей. Надо принести жертву нуму[13]). Надо просить нума, чтобы подольше в Пуре остался вонзь[14]), а в наших лесах — начавшая уходить на солнцезакат белка.
Предложение Ного принести жертву было встречено всеобщим молчанием, и молчание это было нарушено Ямру, человеком с Гыда-ямы:
— Жители становища! — обратился он к самоедам, выйдя на середину чума. — Еще не высохли шкуры оленей, принесенных в жертву богам в прошлый раз, как Ного уговаривает вас совершить новую жертву. Скоро вонзь уйдет обратно в океан. Скоро уйдет на солнцезакат, покидающая каждые четыре года леса Пура, белка. Скоро в становище Гагары придет голод. Скоро замерзнет Пур, — земля покроется снегом. Что будете делать вы зимой без оленей и рыбы? Что будут есть ваши голодные дети?.. Что же делаете вы, чтобы спастись от голода? Вы хотите просить помощи у вытесанных вами самими из пней кедров и лиственниц сядаев[15]). Вы боитесь обессиливающих глаз шамана. Вы не мужчины, вы хуже детей, боящихся старой, беззубой собаки! Не жертвы приносить надо. А надо, пока еще не поздно, пока жидки воды Пура, ехать в большое становище — Обдорск, в советы, надо сказать русским, что голод будет зимой в лесах Пура. Надо просить у советов помощи!
Речь Ямру была прервана взбешенным его резкими нападками Ного.
— Га! — резко начал он. — Вы слышите, как хулит ваших богов русский ублюдок с Гыда-ямы! Как позорит он тадибея[16])! И вы все молчите, и никто из вас не делает и попытки выступить против пришельца! Кто знает, — повысил он голос, — быть может, и не Атра, старая мать горбуна Поду, нарушившая своим плачем при вести о падеже скота древний закон предков, навлекла на племя гнев злого духа Лон-Гата. И, может быть, Лон-Гат рассердился на нас не за то, что старая Атра не смеялась, когда ей хотелось плакать невидящими глазами. Быть может, Лон-Гат на нас сердится за то, что в стране пян-хазово живет человек с Гыда-ямы, хулящий богов… Жертвоприношение должно быть совершено! Разве жители становища забыли про Вульпу, который не пожелал устроить тризну на могиле отца и погиб бесславной смертью на заячьей тропе от стрелы своего самострела?..
При упоминании о судьбе Вульпы самоеды невольно вздрогнули. Ного сверлил их своими обессиливающими глазами, и они друг за другом стали высказываться за необходимость жертвоприношения.
Однажды в полночь, когда не заходящее ни днем, ни ночью в Лебяжий месяц солнце коснулось верхушек кедров за Пуром и вновь начало свой путь на восток, огонь охватил груду сухих лиственниц на берегу островка.
— Ы-ы-ы-ы-ы! — приветствовали радостным воем лесные люди появление животворящего огня. — Ы-ы-ы!..
Обрадованный приветливой встречей огонь, раздуваемый порывистым ветром, с яростью грыз стволы лиственниц. Тяжелые лиловые тучи закрыли полуночное солнце. С бившегося беспокойно о берег островка Пура поднималось густое молочное марево. В мареве лесным людям чудились злые духи, и они ближе жались к пламени костра. Обуянный жаждой уничтожения, огонь свирепо бросался на искавших у него защиты людей и привязанных к жертвенному столбу оленей.
И люди и олени испуганно шарахались от огня в ночную жуть. И во время одного из таких нападений огня Ного с жалобным криком смертельно раненой гагары кинулся с бубном в руках ему навстречу. Пламя лизало украшенную амулетами одежду шамана, космы его растрепавшихся от бешеного танца волос. Но ритм танца был настолько стремителен, что огонь не причинял беснующемуся шаману никакого вреда. Дико вскрикивая в экстазе, Ного кружился в стелющемся пр земле пламени костра, и бубен зычно стонал в его руках. Очарованные смелой пляской шамана, пян-хазово начали дружно вскрикивать в такт танцу.
10
Лон-Гат — по поверьям самоедов — злой дух, посылающий несчастья.
11
Облас — выдолбленная из ствола кедра лодка.
12
Юрок — сушеная рыба.
13
Нум — бог.
14
Вонзь — подъем рыбы с Ледовитого океана.
15
Сядаи — изображения богов, идолы.
16
Тадибей — шаман, жрец.