На краю Вселенной

Джема вспомнила, как помогала устанавливать приборы и датчики в его криогенной камере на его широкой мускулистой груди и черноволосой кучерявой голове. Вместе с бортврачом Зедлером в морозилке, которую сама наполнила специальной жидкостью на основе воды, для помещения тела в лед и переноса его через звездное пространство на огромные расстояния в таком состоянии и в состоянии глубокого гибернационного сна.

Там поместили всех этих туристов. И сами, переведя яхту в автономное плавание по бортовому компьютеру и навигатору автопилоту.

Сделав координацию маршрута и скорректировав весь полет, по звездной карте, и отключив бортовых женоподобных дроидов Белу и Грету, себя тоже заморозили. И вот, теперь, Джема здесь, как и ее команда этой яхты и эти звездные заплатившие за полет к центру галактики молодые, еще совсем, еще дети туристы. И он, Вик. Вик, очаровавший ее Джему.

И она, только сейчас думала о нем. Глядя на тот кошмарный преградивший путь их туристическому круизному малому кораблю путь сквозь этот пылевой с астероидами весьма обширный участок во втором рукаве галактики. Астронавигатор разбудил всех и даже дроидов репликантов Белу и Грету, когда яхта подошла к этому заполненному астероидами и черной плавающей в звездном пространстве непроглядной пылью. Так задал программу сам капитан Колмар. Он решил привезти этих молодых оболтусов в такое место, которое было еще не изучено никем. Эта область галактики действительно была еще не разведана никем, и появился даже шанс еще и самим пошариться в месте столь далеко отдаленном от любых звездных трасс и хоженых маршрутов всеми звездными кораблями космофлота. Об этом просил его и сам бортврач и астробиолог Зедлер. Тому хотелось прославиться и сделать, какие-либо открытия или открыть неизученные миры и новых неземных существ.

Можно сказать, что мечта Зедлера сбылась, но вот только ни его, ни капитана Колмара, ни бортмеханика и второго пилота Хоппера, и тех двух женоподобных дроидов, и их грузового посадочного Флаера до сих пор не было. И ни единого оттуда с того черного в живой перемещающейся вокруг него пыли планетоида звука, либо сигнала от них. Только тишина в космическом эфире.

Джема пыталась поймать приборами хоть какие-то сигналы оттуда, но ничего не вышло. Тишина и все. Она пыталась прошарить данный черный загадочный малый космический объект биосканером «Зенобии» на наличие чего-либо там живого, но результат был тот же.

Это ее тело, женское безупречно красивое идеальное для страстной любви тело, гибкое и нежное, смуглое, кожей и распростертое под ним.

Под ним на шикарной в пятизвездочном отеле тридцатилетней красавицы брюнетки, застеленное красивыми шелковыми простынями постели. И он его все это дрожащее возбужденной нарастающей дрожью, целует своими губами, скользя от самых торчащих в его сторону сосков качающихся по сторонам грудей до самого покрытого густыми черными волосами женского лобка. Он языком вылизывает ее глубокий красивый на тяжело дышащем животе пупок. И не в состоянии теперь остановиться руками массажирует раскинутые по сторонам Лауры полные бедрами ноги.

Лаура стонет, мокрая от текущего по ее стройному красивому гибкому смуглому телу жаркого любовного пота, закатывая свои черные, как сама ночь красивые под черными тонкими вздернутыми бровями глаза, и ползает под ним на спине по той шикарной своей в гостиничном номере постели. Ползает из стороны в сторону и шепчет ему — Люблю! Люблю!

Без конца одно только это слово. Раскинув под ним те свои красивые, как и сама Лаура женские тридцатилетней красавицы и любовницы, только теперь его Виктора ноги. Разбросав свои вьющиеся черные локонами длинные волосы по большим таким же шикарным, как и постель, подушкам, Лаура, вцепившись, в его седеющие на голове волосы цепкими женскими в золоте перстней пальцами, дико стонет и страстно с перерывами надсадно дышит. И он делает, тоже, самое, не думая уже ни о ком и ни о чем, ни о своей брошенной там, в домашнем загородном особняке семье. Жене Ирине, дочери Ленке. Ни о мистере Джексоне. И их совместном бизнесе. Ему на все сейчас плевать. Он, тоже, мокрый от пота снова, и снова кончает, и сладостно стонет ей в ее запрокинутое на подушках красивое Лауры лицо.

Есть только Лаура. И их двоих неистовая страстная в ночи любовь.

И никто не узнает об этом. И он уверен в том, что Николай и все в его подчинении не посмеют рассказать то, что сейчас происходит в этом гостиничном номере. И они разделись оба и, упали, обнявшись на расстеленную постель.

Он вошел в нее. Вошел своим торчащим пятидесятилетнего мужчины возбужденным детородным членом и, чувствуя себя гораздо, теперь моложе чем являлся на самом деле. Как тогда на том перекрестке ночью, на той дороге возле той часовни у того старого брошенного кладбища в той деревне. Все точно также и ощущения те же, не как со своей женой. Все совсем по-другому. Все снова, так как с тем ночным адским демоном.

Все именно, было так. И ее лицо. Лицо того адского Цербера. Лицо женщины. Одновременно хищное и жаждущее проглотить его как свою жертву. Но и одновременно любящее и страстное. И это ее дыхание жаркое, словно, исходящее из недр самой земли. Откуда-то из глубины ее и того красного охватившего их двоих в пламени огня мира. Мира среди звезд и черноты темной ночи.

Она открыла ему дверь и впустила в свой мир. Мир любви и сладострастного любовного порока. Ее тот взгляд черных как бездонная черная пропасть женских красивых гипнотических глаз, очаровал его Виктора и ее еле прикрытая под тем халатиком ногата. И он даже плохо помнил, как все произошло, но быстро очутился в ее Лауры объятьях и в ее постели. Он еще помнил, как она отошла от той двери и впустила его в свой тот гостиничный номер и, улыбаясь, проводила Виктора, взяв правой своей в золоте перстней на тонких пальцах рукой за его левую руку. Лаура сказала ему Виктору, что жить не может без него. Хочет его, и хочет, прямо сейчас, а остальное неважно.

Она, честно и сразу, признавшись ему, что забыла, когда была вообще, скромной и кроткой девственницей, раздевшись, обняла его и прижала сама к себе. Целуя в его Виктора гладко выбритое лицо. Лицо пятидесятилетнего мужчины. Мужчины обезумевшего от любви и потерявшего свою голову от этого нахлынувшего на него любовного счастья.

— Лаура! — простонал Виктор — Любимая моя, Лаура!

И впился губами в ее снова грудь. В ее те торчащие черные груди, тычущиеся ему в любовных конвульсиях лицо соски. И она, оторвав от себя его голову, посмотрела ему прямо в его безумные от такой же безумной к ней любви глаза.

— Любимый мой, Виктор! — проговорила сладостно Лаура — Я не хочу расставаться с тобой никогда. Никогда, слышишь! Никогда!

Он вырвался из пелены черной пыли и на скорости понесся к кораблю.

Джема увидела его. Их флаер. Большой грузовой модуль, летящий к «Зенобии». Летящий на скорости, и не сбрасывая ее. И Джема поняла в какой-то момент, что что-то там произошло. Что-то, что их напугало всех, и они бежали оттуда. Она тогда единственная на своей бессменной вахте в главной рубке звездной яхты увидела их флаер, летящий прямо на «Зенобию» и не желающий совершенно тормозить. И удар был неизбежен.

Джема знала все инструкции, в которых предписывалось сбивать все, что угрожает, хоть как-то главному кораблю. Экипажу его на его борту и всем пассажирам круизных туристических судов в открытом дальнем космосе.

Надо было принимать срочные меры. И она растерялась. Первый раз в своей жизни. Ведь там должны были быть ее капитан, и все, кто полетел туда, на тот чертов черный планетоид.

Надо было, что-то срочно делать или будет удар и вероятный конец.

Джема сделала сначала связь с модулем, но там была тишина и, включив биосканер, прощупала его и не обнаружила ничего живого внутри большого грузового модуля. Он был совершенно пуст, и было, похоже, что все кто там был, на том черном планетоиде погибли. Все и даже, капитан Колмар.