Похищенный

И она протянула Эмме пластиковый контейнер.

— Рыба, — пояснила она, — с рисом и имбирем. Очень вкусно. И полезно для желудка.

— Большое вам спасибо, — отказалась Эмма. — Но я не голодна.

— Это национальное филиппинское блюдо, — сказала Розина. — Оно не всем нравится. Впрочем, если хотите, я могу принести что-нибудь типично английское.

— Нет, правда, мне что-то не хочется.

— Хорошо, — Розина кивнула. — Простите, что побеспокоила вас.

И она развернулась, чтобы уйти.

Эмме ничего так не хотелось, как закрыть дверь и снова забраться в постель. Но увидев, как Розина покорно кивнула, соглашаясь с тем, что ее общество оказалось нежелательным, и была готова молча унести обратно непрошеное угощение, Эмма испытала вдруг странное чувство вины.

Сделав над собой усилие, она спросила, глядя в спину Розине:

— Как поживает ваша дочь?

Розина оглянулась, и ее круглое лицо озарилось улыбкой. Она вернулась к двери в квартиру Эммы.

— У нее все хорошо, — с готовностью откликнулась она. — Она так выросла! У меня есть ее фотографии, их прислали несколько дней…

Она оборвала себя на полуслове и виновато понурила голову.

— Все в порядке, — сказала Эмма. — Я ведь сама спросила, так что не стану возражать, если вы расскажете о ней.

Но Розина только поправила ремешок сумки на плече и выразительно посмотрела на пластиковый контейнер.

Эмма спросила:

— У вас есть с собой ее фотографии?

— Одна есть. — Розина подняла на нее глаза. — Но вы и вправду не станете возражать…

— Пожалуйста. — Эмма распахнула дверь. — Пожалуйста. Мне хотелось бы взглянуть на вашу дочь.

Усевшись на диван, Розина порылась в сумочке и протянула Эмме фотографию. Снимок был сделан крупным планом, и с него смотрело личико улыбающейся полуторогодовалой девочки. У нее были темные глаза и пухлые розовые щечки. Она была одета во что-то белое — что именно, платье или топик, сказать было трудно. На фотографии виднелась лишь белая полоска ткани у нее на шейке. Девочка напоминала малиновку на снегу.

— Она у вас красивая… — По лицу Эммы текли слезы. — Очень красивая.

Розина расстроилась.

— Мне не следовало показывать вам ее фотографию.

— Нет, нет. — Эмма смахнула предательскую влагу со щек. — Я благодарна вам за это.

Но, похоже, душевные терзания Розины лишь усилились.

— А я ведь говорила им! — возбужденно воскликнула она. — Я говорила им, что вы должны лежать в больнице. Вам нельзя оставаться здесь одной. А полиция ответила мне, что да, конечно, но есть некоторые проблемы, которые должен решить кто-то еще. А этот доктор Хьюз, который приходил к вам, я знаю его по работе в больнице… Я встречаю его в коридоре и говорю: пожалуйста, осмотрите ее еще раз! А он отвечает: ах, вот как, теперь вы возомнили себя врачом и указываете мне, что делать!

Эмма слушала молча, про себя поражаясь тому, как много, оказывается, думала о ней Розина все это время. Как тихая, застенчивая соседка, не рассчитывая на благодарность и признательность, пыталась помочь ей, в то время как Эмма даже не подозревала ни о чем подобном.

— Вы очень добры ко мне, — сказала она наконец. Она провела по лицу рукой. — Взялись помогать мне… Со мной все будет в порядке. Честно.

— Вы уверены?

— Да.

Эмма чувствовала себя очень усталой. Она коснулась лица маленькой девочки на фотографии и сказала:

— А я ведь так и не спросила, как ее зовут.

— Ее зовут Эстелла.

— Эстелла… Какое красивое имя!

— Оно означает «звезда», — пояснила Розина. Немного поколебавшись, она добавила: — Если хотите, я могу оставить вам эту фотографию. — В глазах ее снова вспыхнуло беспокойство: она боялась, что опять сказала или сделала что-то не то. — Но только если вы хотите.

— Если вы можете оставить мне ее, я буду рада, — откликнулась Эмма.

Она поставила фотографию Эстеллы на низенький столик, рядом со снимком, с которого смотрел Риччи с монгольской прической. Два малыша улыбнулись друг другу.

— Я верю, что наступит день, когда они встретятся. — Теперь и в глазах Розины стояли слезы. Она пересела поближе к фотографиям. При этом она случайно коснулась ладони Эммы, и та не отдернула руку.

Небо над балконом потемнело. На востоке, над башней дома, засияли первые звезды. А на диване сидели две матери и в молчании смотрели на своих детей.

* * *

А однажды Эмма проснулась и обнаружила, что в квартире тихо и пусто. Куда-то исчезли люди в строгих костюмах. Не звучали чужие голоса. Вокруг не было ни души.

Эмма лежала на кровати и, раскинув руки и ноги, парила в тишине. Она висела в пустоте, в огромном белом шаре. Разум стал ее якорем. Голова у нее болела оттого, что она слишком долго пребывала в горизонтальном положении. Но вставать Эмме не хотелось. И спать тоже. Равно как и оставаться на месте. Ей не хотелось быть одной, но и приглашать к себе кого-то тоже не было желания.

Эмма протянула руку, и пальцы ее наткнулись на что-то, лежавшее на тумбочке у кровати. Она нахмурилась. Предмет громыхнул, когда она коснулась его. Эмма взяла его и снова откинулась на подушки, держа руку перед собой, чтобы иметь возможность рассмотреть его получше. Это оказалась маленькая коричневая баночка с крышкой. Баночка, которую дал ей доктор Хьюз. В ней лежали пилюли, которые, по его уверению, помогут ей заснуть.

Эмма приподнялась на локте и посмотрела в баночку через прозрачную крышку. По дну перекатывалось несколько капсул размером с крупное зернышко риса. Одна половинка каждой капсулы была красной, другая — зеленой. Она сняла крышку и вынула одну. Зажав ее между большим и указательным пальцами, она поворачивала ее то так, то этак, внимательно рассматривая. Сбоку было что-то написано — похоже, какой-то номер или что-то в этом роде. Эмма положила капсулу на язык. Безвкусная. Точнее, отдает пластмассой. Она проглотила капсулу. Во рту пересохло, но в конце концов она сумела протолкнуть ее вниз по пищеводу.

Эмма достала из баночки еще одну капсулу. На этот раз глотать ее она не стала, а разломила пополам. На одеяло посыпался беловатый порошок. Вынув третью капсулу, она раскусила ее. Вкус оказался настолько горьким, что Эмма моментально все выплюнула.

Решив достать очередную капсулу, Эмма обнаружила, что баночка опустела. Она перевернула ее и даже встряхнула. Пусто. Значит, ей оставили всего лишь три штуки. Похоже, первая капсула застряла где-то посередине пищевода. Она сделала еще одно глотательное движение, но таблетка не желала проваливаться в желудок. Эмма чувствовала, как плотно она застряла, и в горле у нее запершило.

Спустя некоторое время она все-таки вылезла из постели и направилась к холодильнику, чтобы выпить чего-нибудь и избавиться от таблетки, застрявшей в горле. Но в холодильнике было пусто. Кто-то вымыл и разморозил его, а дверь, чтобы та не закрылась, заклинил половой шваброй.

Эмма ненадолго задумалась. Потом она сунула ноги в кроссовки, подхватила сумку и направилась в универсам «Сэйнсбери».

Закрыто.

Пожалуй, сейчас намного меньше времени, чем она думала.

И что дальше? Эмма, расстроенная, стояла посреди улицы. Вообще-то можно вернуться домой. Но зачем? Там ее никто не ждет. Не ждет, чтобы его накормили, переодели, сменили памперсы или поиграли с ним. Так что она могла отправляться куда угодно. Воспользоваться предоставившейся возможностью. В конце концов, ведь именно этого она хотела, ведь так?

Эмма дошла до станции метро «Хаммерсмит» и села в первый попавшийся поезд, подошедший к платформе. Электричка «Истбаунд Дистрикт Лайн» шла на восток. Она сидела в уголке, рядом с тамбуром. Большинство мест в вагоне оставались незанятыми. Она заметила всего троих пассажиров. Они чинно сидели в строгих костюмах и читали газету «Метро». Вероятнее всего, клерки из Сити, спешащие на работу. А куда едет она? Эмма взглянула на карту, висевшую над окном. Может быть, выйти на одной из больших станций и сделать пересадку? Можно вообще уехать из Лондона куда-нибудь. Через несколько остановок будет вокзал «Виктория». Насколько она помнила, поезда с него отправлялись в южном направлении. К побережью.