Страница 126 из 150
По таинственной причине вкус у плода гепрагона всегда был разным. Целая палитра вкусов, даже консистенция менялась. Так одна и та же пища никогда не надоедала, и жители верили, что Призрак не просто заботится о сытости населения, как прагматичный скотовод. Он заботится и о самом населении.
Впрочем, для этой странности мне удалось подобрать правдоподобное объяснение. По возвращении – если сложится – обязательно проверю догадку. Я отлично знал, как действует концентрат для транс-ампул, изготавливаемый из листьев гепрагонов. Так же знал, как действует порошок гепротик. Мне не составило труда предположить, как могли бы действовать плоды столь чудного растения. Вкусовое разнообразие – лишь убедительная иллюзия для едоков. Другой пищи в Империале не найти, поэтому оставалось надеяться, что этой мелочью галлюцинации ограничатся.
– Считаешь, абсолютно всё, связанное с Призраком Пустынь – выдумка? – поинтересовался Холодов. – Но ты ведь видел небо, изменившее цвет?
– Успел заметить.
– Какое бы объяснение ты дал «розовым крыльям» с научной точки зрения?
Он действительно считал меня учёным-криопсисоведом? Да я и о современном Криопсисе мало что знал, не говоря о прошлом.
– Не хочу гадать, – сказал я, – пока хоть краем глаза не загляну в архивы. Уверен, там есть здравое объяснение всем здешним невероятностям. А ещё мне не терпится посетить один из домов омоложения и посмотреть, как там всё работает.
– Мы слишком молоды, нас не пустят. Дома – для зрелых горожан. И количество посещений строго ограничено. Три раза за всю жизнь.
– Откуда ты знаешь, раз сам не был там? Я думал, они общедоступны.
– Так думал Сумволь, – уточнил Холодов. – Мы лишь переняли знания о мире своих оболочек. Твой парень откололся от Лучших, он – вещь в себе. Но Луза знает больше о домах и светской жизни.
– И чуть не погубила тебя, – добавил я.
– Поэтому пришлось заткнуть её всерьёз и надолго. Так и передай Сумволю – Лузы с нами больше нет.
– Он прекрасно тебя слышит, – отозвался я и отвесил Холодову оплеуху. – Не думаю, что эта информация упрочит наше союзничество.
– Да брось, Майло. Лучшие – самая зомбированная прослойка общества. Их маринуют в местной мифологии и лишают всякой индивидуальности. Ты носишь в голове бесполезного и потенциально опасного пассажира.
– Ладно, Ник, заткнись. Ты чересчур эмоционален, когда что-то доказываешь.
Мы добрались до центральной площади без происшествий. Ночные гуляния шли полным ходом. Главные шоу, так или иначе, были связаны с огнём. Одно из любимейших зрелищ у «пёстрых» – сжигания еретиков. Как сообщил мой всезнающий напарник, недобора в еретиках не бывало. За них сходили и менее неугодные императрице горожане-нарушители. Массовые сжигания после Подношения, как и единичные каждую ночь, стали традицией.
Нам посчастливилось угодить на массовые. Нет, во мне заговорила не маньячная сущность Майло Трэпта, а всего лишь доля здорового цинизма. Чем больше толпу занимало зрелище, тем меньше внимания полагалось нам, тривиальной молодой парочке. Только сейчас я осознал, что мы с Холодовым со стороны смотримся, как любовники.
– Не глазей, Ник, – посоветовал я, взяв его за рукав. – Поищи лучше острый камень.
На импровизированном помосте как раз собирались поджечь привязанного к столбу обнажённого бедолагу. Тот молчал, закрыв глаза. Некоторые зрители бросали ему в ноги переспевшие плоды. По преданию, все излишки полагалось уничтожать прежде, чем те начнут гнить. Императрица презирала любое гниение, считая его признаком распада общества.
Больная на всю голову фанатичка. Как и все её «пёстрые» вассалы.
– Этот пойдёт? – спросил Холодов, приметив нужный камень.
– Да.
Я подбросил его в руке, словно проверяя вес. Один из краёв достаточно острый. Затем подыскал наиболее подходящее здание. При дневном свете и в отсутствии людей любое из прилегающих привлекло бы внимание оставленной на нём надписью. Но лишь в том случае, если знать, что искать. Я рассчитывал, что Мойвин догадается продолжить поиски именно здесь, если даже и приходил сюда ранее.
– Давай там. Пока я буду царапать стену, ты постарайся прикрыть меня от ненужных взоров.
– Постараюсь, – прощебетал Холодов и усмехнулся. – Насколько хватит ширины Лузы.
Благодаря приобретённой ранее сноровке я управился с надписью за несколько минут, ограничившись словами на юнике: «здесь перед рассветом». Выводя финальные буквы, я неожиданно задумался: а пережил ли вообще Захар Мойвин перемещение? Ведь в «запаске» плескались всего лишь скудные воспоминания от его прошлой личности. Как последние литры топлива в пустеющем баке. Теоретически, их хватало на две недели бодрствования, но вдруг путешествие сквозь время сожгло их разом? Если так, то прежнего Захара ждать не стоило. В лучшем случае, в аборигена переселился червь с единственной оставшейся в памяти установкой выполнить задание «Магеллана». Замечательно, скажете вы, но загвоздка в том, что у такой «пустышки» крайне мало шансов принести пользу, потому что червь, не имея даже минимального багажа знаний и опыта, будет действовать исключительно на инстинктах. Это всё равно, что взять хорошо выдрессированного пса на задание с творческим уклоном.