В окружении (ЛП)

я знал, с кем у меня могли быть дерьмовые моменты, и именно сейчас я осознал…что у меня

даже не было времени, чтобы рассказать об этом.

– И…? – сказал он, и я выдохнул.

– Да. Я встречаюсь с Эйсом Локком.

Хохот Дерека ворвался в трубку и мое ухо, и даже после всего, что я увидел на экране,

я ощутил, как ухмылка растягивалась по моим губам.

– Чувак…он долбанная суперзвезда. В том смысле, я помню, как говорил, что ты

уедешь и выйдешь замуж за какого–нибудь богатого ублюдка. Но, серьезно, Эйс Локк?

– Поверь мне. Я так же удивлен, как и ты.

– Да ладно тебе, давай подробности. Как он любит, грубо и все такое?

Решив немного повеселиться с Дереком, я ответил:

– Ага, очень грубо. Каждый раз, как он входит в помещение, и вспышки стихают, он

переключается в роль командира.

– Да ну нафиг, старик.

– Хах, думаю, он бы понравился тебе. Он…очень… – я не мог придумать ни черта,

что бы охватило то, каким был Эйс. Он – добрый, щедрый, скромный и, да, сексуальный, но я

не собирался все это рассказывать Дереку и быть обвиненным в превращении в сопливого

придурка.

– Растерял все слова? Вау. Как насчет того, что ты привезешь его сюда для знакомства

и позволишь нам все самим увидеть, а? Представить его семье и всякая такая херня?

– Эм…– я представил Эйса в одной комнате с Солнышком, Зигги и Ленноном, и

усмехнулся. – Я даже не задумывался об этом до сих пор, но возможно как–нибудь. Мне

нужно скоро съездить туда.

– Сделай это, Прескот. Мы забабахаем убийственную, приветственную вечеринку

твоему мужику.

Я рассмеялся. Да–да, несомненно.

– Я очень ценю это. Поговорим позже.

– Ага, позже.

Когда я завершил звонок, мой взгляд метнулся обратно к экрану, где половина

телевидения была сосредоточена на Эйсе. Его лицо покраснело, пока он сидел, ковыряясь в

чем–то в своей тарелке, а с противоположной стороны репортер рассказывал в мельчайших

подробностях свои предположения того, что происходило.

Может, я должен был поехать с ними на ланч, в конце концов.

По крайней мере, тогда бы он не принимал в одиночку удар того, что обсуждали его

родители.

***

Я в аду.

Эта мысль крутилась в моей голове, пока сидел посреди сцены своего самого

худшего кошмара.

Слева от меня, казалось, все население ЛА собралось на обочине у «The Vine» с

камерами в руках, а напротив меня сидела моя мать, прихорашиваясь перед стервятниками,

которые щелкали снимок за снимком самый некомфортный ланч, за которыми я когда–либо

имел неудовольствие сидеть. Слева от мамы сидел отец, и к его чести, он не кривлялся

сильно перед зрителями, но и не очень–то старался ограничить сольное выступление моей

матери за этим обедом, помимо уже той славы, собравшей эту небольшую вылазку. И

сообщить, какую колоссальную ошибку я совершил, открыто заявив о своих отношениях с

Диланом. Ее последнее заявление вызвало во мне настоящую потребность прирезать что–то

помимо стейка перед собой.

– Ну, дорогой. Что скажешь? – моя мать начала заново, беспощадная в своей задаче,

задав мне самый обидный вопрос. Я понимал, что мое лицо транслировало всем, кто

наблюдал – и был уверен, что на данном этапе это больше сотни человек – насколько для

меня это было отвратительно. По крайней мере, очки, которые я нацепил на нос, прикрывали

мои глаза, которые не могли скрыть…что? Шок, обиду и злость…из–за того, что мои

родители выясняли это здесь – на публике.

– Что я должен сказать? – спросил я сквозь стиснутые зубы. Я склонился над столом,

пока не смог понизить свой голос до шепота, понимая, что меня все равно услышат, и

спросил. – Ты серьезно? Ты серьезно, на секунду решила, что я сделаю то, что ты только что

предложила?

Глаза моей матери слегка расширились на мою интонацию, но я собирался добиться

всего, что мог. И учитывая, что был значимее, чем среднестатистический человек, которого

пилили из–за его любовной истории, я подумал, что ей повезло, что я не встал из–за стола и

не свалил на хер.

Продолжая фарс со встречей счастливой семьи, моя мать потянулась за водой и

сделала глоток, прежде чем ответить.

– Мне кажется, ты должен тщательно рассмотреть это, Эйс. Мы только думаем о твоей

карьере и всей усердной работе.

– Я не собираюсь возвращаться в долбаный шкаф, и не важно, сколько работ я

потеряю при этом.

– Эйс… – начал отец, но я покачал головой.

– Нет, вы двое больше не имеете права обсуждать то, как я проживаю свою жизнь. Я

делал то, что говорили вы, много лет, слишком много, и был несчастен. Я не заведу себе

девушку и не прекращу все это. Никто больше в это не поверит.

– Просто задумайся над тем, что ты творишь, – сказала мама беззвучным шепотом,

сквозь ее милую интонацию начала пробиваться досада. – Только посмотри на те роли, что

ты уже потерял. И свои представительские обязанности? Мы говорим о миллионах долларов

сейчас, Эйс. Ты не сможешь оправиться после этого.

– Если нет, то я заработал больше денег, чем знаю на что их потратить.

– Это ты сейчас так думаешь, но что ты будешь делать со своей жизнью? – спросила

она.

Мои губы сжались.

– Думаю, пойду на уроки гончарства. Попробую свои силы барменом. Или возможно

я просто должен найти что–то по–голубее…

– Достаточно, – сказал отец, и моя мать положила руку на его ладонь, действием,

которое заставляло его заткнуть свой рот.

Затем она коротко посмотрела вбок на камеры, и когда снова перевела взгляд на меня,

она улыбнулась.

– Послушай, милый, мы не говорим, что ты не можешь быть… – ее взгляд заметался

по сторонам, и она наклонилась вперед. – … геем. Это твой выбор и твоя личная жизнь, но

здесь обсуждаются вещи намного серьезнее. В смысле, Дилан кажется достаточно приятным

мужчиной, но действительно ли он стоит того, чтобы выкинуть все, что с таким трудом

заработал, ради…

– Да! – взорвался я, и треп вокруг нас заглох. Все взгляды – ну, те, которые еще не

смотрели на нас – повернулись в нашу сторону, и мне пришлось физически приложить руку к

челюсти, чтобы держать ее закрытой. Не сказать, что я не догадывался, что последует этот

разговор. Черт, мои родители помогали организовывать для меня «подружек» долгие годы,

но не думаю, что они хотели довести меня до взрыва на людях, не тогда, когда любой из этих

людей мог, и сделает это, побежать к тем фотографам, когда мы уйдем, с сенсационной

новостью.

Я оттолкнул свою тарелку в сторону, с таким чувством тошноты, что даже не пытался

что–то запихнуть в желудок. Когда я снова поднял взгляд, у моей матери было выражение

убитого горем человека, и я знал, что это означало, – следующими будут слезы. Они чаще

всего срабатывали со мной, слишком часто, но не в этот раз. Что бы ни последовало дальше,

будет заткнуто очень быстро.

– Но…а как же мы? – сказала она тонким голоском. – Ты подумал о том, что будут

говорить о нас люди….

– Нет, – сказал я.

– И что если в итоге, мы окажемся нищими? Мы уже на пенсии, и у твоего отца

плохие колени, поэтому как ты можешь просить нас вернуться на работу…

– Так, просто остановись. Ты отлично знаешь, что вы оба обеспечены на всю жизнь.

Если того, что я откладывал для вас недостаточно, тогда забирайте все. Я не хочу этого. Я

счастлив впервые в жизни. Вы понимаете? Вы не можете просто позволить мне это? – даже

не утруждаясь ответом, я встал, и не обращал внимания, как все наблюдающие наклонили

свои камеры, чтобы снять меня на ногах.

Фу, весь этот гадюжник вызывал во мне желание просто, блять, заорать. Давление в