Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 51



Компания сообщала о богатстве американских владений зверем, о планах расширения промыслов, однако жаловалась на недостаток кадров, в том числе «искусных флотских офицеров», и рассчитывала на государственную поддержку. В этой же записке РАК извещала царя о своём намерении «приступить к отправлению ныне в Америку транспортов своих от Санкт-Петербургского порта». А это уже была заявка на первое русское кругосветное путешествие. Тем более что у русского дворянина, сановника и директора РАК Николая Петровича Резанова было понимание и общегосударственного значения такого дела, как и у купеческого сына Михаила Матвеевича Булдакова – первенствующего директора РАК. Да и остальные тогдашние члены Главного правления Компании умели мыслить на уровне высоких государственных задач.

Со своей стороны, у флотских офицеров Ивана Крузенштерна (1770–1846) и Юрия Лисянского (1773–1839) тоже имелись не то чтобы смутные мечтания на сей счет, но готовые планы, записки, аргументы… Капитан-лейтенант «Круценштерн» упоминался и в донесении РАК царю. Итак, стена сомнений и недоверия пробивалась с двух сторон. Именно камергер Николай Резанов и купец Михаил Булдаков сыграли реально решающую роль в инициировании в 1803 году плавания Крузенштерна. Но и записки моряков – будущих руководителей экспедиции тоже имели свое значение.

Булдаков принял на счёт РАК половину расходов – на содержание «Невы» Лисянского, но содержание «Надежды» Крузенштерна взял на себя сам Александр. Последнее было, говоря языком современным, «знаковым» актом. Впрочем, у того факта, что «Надежда» вместе с офицерами и экипажем была взята «на казну», имелось и то объяснение, что на борту флагманского шлюпа находилась русская дипломатическая миссия во главе с Николаем Резановым, о которой далее будет рассказано.

27 августа 1802 года Крузенштерн писал министру коммерции Н.П. Румянцеву: «К истинному моему удовольствию известился я, что Государь благоволил конфирмовать предлагаемую под моим Начальством экспедицию».

ИВАН Фёдорович Крузенштерн был младшим питомцем екатерининской эпохи, отличился в Гогландском, Эландском, Ревельском и Выборгском сражениях Русско-шведской войны 1788–1790 годов. В числе лучших молодых моряков был послан Екатериной на стажировку в английский флот, воевал и там, крейсировал у атлантических берегов Северной Америки, бывал на Барбадосе и Бермудах и поплавал по морям и океанам немало. Стать командором в первом кругосветном российском плавании ему было на роду написано… Напомню, что боевую службу Крузенштерн начал в 1788 году на корабле «Мстислав» под командой капитана Муловского, назначенного в кругосветный поход, вследствие Русско-шведской войны отложенный.

Беседы с Муловским дали первый импульс. Вторым оказалось знакомство с внуком Витуса Беринга – лейтенантом Яковом Берингом, тоже отправленным на «английскую» стажировку. Третьим стали беседы с «лифляндцем» Торклером в Калькутте. Финн хорошо знал северо-западный берег Америки и считал, что России очень выгодно доставлять товары туда и оттуда отправлять меха – в Китай, в Кантон. Собственно, Торклер предлагал нечто вроде российского варианта той «треугольной» торговли, которую вели на Тихом океане американцы.

Вернулся Крузенштерн на Родину в 1799 году на корабле Ост-Индской компании, обогнув мыс Доброй Надежды. И сразу представил морскому начальству проект кругосветного плавания, одной из целей которого указывал «снабжение наших американских колоний всем необходимым». Весьма подробно написавший об Иване Фёдоровиче в своей «Истории великих путешествий» Жюль Верн остроумно, хотя и не совсем верно в части единоличного приоритета Крузенштерна, замечает: «Лучшими идеями всегда бывают самые простые, но они приходят в голову в последнюю очередь. Крузенштерн первый доказал настоятельную необходимость установить прямую связь между Алеутскими островами – местом промысла мехов – и Кантоном – самым важным рынком сбыта».

Вообще-то записка Крузенштерна касалась многого – в ней даже крепостное право критиковалось, но основной была идея кругосветного плавания. Однако флот тогда ещё не вышел из кризиса, к тому же дело тормозилось руководством морского ведомства. Проект тридцатилетнего лейтенанта у адмиралов своей чисто морской частью сочувствие вызывал, но было боязно… Вздыхали, что оно бы и неплохо, и офицеров найти можно, да вот, русские матросы к дальнему плаванию совершенно-де не способны. «Лучше бы нанять англичан», – советовал престарелый адмирал Ханыков.

Сдвинуло дело с мёртвой точки появление в России Российско-американской компании. Важное значение имел и именной указ императора Александра I от апреля 1802 года, по которому «позволено было морским офицерам, кто пожелает, не выходя из флотской службы вступить в Российско-американскую компанию». Этот умный и своевременный указ открывал широкие перспективы и перед Крузенштерном, и перед Лисянским, и перед десятками других деятельных русских военных моряков. К тому же с сентября 1802 года вновь учреждённое Морское министерство возглавил Николай Семёнович Мордвинов – фигура в русской истории смелая и крупная.



Судя по всему, окончательный проект плавания перед представлением его царю был обговорен между Булдаковым, Резановым, графом Румянцевым, адмиралом Мордвиновым, Лисянским и Крузенштерном. Со стороны ведомств идею поддерживали министерства иностранных дел и коммерции, военно-морской флот и Академия наук.

По поручению РАК капитан-лейтенант Лисянский съездил в Лондон и закупил там шлюпы «Леандр», переименованный в «Надежду», и «Темза», названный «Невой». Затем он привёл их в Кронштадт. Лишь в середине дальнего плавания выяснилось, что шлюпы были не новой постройки, как уверили Лисянского английские купцы, а с большой трухлявостью, особенно – в мачтах. Теперь остаётся лишь гадать, в чём была причина обмана – в стремлении британцев зашибить лишнюю деньгу или в их намерении сорвать первое кругосветное русское плавание, да ещё и с заходом в Русскую Америку. Впрочем, английская Корабельная палата в своё время даже Куку не постеснялась подсунуть флагман «Резолюшн» без капитального ремонта после второго плавания Кука, а также – с гнилыми канатами и гнилыми мачтами!

Опять возник вопрос о командах… «Мне советовали, – писал впоследствии Крузенштерн, – принять несколько и иностранных матросов, но я, зная преимущественные свойства российских, коих даже и английским предпочитаю, совету сему следовать не согласился». Свидетельство это – важнейшее! Уж кто-кто, а Крузенштерн знал качество кадров английского флота прекрасно – слава богу, сколько походил по волнам на английских судах, и экспертом стал отменным. Тем не менее, собираясь в тяжёлое плавание, он предпочёл свои кадры – русские.

Увы, снова начинались прения и «трения»… Петербург же был предстоящим небывалым походом взволнован. Николай Михайлович Карамзин в июне 1803 года писал:

«Англоманы и галломаны, что желают называться космополитами, думают, что русские должны торговать на месте. Пётр думал иначе – он был русским и в душе патриотом. Мы стоим на земле, и на земле русской… Нам нужно и развитие флота и промышленности, предприимчивость и дерзание».

Это было прямой полемикой с англоманом Воронцовым-петербургским, который гадил России не хуже самой «англичанки», был против кругосветного похода и заявлял:

«По многим причинам физическим и локальным России быть нельзя в числе первенствующих морских держав. Да в том ни надобности, ни пользы не предвидится…»

Вышло, к счастью, не по каверзам Воронцова… 27 июля (7 августа) 1803 года «Надежда» и «Нева» начали выбирать якоря, и вскоре главный командир Кронштадтского порта – как раз, по иронии судьбы, адмирал Ханыков – письменно докладывал товарищу морского министра вице-адмиралу Чичагову: «Милостивый государь Павел Васильевич! Суда Российско-американской компании «Надежда» и «Нева» сего числа в 10 часов снялись с якоря и отправились с Кронштадтского рейда в море благополучно…»