Страница 8 из 20
Малютин усмехнулся. Опять у старика разыгралась паранойя. Идея, что кому-то надо находиться ночью снаружи, казалась бредовой. А ведь это подразумевало не только выйти и посидеть в «трубе». Надо было, надев «защиту», обходить стену снаружи. Несколько раз за ночь. Либо же дежурить на наблюдательной вышке.
Этой идеей староста загорелся, когда пропали Пономаревы. Вот просто так за ночь исчезли муж с женой, оставив все вещи. А когда у Никулиных пропал сын и вся деревня целую неделю жила в страхе, ложась спать с оружием, патруль был учрежден.
Вначале ходили впятером. Потом сократили до трех. Все равно никого не поймали и ничего не заметили.
Впрочем, Николая, одно время делавшего десятикилометровые вылазки во внешний мир, чтобы наблюдать за флорой, прогулка на свежем воздухе вокруг поселка не пугала. Ему просто было неохота. Он бы лучше полежал на диване и почитал Брэдбери.
Не надо было быть Эркюлем Пуаро, чтоб понять, как все произошло. Жека Пономарев наверняка задушил свою кикимору (крови в комнате не было), куда-то спрятал тело, а потом ушел. Даже не для того, чтоб свести счеты с жизнью, а просто подальше от чужих глаз, в аффекте. А там мог и утонуть, и замерзнуть, и дозу хватануть. Вещи остались нетронуты, даже еда. В чем был, в том и ушел.
А четырнадцатилетний Колька, один из детей, которые родились в заводском подвале, а выросли уже в Мирном, в четырех стенах, мечтал об иной жизни. В Клубе он все книжки перечитал. Хотел, поди, стать крутым сталкером. Поэтому влез, пока все спали, в ОЗК, надел респиратор и взял рюкзак с трехдневным запасом консервов. В своих мечтах он планировал добраться до Москвы, на Урал или в Питер. Конечно, далеко не ушел, и кости его белеют теперь где-нибудь в траве.
– И на хрен это вообще нужно? Кого вы все боитесь? Мы людей не видели уже четыре года, – Николай поморщился.
– Мало ли. Выйдут какие-нибудь из леса… и перережут как кур во сне.
«Или перегрызут», – подумал Малютин, но промолчал.
– Я даже рад был бы незнакомую рожу увидеть.
– Есть такие морды, которые даже ты не будешь рад увидеть, Микроскоп. – В последнее слово-прозвище староста вложил весь сарказм. – Помнишь, я фотографию тебе показывал? Которую Никитич сделал.
Николай вспомнил фотокарточку безобразного качества. И где только Никитич раздобыл старый «Полароид»? И зачем вообще выходить на охоту, если добычи нет?
В здешних лесах даже земноводные исчезли. Подальше от Москвы… там, может, кое-что и было. Вон, Никитич говорил, что раз радиация маленько спала, он с сыновьями хочет аж до Владимирской области дойти. Попробовать свежего мясца добыть. Из окрестных лесов им удалось только двух зайцев принести: тощих, жилистых, с таким горьким мясом, что хоть рот полощи. Говорили, суслики есть, хомячки. Мелких птиц видали. Ворон. Но для прокорма общины этого было мало.
Кстати, самого старого охотника вместе с сыновьями уже почти неделю не видели. Это плохо. Так надолго Колосковы еще не пропадали. Как бы не случилось чего…
Кроме карточки была еще голова, которую отец с сыновьями принесли в качестве трофея. Помнится, дизелист и механик Вася Слепаков, хохоча, сказал, что это тетерев, глухарь или домашний петух.
«Сам ты петух! Ты посмотри на размер. Да я его только со второй семерки подбил», – разозлился охотник. А после была небольшая драка, закончившаяся обработкой ссадин и синяков в медпункте в Клубе.
Голову потом кто-то выкинул, и Николай так и не смог ее исследовать. А ведь он единственный в поселке имел отношение к биологии, да и к науке вообще. Вначале ему показалось, что существо на карточке относится к отряду рукокрылых. Но потом, рассмотрев фото под лупой, он по морфологическим признакам отнес его к птицам. Вот только перьев не было.
«И как ему только подъемной силы хватает, чтоб летать?»
Да и с зайцами теми было что-то не так. Надо было их анатомировать, прежде чем отдавать в столовую. Неправильные это были зайцы.
«Чушь какая-то, – рассуждал Николай. – Ионизирующее излучение действительно увеличивает частоту мутаций. Но большинство из них внешне незаметны, например, изменение синтеза белка печенью. Или летальны для организма и по наследству не передаются. И почти все они негативны. А для закрепления позитивных нужны многие тысячи лет. И тем более для видообразования. Проще поверить в горизонтальный перенос генов. Но он невозможен без вмешательства высоких технологий и одного существа. Того самого, которое на двух ногах и без перьев. И которое само пора заносить в Красную книгу».
– Хорошо. – Видя, что дед не отстанет, Малютин, скривившись, кивнул. – Черт с тобой. Отбуду я вашу повинность. А в Клуб все равно не приду. Выпить я и один могу. Что мне, одни и те же анекдоты слушать? Мужики опять напьются, бабы будут реветь. Не хочу себе настроение на неделю испортить. Жратву лучше на вынос дайте.
– Получишь. К половине восьмого чтоб был в сборе. И не забудь ружье.
Интерлюдия 3
Эксперимент, день первый
Май 2013 г.
Дверь захлопнулась за ним, и наступила темнота.
«Где я? Зачем они меня сюда запихнули?»
Зеленые стены. Запах нехороший. Даже не больничный. Так не пахнет даже в хосписе… например, в том, где они познакомились с Катей… когда он был волонтером. Это помогало втираться к девушкам в доверие, да. Ведь все любят хороших мальчиков.
Такой запах мог быть только в старом погребе, где стенки из трухлявого дерева покрывают толстые наросты плесени, похожие на жутких существ, а белесые ростки проросшей картошки напоминают щупальца неведомых тварей. Видел он такой погреб в деревне у бабушки, когда ему было шесть лет.
Сейчас он находился в квадратной комнате – маленькой, как гроб, и без окон. Где-то в коридоре мерно капала вода.
Почему-то он представил, что там вдоль потолка протянута огромная гофрированная труба вентиляции – настолько широкая, что по ней мог бы пролезть человек. И она мокрая. Наверно, там скапливался конденсат.
Он попал сюда совсем недавно. А до этого долгие годы провел совсем в другом месте.
Там у него отобрали имя. Отобрали прошлое. Там он перестал быть Федором Скляровым: 34 года, москвич-образование-высшее-юрист. Он стал просто заключенным № 29.
«Встать! К стене! Руки за голову!!» – так его подняли этим утром в половине шестого, за полчаса до подъема.
Кроме него в одиночной камере никого не могло быть, поэтому даже по номеру к нему обращались редко.
Когда приходили с обходом, надо было быстро подняться и встать у стены напротив двери в давно заученной позе: примерно как в фильме «Кин-Дза-Дза». Так же он должен был вставать, когда приходили конвоиры, чтоб вести его куда-нибудь. Но это случалось нечасто. Его могли повести только к доктору на осмотр. Или к оперуполномоченному на допрос. Но все вопросы у следствия к нему давно отпали: дело Душителя из Южного Бутово закрыто, все тела с его помощью нашли. Он хорошо помнил следственный эксперимент, где показывал на пластиковом манекене, как именно душил свои жертвы.
Осталось отсидеть всего 20 лет. После 25 лет возможно было условно-досрочное освобождение. Правда, еще никто не дожил, но вдруг он будет первым?
«Ну да, я убил… убил их всех. Ведь я же сам признался. Я выродок и мразь, недостойная жизни. Пытался сдержаться. Каждый раз. Но это было сильнее меня».
Он до последнего надеялся, что его признают невменяемым. Даже симулировал припадки и бред. Но – не прокатило.
«Отдавал себе полный отчет в своих поступках».
Свидания ему были вроде бы положены, два раза в год. Но некому было его навещать. Для матери он все равно что умер. Православный батюшка к нему не приходил ни разу с тех пор, как он сказал, что их Христос – сын не бога, а сатаны. Видимо, посчитал, что эта душа окончательно погублена.
Так что когда он услышал шаги и звон ключа в замке, у него мороз пробежал по коже.
У тюремного врача он был недавно. На прогулку так рано никогда не водили. К работе их не привлекали, хоть на том спасибо.