Страница 4 из 11
Деньги на учебу выделила бабушка из своих «гробовых» накоплений, иначе видела бы Марина это высшее образование, как свои уши. Нет, безусловно, в природе существовали какие-то уникальные персонажи, поступавшие на бюджет, но ходили слухи, что такое поступление тоже стоит денег и не малых. На последних курсах Марина уже подрабатывала в бухгалтерии, и весь свой заработок отдавала бабушке. Так что на похороны впоследствии «гробовых» хватило с лихвой.
В университете Марина подружилась с грузинской девушкой Этери, которая и научила её одеваться элегантно и дорого. По крайней мере дорого с виду. Этери открыла Марине мир скидочных акций, и Марина радовалась, как ребенок, когда удавалось прикупить вещь дорогого бренда, если уж не совсем по дешевке, то хотя бы по приемлемой цене, от которой глаза не выкатывались из орбит. После завершения учебы родители удачно выдали Этери замуж, и она теперь жила за границей, а Марина осталась у себя в Купчино, зато устроилась на работу своей мечты. Однако заработной платы ей пока еще не хватало, чтобы навещать Этери в красивой жизни на Лазурном берегу. Ведь мало купить билет до Ниццы и обратно. Необходимо еще много всякой всячины типа купальников, шляп, сарафанов, туфель и платьев для коктейля, чтобы выглядеть королевишной, а не всё той же сиротской Золушкой.
Пристроив костюм в шкаф, она потащилась на кухню, по дороге прихватив в прихожей журнал, который купила у метро. Когда она расположилась за столом и открыла журнал, матушка брякнула перед ней тарелку с котлетами и жареной картошкой. Пахло потрясающе вкусно.
– Всё либерастов почитываешь? – буркнула мать, глянув на журнал. – У, пятая колонна!
Марина тяжело вздохнула и решила не ввязываться в полемику. Матушка уселась напротив со своей тарелкой. Некоторое время ели молча. Потом матушка не выдержала.
– Всё, голубчики, доездились! – заявила она и сунула под нос Марины кукиш. – Вот вам Турция с Египтом.
Марина отложила журнал и внимательно посмотрела на мать.
– И вам тоже, – вежливо ответила она, отправляя в рот кусок котлеты. Показывать матери ответный кукиш, Марина не посчитала нужным. И так всё ясно. – Я думала, мы по весне с тобой вместе дней на десять в Египет прокатимся. Мне новогодний бонус обещали хороший.
– Чего я в твоем Египте не видела?! – фыркнула мать.
– Да ничего и не видела. Ни в Египте, ни в Турции, ни еще где.
– Думаешь самая умная, да? Образованная? Только вот что я тебе скажу, дочурка моя дорогая, не жили богато, не стоит и начинать! Думаешь, выберешься когда-нибудь из говна этого? – мать обвела рукой пятиметровую кухоньку. – Хрен тебе!
– Хрен так хрен, – покладисто согласилась Марина, доедая картошку. – Тебе настричь газетки?
– Какой газетки? – не поняла мать и сделала круглые глаза.
– Обычной. Как при Советах, вместо туалетной бумаги. Чего ж к хорошему-то привыкать? Страна прикажет, а ты уже и готова! Вот она газетка!
– Ах ты, поганка! Отлупить бы тебя, да сил уже нет никаких.
– А ты новости меньше смотри, здоровее будешь, – Марина встала из-за стола и понесла посуду в раковину. – Спасибо, мамулька, всё было очень вкусно! Как всегда, – Марина чмокнула мать в седую макушку и принялась за мытьё посуды.
Мытьё посуды было обязанностью Марины с самого детства. В глубине души она мечтала, что когда-нибудь сможет позволить себе посудомоечную машину, вот только поставить её в пятиметровой кухоньке негде. Эх! Снести бы все стены! Сделать для них с матерью по маленькой комнатке, а в остальном пространстве организовать приличную кухню с большим обеденным столом. Марина видела такое в квартире, которую для Этери снимали родители. Да где там! Даже если Марина накопит денег на такой ремонт, мать ни за что не согласится. В её представлении у приличных людей просто обязана быть некая зала. Откуда в лексиконе матери появилась вдруг эта «зала», Марина даже не могла предположить. Так только деревенские люди гостиную называют. Да, какая разница, собственно говоря, когда эта комната, которую мать гордо именует «залой» ничего общего ни с залом, ни с гостиной не имеет. Разумеется, там висит большая чешская хрустальная люстра, вернее даже не висит, а лежит на голове у входящих, стоит полированный обеденный стол, который раскладывается, и в таком состоянии за ним вполне могут разместиться восемь человек. Правда, в этом случае сесть уже будет некуда. То есть, восемь человек, стоя, с люстрой на головах. Фуршет так фуршет! Кроме того, в этой «зале» имеется сервант от чешского или польского гарнитура, Марина точно не помнит страну происхождения этого зеркального чуда под названием «Хельга». Сервантом матушка очень гордится и называет его исключительно по имени. Мол, возьми рюмки в Хельге. Хотя посуда, выставленная в этой самой Хельге, используется очень редко только по большим праздникам. Посуда тоже богатая. Рюмки и фужеры сверкают хрусталем, тарелки переливаются перламутровыми розами. Одну из стен материнской залы украшает красный ковер, рядом с которым располагается раскладной диван, на котором, собственно, матушка и спит. Раскладывать диван тоже некуда, поэтому мать спит на неразложенном, благо рост позволяет. Вот Марина бы точно на этом диване не уместилась. Венчает композицию залы трехстворчатый полированный шкаф от той же самой Хельги. И, разумеется, в красном углу находится постоянно бубнящий телевизор, которым мать чрезвычайно гордится. Телевизор купила Марина в подарок матери на день рожденья. Он имеет большущий плоский плазменный экран и бесплатно показывает кучу каналов. С тех самых пор матушка и стала телеманьяком, а чтобы безотрывно следить за событиями в телевизоре, уже сама прикупила на кухню маленький подвесной зомбоящичек. Этот малыш болтается под потолком и тоже непрерывно чего-то вещает.
– Мамуль, – первое время Марина честно пыталась побороть телевизор, – ну, нельзя же доверять всему, что тебе говорят из ящика! Бабушка рассказывала, что раньше при Советах в телевизоре постоянно вещали про успехи, высокие надои и победу в битве за урожай! – Марина и сама видела счастливые усталые лица комбайнеров в программах «Новости дня», которые для смеха установил Этери на видеомагнитофон её приятель. – И при этом страна закупала зерно в Канаде, постоянно забывая об этом сообщить советскому народу. Потом тебе лично из телевизора пудрили мозги про Леню Голубкова, который купил жене сапоги с помощью «МММ», и, как там его – «Мы сидим, а денежки идут»? Вспомнила «Хопер инвест»! И что в результате? Сколько ты Мавроди денег отнесла? И опять снова-здорово! Совершенно не сомневаешься в той лапше, что тебе на уши вешают!
На все эти речи матушка только махала рукой, обзывала Марину пятой колонной и делала телевизор громче. В результате уже и Марина махнула рукой на всё это, поняв, что телевизор непобедим.
– Господи! Сколько ж можно, – опять застонала матушка, подкладывая Марине в раковину сковородки. – Ведь не протолкнуться же! И когда только твои олигархи тебе апартамент выделят…
– Думаю, что никогда, меня ведь и тут всё устраивает, – ответила Марина. – В тесноте да не в обиде!
– Что тебя устраивает, а? Хрущоба наша тебя устраивает?!
– Это ты тете Зине расскажи, что тебя твоя хрущоба не устраивает.
Матушкина сестра Зинаида до сих пор жила в центре города, в коммуналке без горячей воды и ванной комнаты. Коммуналка была большая, старая и обшарпанная, так что никакой надежды на расселение не было. Все, кто пытался это осиное гнездо расселить, натыкались на непомерные требования жильцов. Обитатели коммунальной квартиры, как один, желали отдельные квартиры со всеми удобствами и непременно там же, в центре. В результате так и остались «старухи» при своих разбитых корытах.
Зинаида раз в месяц приезжала к сестре в гости и часа два стояла под горячим душем.
– Счастливые вы, девки, – говорила она, выходя из ванной комнаты и усаживаясь на кухне пить чай.
– Зинаиду вспомнила! У Зинаиды, небось, дочка-то поумнее некоторых! За американца замуж вышла! Зинка давеча фотки показывала у ней в телефоне. В отдельном доме живут, аж с двумя ваннами.