Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 32

Драко и профессор Макгонагалл резко замерли.

— Бросьте палочки! — потребовал Герман.

Профессор Макгонагалл нахмурилась.

— Мистер Рейнджер, я удивлена…

— Я сказал: бросьте палочки!

— Разве это что-нибудь изменит? Герман, мы оба владеем беспалочковой магией. А теперь отпусти её, — презрительно усмехнулся Драко.

— Позади меня гриндилоу, питающиеся человеческим мясом, — хмыкнул Герман. — Если вы что-нибудь выкинете, она полетит в озеро.

Гермиона медленно приходила в себя, пока Герман отвлёкся на Драко и профессора Макгонагалл. Туман в голове постепенно рассеивался. И вот, одним мощным ударом силы воли Гермиона сломала ментальные оковы, как, впрочем, и физические, ударив Германа локтём в бок.

Герман тут же её выпустил, и она развернулась к нему лицом, наблюдая, как он корчится от боли. К сожалению, он стоял слишком близко к краю озера: один неверный шаг назад — и вместо твёрдой земли под его ногами оказался лишь воздух.

Мгновение Герман балансировал на краю, размахивая руками в попытке удержать равновесие. Ужаснувшись, Гермиона потянулась к нему, но профессор Макгонагалл, к сожалению, уже применила связывающее заклинание, чтобы спасти Германа. Гермиона оказалась на пути верёвок, поэтому они вместо него связали её, оттащив назад.

С пронзительным, леденящим душу криком Герман упал в озеро. Раздался громкий плеск. Ни Драко, ни Макгонагалл не успели ничем помочь: гриндилоу-людоеды обхватили тело Германа и утащили глубоко под воду.

========== Глава шестнадцатая ==========

На следующий день вся школа знала о смерти Германа Рейнджера. Профессор Макгонагалл, глаза которой покраснели от слёз, была немногословна: всякий, кто приблизится к озеру, будет немедленно исключён из Хогвартса.

Скорбящие родственники Германа были уверены, что его убили, поэтому обратились в Департамент магического правопорядка. Две недели авроры допрашивали каждого человека в Хогвартсе.

И тогда Герман предстал в истинном свете: некоторые признались, что он предатель, манипулятор и шантажист. Слишком многие втайне радовались его смерти, и аврорам было бы трудно решить, кто же на самом деле его убил, если бы не воспоминания Драко Малфоя, профессора Макгонагалл и Гермионы Грейнджер, которые ясно показывали, что смерть Германа была случайной.

В конце концов, Визенгамот постановил: Герман Рейнджер сам отыскал свою смерть. В глубине души Гермиона чувствовала вину. Она с сожалением думала, что, если бы не толкнула его локтём в бок, а просто терпеливо дождалась, пока Драко и Макгонагалл что-нибудь придумают, Герман бы сейчас был жив.

Однако с другой стороны Гермиона чувствовала мрачное, холодное удовлетворение от свершившейся мести. Жестокий внутренний голос шептал, что Герман получил по заслугам, особенно после своих ужасных поступков по отношению к Драко и остальным. Но, несмотря на постоянную внутреннюю борьбу с самой собой, Гермиона была уверена: ей стало легче.

***

— Так что же ты собираешься делать, когда он вернётся?

Был вечер пятницы в середине ноября, и зима наконец-то прогнала осень. Только-только пробило шесть часов, а солнце уже покинуло небо, перекрасив его из унылого серого цвета в чернильно-чёрный. В открытое окно гостиной подул холодный ветер, и Гермиона потёрла руки, чтобы согреться.

Подойдя к окну, она закрыла его, задёрнула плотные бордовые шторы и повернулась к Лаванде, нервно улыбаясь.

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»? — недоверчиво воскликнула Лаванда, на секунду посмотрела на Гермиону, а затем вернулась к покраске ногтей на ногах, будто магла.

Подойдя к дивану, Гермиона тяжело опустилась рядом с Лавандой и, внимательно осмотрев результат её работы, взяла одну из бутылочек лака для ногтей и прочла этикетку.

— То и значит: не знаю, — ответила Гермиона и, открыв бутылочку с надписью «Яркая фуксия», решила для пробы покрасить один ноготь.

— Что ж, тогда думай быстрее, он возвращается уже завтра.

Новость о смерти ученика в Хогвартсе разлетелась по газетам с головокружительной скоростью. Репортёры слетелись, как стервятники на труп, и начали рыть в поисках какой-нибудь грязной истории для первой полосы. Не прошло и нескольких дней, как в «Ежедневном пророке», узнав об одержимости Германа Драко Малфоем, опубликовали статью, в которой говорилось, что Герман покончил с собой из-за неразделённой любви.





Эта новость не была бы столь интересной, будь она о каком-нибудь обычном преподавателе, но новость о Драко Малфое буквально разожгла пламя сплетен.

Чтобы избежать нежелательных обвинений и внимания, Драко решил на две недели уехать в Тоскану вместе с матерью. С глаз долой — из сердца вон, как говорится. Это сработало: уже в середине второй недели один высокопоставленный женатый чиновник из Министерства был уличён в связи с гоблином, и сплетни о Драко мигом стухли.

Сегодня была пятница, и уже завтра Драко должен был вернуться и снова занять место преподавателя ЗОТИ.

Гермиона боялась, потому что не знала, что будет дальше. Теперь, когда Драко признался ей в любви и на горизонте не маячил Герман, она волновалась за дальнейшую судьбу.

Лучшим способом это выяснить, как ей казалось, было подойти к нему и спросить, но, как обычно, помешало смущение. Да и что бы она сказала? О чём спросила? Каким образом можно было разузнать об их «отношениях», не выставив себя слишком наглой или, того хуже, отчаявшейся?

Нет, если Драко действительно хотел отношений — на что Гермиона очень надеялась, — то должен сам подойти к ней. Гермиона достаточно настрадалась, чтобы подходить первой. Она никак не могла избавиться от ощущения, что во время своего двухнедельного отсутствия Драко пересмотрел свои взгляды на жизнь. А что если после этого он решил, что больше не любит её?

— …всё ещё его любишь?

— Что, прости? — Гермиона быстро моргнула, осознав, что совершенно не слушала Лаванду.

Та применила высушивающее заклинание на ногтях, пошевелила пальцами ног и повернулась к Гермионе.

— Я спросила, говорила ли ты ему, что всё ещё его любишь. В конце концов, он ведь тебе признался.

Гермиона покраснела.

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Мои отчаянные поступки должны были сами подсказать ему.

Лаванда нахмурилась.

— Гермиона, ты должна ему сказать. Должна…

— Не собираюсь я ничего говорить, — перебила Гермиона. — По крайней мере, до тех пор, пока не буду уверена, что нужна ему.

Переключив внимание на свои ногти, она лениво продолжила наносить лак. Странно, подумалось вдруг, что цвет ей понравился, ведь он совсем не подходил для преподавателя. Таким образом, Гермиона совершенно упустила из виду хитрый огонёк, загоревшийся в глазах Лаванды.

— А вот это мы ещё посмотрим.

***

В воскресенье во второй половине дня, приняв душ и пообедав в своей комнате — она не спускалась в Большой зал с субботнего утра, по-прежнему опасаясь встречи с Драко, — Гермиона свернулась калачиком на диване и читала. Вдруг в комнату с шумом ворвалась Лаванда и нараспев окликнула её.

Закрыв книгу, Гермиона подняла голову. В каждой руке у Лаванды было как минимум по четыре пакета, щёки раскраснелись от мороза, а на лице сияла улыбка.

— Я ходила по магазинам! — заявила Лаванда.

— Вижу, — ответила Гермиона, с любопытством смотря на пакеты. — Такое ощущение, что в каждом магазине ты хоть что-то да купила.

Лаванда расхохоталась:

— Я хотела купить только пару новых мантий, но не удержалась. Слава Мерлину, что мой парень богат и щедр! — Она бросила пакеты на пол и с усталым вздохом плюхнулась на диван. Снова оживившись, она наклонилась к пакетам и начала в них что-то искать. — Я и тебе купила кое-что. Думаю, тебе понравится.

Подвинувшись ближе, Гермиона с удивлением наблюдала, как Лаванда достаёт зелёный шёлковый топ из одного из пакетов. Однако это был не такой топ, который можно носить летом на улице. На талии и по бокам он был открыт — так, что ткань свободно болталась спереди и сзади, — глубокое декольте было отделано полосками белого прозрачного кружева, а под грудью — красные ленты с белыми наконечниками.