Страница 11 из 31
Сталин даже в беседах с глазу на глаз говорил очень сдержанно и очень тщательно и точно формулировал свои мысли.
В описываемой ночной беседе Сталин затронул большой круг теоретических проблем. Он говорил о мануфактурном и машинном периоде в развитии капитализма, о заработной плате при капитализме и социализме, о первоначальном капиталистическом накоплении, о домонополистическом и монополистическом капитализме, о предмете политической экономии, о великих социальных утопистах, о теории прибавочной стоимости, о методе политической экономии и многих других достаточно сложных вещах.
Говорил он даже о трудных категориях политической экономии очень свободно и просто. Чувствовалось, что все в его кладовых памяти улеглось давно и капитально. При анализе абстрактных категорий он опять-таки очень свободно и к месту делал исторические экскурсы в историю первобытного общества, Древней Греции и Рима, Средних веков. Казалось бы, самые отвлеченные понятия он связывал с злободневными вопросами современности. Во всем чувствовался огромный опыт марксистского пропагандиста и публициста.
У меня сложилось твердое убеждение, что Сталин хорошо знает тексты классических работ Маркса и Ленина. Так, например, излагая свое понимание мануфактурного и машинного периодов в истории капитализма, Сталин подошел к книжной полке и достал первый том «Капитала» Маркса. Том был старенький, потрепанный и порядком замусоленный – видно было, что им много пользовались. Не заглядывая в оглавление и листая страницы, Сталин довольно быстро находил в разных главах «Капитала» те высказывания Маркса, которыми он хотел подтвердить свои мысли.
Стараясь доказать правоту своей позиции аргументами теоретического, логического, исторического характера, Сталин говорил:
– Но дело не только в Марксе. Возьмите, как ставил эти вопросы Ленин.
Сталин снова подошел к полкам, долго перебирал книги, но не нашел нужного источника. Он вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с объемистым и тоже зачитанным томиком. Это оказалась работа Ленина «Развитие капитализма в России». Сталин, как и в «Капитале» Маркса, легко находил и цитировал нужные ему места в ленинском исследовании.
В ходе беседы Сталин критиковал некоторые относящиеся к теме беседы положения Ф. Энгельса, и эта критика не казалась мне неаргументированной.
Расхаживая по комнате, Сталин почти непрерывно курил свою трубку. Он подходил к столику, за которым я сидел, брал из коробки папиросу, ломал ее в месте соединения мундштука с куркой и набивал табаком из гильзы свою трубку. К концу беседы он откуда-то достал толстую сигару, раскурил ее, вставил в трубку, и комната наполнилась крепким никотинным ароматом.
Я улучил подходящую минуту и сказал:
– Товарищ Сталин, вы так много курите, ведь вам, наверное, нельзя этого?
Сталин:
– А вы невнимательны; я же не затягиваюсь. Я просто так: пых-пых. Раньше затягивался, теперь не затягиваюсь.
Меня не могло не поразить, какое первостепенное значение придавал он теории.
Сталин сказал примерно так:
– Вот вам и вашим коллегам поручается написать учебник политической экономии. Это историческое дело. Без такого учебника мы не можем дальше двигаться вперед. Коммунизм не рождается, как Афродита, из пены морской. И на тарелке нам его не поднесут. Он строится нами самими на научной основе. Идея Маркса – Ленина о коммунизме должна быть материализована, превращена в явь. Каким образом? Через посредство труда на научной основе.
Для этого наши люди должны знать экономическую теорию, экономические законы. Если они будут их знать, мы все задачи решим. Если не будут знать – мы погибнем. Никакого коммунизма у нас не получится.
А разве наши люди знают экономическую теорию? Ни черта они не знают. Старики знают – старые большевики. Мы «Капитал» штудировали. Ленина зубрили. Записывали, конспектировали. Нам в этом тюрьмы, ссылки помогли; хорошими учителями были. А молодые кадры? Они же Маркса и Ленина не знают. Они по шпаргалкам и цитатам учатся.
Вот ваш учебник надо так сделать, чтобы это не шпаргалка была, не цитатничество. Нет. Он должен хорошо разъяснять все экономические законы, все понятия, категории, которые есть в «Капитале», у Маркса и у Ленина. После такого учебника человек должен переходить к трудам Маркса и Ленина. Тогда образованные марксисты будут; хозяйство грамотно на научной основе вести будут. Без этого люди выродятся; пропадем. Поэтому учебник политической экономии нужен нам как воздух.
Сталин несколько раз в очень энергичных выражениях говорил, что вопрос стоит именно так: «либо – либо». Либо наши люди овладеют марксистской экономической теорией, и тогда мы выйдем победителями в великой битве за новую жизнь. Либо мы не сумеем решить этой задачи, и тогда – смерть!
Он вынул изо рта трубку и несколько раз сделал резкие движения у горла, словно перерезая его.
– Конечно, – продолжал Сталин, – для этого нужно, чтобы в учебнике все было ювелирно отточено, взвешено каждое слово. А что сейчас? Вот я прочитал, что сделала группа Леонтьева. Сколько болтовни! Сколько чепухи всякой! То вдруг империалистов ругать начинают: вы такие-сякие; то вдруг всякие комсомольские штучки начинаются, агитка базарная. Учебник должен на сознание воздействовать, помогать законы общества познавать. А тут не поймешь, на что он воздействует – на желудок, что ли?
Возьмите за образец, как писал Маркс «Капитал», как писал Ленин «Развитие капитализма…». Имейте в виду, налегке у вас это дело не пройдет. Мы к каждому слову у вас придираться будем.
Воспользовавшись паузой, я спросил:
– Можно ли рассчитывать, что вы будете редактировать то, что мы подготовим?
Сталин:
– Посмотрим, как напишете. Но от моего редактирования вам легче не будет, я вам спуску не дам.
В процессе беседы Сталин вдруг спросил меня:
– Когда вы пишете свои статьи, научные работы, вы пользуетесь стенографисткой?
Я ответил отрицательно.
– А почему?
– Я пишу медленно. Многократно возвращаюсь к написанному тексту. Делаю вставки, перестановки фраз и целых абзацев. Словом, все время, пока идет работа, шлифую написанное. Я не могу этого делать, если перед глазами нет текста.
Сталин:
– Я тоже никогда не пользуюсь стенографисткой. Не могу работать, когда она тут торчит.
Беседуя, вышли в вестибюль. Раскуривая очередную трубку, Сталин спросил:
– А вы бываете в магазинах, на рынке?
Я сказал, что очень редко.
– А почему?
– Да как-то все недосуг.
Сталин:
– Напрасно. Экономисту нужно бывать. В конечном счете там отражаются все результаты нашей хозяйственной работы.
Сталин подал руку, и я направился к двери. В вестибюле не было ни души.
Сталин:
– Да, я ведь забыл вызвать вам машину!
Он отошел вглубь вестибюля и что-то сказал в телефонную трубку.
Я вышел к подъезду. Словно часовые на посту, застыли огромные ели. Стояла абсолютная тишина. Невесть откуда у дверей появился полковник охраны. Послышалось шуршание подходящей машины.
И вот теперь, в огромном потоке писем в «Правду», люди говорили уже о мертвом Сталине, о том, что было. Физически Сталин – это всего лишь комок набальзамированной плоти.
Через Колонный зал двигались бесконечные вереницы людей со скорбными, суровыми, заплаканными лицами. А в это время шла работа по форсированию создания нового руководства партии и правительства. Нельзя допустить ни на один день ослабления руководящей и направляющей деятельности партии и правительства.
6 марта состоялся Пленум ЦК для рассмотрения этих вопросов. Собирались, как обычно, в историческом Свердловском зале (бывшем Круглом купольном зале сенатского здания) с его тройным светом и громадным купольным сводом, с наружной части которого теперь всегда гордо реет над Красной площадью алый флаг Союза Советских Социалистических Республик.
Впервые я попал в этот зал в марте 1943 года: здесь «всесоюзный староста» М.И. Калинин вручил мне боевой орден Красного Знамени за Сталинградскую битву. Впоследствии я бывал в Свердловском зале многократно и всякий раз любовался этим великим творением Казакова.