Страница 20 из 35
У Софии тихий голос, она знает два русских слова ("здравствуй" и "товарич"), ее речь лишена обычной - для большинства португальцев аффектации.
- В прошлом году мы получили семь депутатских мест, столько же, сколько и социалисты. В этом году думаем выиграть больше. Вот, познакомьтесь, это один из наших товарищей, которого мы выдвинули в Ассамблею.
Громадный, бородатый сварщик верфи Антонио Жузаро - молод, ему нет тридцати.
- Как настроение, Антонио?
- Прекрасное. Когда рядом София Ферейра - прекрасное вдвойне!
Десятки людей то и дело спрашивают:
- Где камарада Ферейра?
- Когда приедет Ферейра?
- Какие указания поступили от Ферейра? София всем нужна, она всем умеет мягко улыбнуться, спокойно объяснить, успокоить, ободрить.
...Через час, когда я вернулся из Сетубала в Лиссабон, первое, что услышал в коридорах столичного горкома, было:
- Где Ферейра?
- Она в Сетубале, - сказал я товарищу, который искал ее. - Она еще не вернулась.
- У нас три Ферейры, три сестры, - горделиво ответил товарищ. - В Лиссабоне ищут не Софию, а Жоржетту.
Судьбы сестер - Софии, Жоржетты и Мерседес - похожи: это судьбы борцов за революцию.
Молодая писательница Роза Нери Нобре ди Мелу ничего не выдумывала, когда создавала свою книгу: "Женщины португальского сопротивления". Ее книга - сплав документа и рассказа о тех, о ком был составлен "документ" ПИДЕ.
- Мне будет очень радостно, - сказала Роза Нери, - если советские люди узнают правду о том, как сражались наши старшие сестры; их вклад в антифашистскую борьбу - огромен.
(Юрий Бегишев - пресс-атташе нашего посольства и я сделали перевод одной из глав.)
ПИДЕ. Дело No11444/49-167/954. Следствие.
"Жоржетта де Оливейра Ферейра.
Семейное положение - незамужняя.
Профессия - ткачиха.
Место рождения - Вилла Франка да Шира.
Дата рождения - 27/4/1924.
Место жительства - Сетубал".
- Это ваша тюремная фотография, Жоржетта?
- Да. Не похожа? Оттого, что слишком молода. Я пришла в компартию совсем юной. Родилась в деревне. Жить нашей большой семье было трудно, и с восьми лет я воспитывалась в семье крестных родителей - Жоакин душ Рейш, крестный, стал моим первым наставником в антифашистской борьбе. На ткацкой фабрике я установила связь с коммунистической молодежью и в сорок втором году вступила в партию. В сорок четвертом принимала участие в забастовке ткачих. Мы добились успеха, но я, как организатор, была уволена. От политической борьбы я не отошла. Как раз в это время стала ощущаться нехватка продовольствия: война уже пятый год полыхала в Европе. Я организовала забастовку рабочих против голода. Фашистское правительство в ответ на это загнало ткачей на арену для быков (у Пиночета был предшественник не только в Испании, но и в Португалии: латинско-говорящий фашизм работает по испытанным и опробованным образцам! Казнить людей солнцем!) Компартия немедленно организовала гигантское движение солидарности с заключенными. Через несколько часов у ворот импровизированной тюрьмы выросла гора одежды, обуви, кульков с хлебом. Мы проводили настойчивую кампанию протеста по всей стране, и наши товарищи были через шесть месяцев освобождены из тюрем, по которым их "рассовали" фашисты. В 1945 году, после того как мы провели по всей стране манифестации в честь победы над гитлеризмом, я перешла на нелегальное положение: надо было укреплять оргработу в партии.
ПИДЕ: "Арестована 17/12/1949 года в г.Пламела. Помещена в отделение заключенных тюрьмы Кашиас. Представлена в уголовный суд Лиссабонского округа 10/4/1950".
- Это было рано утром. Агенты ПИДЕ рвались в нашу конспиративную квартиру. Я даже не успела одеться - жгла документы. Меня увезли без платья, я успела только накинуть пальто. В камере - без света, свиданий, с отвратительной едой (ломоть хлеба и вонючая бурда) - у меня открылась язва, началось кровотечение. Я знала "азбуку тюремного перестукивания". Длинная цепь перестукивания с товарищами по заключению привела меня к доктору Сакраменто Монтейро, который сидел в одиночке, на первом этаже. Он "простучал" мне, что нужна немедленная консультация квалифицированного доктора, а пока что - лед на брюшную полость.
Тюремный врач Руаш приказал принести мне грелку. Я тогда уже была не в одиночке. Большая камера (там, кстати, находилась и моя младшая сестра Мерседес) подняла шум на всю тюрьму.
ПИДЕ: "Доставлена в госпиталь Сан Хозе 13/8/1950 г.(приказ No228/50)".
- Там мне сделали переливание крови и тут же отправили обратно, в Кашиас. Положение мое стало совсем плохим. Товарищи повели за меня борьбу на воле, и меня, наконец, отправили в госпиталь Сан Антонио душ Капучус. Все, кто там работал, отнеслись ко мне нежно.
ПИДЕ: "Совершила побег из госпиталя 4/10/1950".
- Побег был тщательно продуман. Семья смогла передать мне одежду. Товарищи помогли одежду спрятать. В намеченный день все было подготовлено. Меня повели в лабораторию. Я успела перед этим одеться. Поверх накинула халат. По пути в лабораторию зашла в туалет, изменила прическу, скинула халат, вышла, заставив себя стать иной, проплыла по коридору неузнанной, села в автомобиль - за рулем был товарищ.
...В 1952 году была переведена в Лиссабон, вошла в руководство партии. Мне тогда исполнилось 28 лет.
ПИДЕ: "Арестована 22/12/1954 г. Помещена в отделение для заключенных тюрьмы Кашиас (приказ No169/955).
- Это случилось так: у меня была назначена встреча с товарищем Жайме Серра (ныне - тоже член политкомиссии ЦК ПКП - (прим. Ю.С. и Ю.Б.) на одной из улиц в Байру душ Акторес. Это излюбленное место в Лиссабоне для встреч художников и актеров. Там обычно встречались и мы, коммунисты-нелегалы. Ожидая Жайме, я увидела в соседнем баре несколько подозрительных - полицейского сразу чувствуешь. Я пошла по улице, навстречу Жайме. Увидав его, я побежала. Пидовцы схватили меня и Жайме. Мы начали кричать, обращаясь к прохожим, - единственный способ сообщить товарищам и семьям, что нас схватили. В тюрьме я - по обыкновению - отказалась назвать свое имя (Мерседес, София и я - все мы были кадровыми партийными работниками, но причина в "утаивании" имени крылась в другом - мы не хотели расстраивать стариков родителей, если нас схватят. Однако жизнь распорядилась жестоко, по своему - первый раз нас арестовали в 1949 году, всех трех сестер одновременно. И сразу родителей вызвали для допроса.) Я открыла свое имя, только когда в тюрьму пришла моя сестра София, освобожденная к тому времени. София не могла не сказать мне о гибели в тюрьме нашего товарища Милитона Рибейро.
- Знаешь, - сказала София, - ты ужасно выглядишь. Требуй врача, а то с тобою случится то же, что с Милитоном. Я все сразу поняла:
- Убийцы...
Агент ПИДЕ Гоувейта с такой силой ударил меня, что я отлетела в угол и разбила в кровь лицо об угол стола.
После этого допросы следовали один за другим. В них, чередуясь - палачам нужен отдых, участвовали Гоувейта (он убил нашего товарища Альфредо Инеса), Жозе Гонсалвиш, Чико Фернандес. Каждый из них упражнялся в том, как бы пострашнее избить меня. Я молчала. Меня посадили в изолятор. Там - без света, свиданий, - меня продержали год. Открылся туберкулез. Я начала требовать врача.
ПИДЕ: "Приказом от 20/7/1955г. была наказана 30 днями карцера (наказание No7, статья 359 тюремного кодекса), поскольку в заявлении на имя начальника тюрьмы позволила оскорбительные выражения по адресу достопочтенного врача тюрьмы".
- Я не верила их врачам: они не признавали за нами право на болезнь. Я несмотря ни на что - продолжала борьбу. Боролись и товарищи: в тюрьме и на воле.
ПИДЕ: "Помещена в госпиталь Сан Антонио душ Качупус 4/8/1955 г. Выписана 22/8/1955 г. и возвращена в тюрьму Кашиас".
- В госпитале меня на этот раз держали, как в тюрьме. Рамы окон были забиты гвоздями. У дверей дежурил постоянный полицейский пост. Я протестовала, и меня из-за этого снова бросили в тюрьму. Открылось кровохарканье. Тюремный врач Руаш прописал мне такое лекарство, которое еще более обострило процесс. Меня предупредили санитары тюрьмы "будь осторожна". Несмотря на то, что они работали в тюрьме, честь их все же не была до конца потеряна. Я отказалась принимать лекарства доктора Руаша.