Страница 4 из 12
И снова смутно осознал, что одного желания недостаточно; давление на преграду не заставит ее отступить. Тогда он перешел к следующему пруту и попытался сломать его, как предыдущий. Но прут не поддался, не сдался и прут с противоположной стороны.
Наконец дурак прекратил усилия, отдыхал. Безнадежно посмотрел на пятнадцатифутовую изгородь с близко посаженными загнутыми наружу остриями и хищными рядами обломков стекла. Что-то причиняло ему боль; пошевелив руками, он отыскал отломанный одиннадцатидюймовый кусок железного прута. Сел, держа его в руках и тупо глядя на изгородь.
Коснись меня, коснись меня. Призыв, за которым сильнейшее чувство; голод, требование, поток сладости и необходимости. Призыв не прекращался, не смолкал, но этот был каким-то особым. Словно в нем самом заключен способ передвижения, сигнал, которому невозможно противиться.
И когда прозвучал этот призыв, внутренняя нить, соединявшая два мира, задрожала и разбухла. И начала неуверенно функционировать. По ней проносились фрагменты, обрывки, клочки внутренней силы, воспринимались, обрастали сведениями, устремлялись назад. Взгляд необычных глаз упал на кусок железного прута, руки начали поворачивать железо. Проснулся разум, оцепеневший от неупотребления; впервые занялся определенной проблемой.
Дурак сидел в воде у самой изгороди. Куском прута он начал тереть другой прут под самым скрещением с поперечной перекладиной.
Пошел дождь. Он шел весь день и всю ночь и половину следующего дня.
- Она была здесь, - сказала Алишия. Лицо ее пылало. Мистер Кью обошел комнату, его запавшие глаза горели. Он пропустил бич сквозь пальцы. В биче четыре хвоста. Алишия, вспоминая, сказала:
- И она хотела, чтобы я прикоснулась к ней. Просила меня об этом.
- К ней прикоснутся, - ответил отец. - Зло, зло, - бормотал он. Невозможно оградиться от зла, - завывал он. - Я думал, что смогу. Ты зло, Алишия, как сама знаешь, потому что женщина прикасалась к тебе, несколько лет она держала тебя. Но она никогда не держала Эвелину... Это у Эвелины в крови, и эту кровь нужно выпустить. Как ты думаешь, где она?
- Наверно, ее нет в доме. У пруда. Ей нравится пруд. Я пойду с тобой.
Он посмотрел на нее, на ее раскрасневшееся лицо, на горящие глаза.
- Это мое дело. Оставайся здесь!
- Пожалуйста...
Он взмахнул тяжелым хлыстом.
- Ты тоже, Алишия?
Она отвернулась, подавляя растущее возбуждение.
- Потом, - проворчал он. И выбежал.
Алишия постояла дрожа, потом подошла к окну. Увидела отца, тот решительно уходил. Руки девушки сжали оконный переплет. Губы разошлись, и она испустила странный бессловный крик.
***
Эвелина, запыхавшись, добежала до пруда. Что-то - невидимый дымок, какое-то волшебство - лежало на воде. Девочка с жадностью вдохнула его и наполнилась ощущением близости. Она не знала, что приближается к ней: существо или событие; но оно близко, и Эвелина приветствовала его. Ноздри ее раздулись и задрожали. Она подбежала к краю воды и протянула руку.
Выше по течению вода закипела, и из-за зарослей падуба появился он. Выбрался на берег и лег, отдуваясь и глядя на нее. Он был широкий и плоский и весь покрыт царапинами. Руки у него распухли и сморщились от воды; он был тощий и измученный. Тут и там свисали обрывки одежды, совсем не прикрывая тело.
Девочка, словно зачарованная, склонилась к нему, от нее исходил этот призыв, потоки одиночества, ожидания, голода, радости и сочувствия. В ней чувствовалось огромное возбуждение, но не было ни шока, ни удивления. Она уже много дней знала о нем, как и он о ней, и теперь их молчаливое излучение протянулось навстречу друг другу, смешалось и переплелось. Они молча жили друг в друге. Эвелина наклонилась и коснулась его, коснулась лица и растрепанных волос.
Он сильно задрожал и отполз от воды. Эвелина опустилась рядом с ним. Они сидели рядом, и наконец она посмотрела в его странные глаза. Эти глаза словно расширились и заполнили пространство; девочка заплакала от радости и устремилась к этим глазам. Она хотела жить в них, может, и умереть, но все равно быть их частью.
Она никогда не разговаривала с людьми, и он никогда ни с кем не разговаривал. Она не знала, что такое поцелуй, а он, если и видел поцелуи, то не понимал их значения. Но у них была гораздо лучшая возможность. Они сидели рядом, она опустила руку на его обнаженное плечо, и течения их внутренних сущностей смешались. Они не слышали решительных шагов ее отца, не слышали, как он ахнул, а потом гневно заревел. Они ничего не сознавали, кроме друг друга, пока отец не подбежал, схватил ее, поднял над головой и отбросил назад. И даже не оглянулся, чтобы посмотреть, куда она упала. Стоял над дураком, с побелевшими губами, с вытаращенными глазами. Губы его разошлись, и снова он испустил ужасный крик. А потом поднял хлыст.
Дурак был так ошеломлен, что ни первый, ни второй удар, казалось, не произвели на него никакого впечатления, хотя плоть его, и так исцарапанная и сморщенная, разорвалась и из раны хлынула кровь Дурак лежал, тупо глядя в воздух на то место, где только что были глаза Эвелины Но вот снова просвистел хлыст, заостренные концы плети углубилась в тело, и в дураке проснулся старый рефлекс Дурак принялся отползать, погрузившись ногами в воду Мужчина выронил хлыст и обеими руками схватил дурака за запястье Взбежал по берегу ручья, таща за собой длинное изорванное тело дурака Пнул в голову, потом вернулся за хлыстом. В это время дурак сумел приподняться на локте Мужчина снова пнул его, перевернул на спину Поставил ногу дураку на плечо и прижал к земле, продолжая стегать хлыстом голый живот Сзади послышался дикий крик, и словно бык с тигриными когтями набросился на мужчину Тот тяжело упал, повернулся и увидел обезумевшее лицо своей младшей дочери Она прикусила губу, из губы текла кровь, а по краям рта выступила пена Эвелина вцепилась отцу в лицо, пальцем выдавила левый глаз Мужчина закричал от боли, сел, ухватился за воротник ее платья и дважды ударил девочку по голове тяжелой рукоятью хлыста Завывая, нечленораздельно выкрикивая, он снова повернулся к дураку Но тот наконец ощутил непреодолимое стремление убежать Это стремление подавило все остальное И может, когда тяжелая рукоятка плети лишила девочку сознания, оборвалась и еще одна нить. В любом случае дураку оставалось только убегать, и он не мог больше ничего сделать, пока не убежит Длинное тело сложилось, как у жука-щечкуна, взвилось и изогнулось в полусальто. Дурак опустился на четвереньки и сразу прыгнул снова Хлыст захватил его в воздухе, тело на мгновение изогнулось вокруг хлыста, зажало его между ребрами и берцовой костью Рукоять выскользнула из ладони мужчины Тот закричал и нырнул за дураком, который устремился в заросли падуба Мужчина упал лицом в листву, расцарапал кожу Потом погрузился в воду и одной рукой ухватил за голую ногу Потянул, но нога ударила его в ухо И тут мужчина головой ударился о железную изгородь Дурак уже выбрался наружу и лежал, наполовину погрузившись в воду, слегка дергаясь в усилиях встать Повернувшись, он увидел, что мужчина вцепился в прутья и дергает их, не подозревая натачия подводного отверстия Дурак вцепился в почву, розовая вода текла от него к преследователю И тут рефлекс бегства медленно оставил его Наступил период тьмы, а затем дурак ощутил странное новое чувство Такое же новое, как призыв, который привел его сюда, и почти такое же сильное Похожее на страх, но если страх казался дураку туманом, липким и ослепляющим, то это новое чувство напоминало жажду, оно такое же жесткое и целеустремленное Дурак выпустил ядовитые растения, которые густо покрывали выщелоченную почву у ручья. Позволил воде помочь ему и снова подплыл к прутьям, за которыми кричал и прыгал обезумевший отец Прижал мертвое лицо к изгороди и шире раскрыл глаза Крик прекратился Впервые сознательно, целеустремленно дурак использовал свой взгляд, использовал для чего-то, помимо корки хлеба.