Страница 12 из 95
Видно вид у него был достаточно свирепый, поскольку парень безропотно положил мешок на землю, кинул привязь с животным Полякову и шагнул назад. Тут же он натолкнулся спиной на вышедшего из-за деревьев Асылбека.
— Здорово, малец — осклабился тот. Широченная ладонь ухватила пастушонка за подбородок, задирая голову вверх, блеснуло лезвие.
То, что происходило далее, напоминало дурной сон: Садвакасов полоснул финкой по горлу незадачливого пастушка, но лезвие встретило пустоту. Гибкий, словно угорь, парень словно нырнул вниз, выскользнув из рук казаха. Словно змеиная кожа — нет, не угорь, гадюка! — слетели пастушеские лохмотья, что позволило красноармейцам сделать сразу два открытия.
— Это девка! — воскликнул Асылбек.
Второе открытие было еще более диким — из-за спины у затянутой в черный костюм девушки торчала рукоять меча. Увернувшись от метнувшегося к ней Очирбата, она, кувыркнулась через голову и вскочила на ноги, выхватывая меч. «Катана — неожиданно вспомнил Поляков, — японцы называют ее катаной». Меч свистнул, и голова не успевшего выпрямиться Очирбата, покатилась по земле. Поляков, опомнившись, выхватил пистолет, но нажать на курок не успел — девушка прыгнула в воздух, сжавшись в комок и уходя с линии огня. Приземлившись на ноги, она махнула рукой — от бедра и вперед — и командир красноармейцев, выпучив глаза, осел на землю, держась руками за горло, из которого торчал, наполовину утонув в кадыке, четырехконечный сюрикен.
Перепуганный Асылбек кинулся бежать, но тут же почувствовал как у него подкосились ноги и он повалился ничком в жухлую листву — катана рассекла ему сухожилия под коленями. Сжав зубы от невыносимой боли, казах перекатился на спину и выхватил пистолет, разряжая в обидчицу всю обойму. Илта спаслась только резко откинувшись на спину, почти коснувшись головой земли. Согнувшись в коленях, она резко крутанулась на пятках вокруг своей оси. Выставленный меч лишь на миг задержался на неосторожно поднятой кисти — и она, вместе с пистолетом, отлетела в ближайшие кусты.
Илта гибко выпрямилась — как выпрямляется согнутое молодое деревце — не спеша вытерла меч пучком листьев и подошла к зажимавшему окровавленный обрубок Асылбеку. Присела на корточки, с любопытством рассматривая свою жертву.
— Может оставить тебя так, — глаза Илты напоминали лед на зимних озерах, — так ты может и проживешь до полуночи — пока тебя не найдут волки. Что ты думаешь?
Умоляющий взгляд, полный смертельного ужаса, был ей ответом. Куноити презрительно хмыкнула и поднялась на ноги. Меч поднялся и опустился, отделив еще одну голову от тела. Илта огляделась по сторонам и выругалась.
— Ищи теперь эту глупую скотину, — раздосадовано произнесла она.
«Глупая скотина» оказалась недалеко — убежавший во время схватки черный баран, зацепился веревкой за колючий куст и теперь стоял там, весь дрожа. Успокаивающе погладив его, Илта привязала его надежней и вернулась к месту схватки. Подобрав мешок, она собрала с поля брошенное красноармейцами оружие, тщательно обыскала трупы, но не нашла ничего интересного. Подойдя к Полякову, она распорола на нем гимнастерку, обнажая голое тело. Новый взмах катаной рассек поверженного врага от левого плеча до правого бока. Илта, присев рядом, запустила руки в разрез, вытаскивая оттуда еще теплую печень. После блужданий по тайге, ей было легко перенять самурайский обычай «кимо-тори», как и веру в то, что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь новый заряд смелости.
Прожевывая кровоточащие, дымящиеся парком куски, Илта вдруг почувствовала, что она тут не одна. Чьи-то внимательные, недобрые глаза смотрят ей в спину, чьи-то губы жадно причмокивают. Чуть слышно хрустнула сухая ветка, потом послышались шаги. Очень явственно цокнули копыта.
Илта подхватила последний кусок и, не оглядываясь, бросила через плечо.
— Кто бы не был ты, — спокойно произнесла она, — возьми и ступай. Мертвое к мертвым, живое к живым.
Позади послышалось жадное чавканье. Илта не торопясь, облизала окровавленные пальцы, поправила на спине катану и двинулась прочь. Краем глаза она успела заметить, как позади к мертвым телам метнулись черные уродливые тени.
Позже, Илта вышла из леса на очередную поляну, почти у самой вершины Богд-Хан-Уула. Здесь стояла небольшая желтая юрта, возле которой горел костер. Перед ним сидел, побрасывая хворост в огонь, пожилой человек в черном халате.
— А я-то думал, — произнес он, не подымая глаз, — кто придет раньше — ты или эти трое?
— Им стоит благодарить богов, что я встретила их первой, — усмехнулась Илта, привязывая барана рядом с юртой и присаживаясь у костра, — здравствуй, Бэлигтэ Хар-боо.
* * *
— Пей чай, Унэгэн — старик в черном халате протянул закопченную пиалу Илте. Сам сел напротив прихлебывая из своей посуды. Илта тоже прихлебнула и слегка поморщилась — она уже успела отвыкнуть от монгольского чая, больше напоминающего суп: с молоком, солью, бараньим жиром и протертым вяленым мясом.
— Давно ты не гостила у меня, — усмехнулся старик, — уже чай мой тебе не по вкусу.
— Твой чай хорош Бэлигтэ-боо, — Илта отхлебнула большой глоток, — просто я отвыкла от степной пищи. А то, что не была у тебя столь давно — как-то времени не выдавалось. Год назад собиралась сюда, но не удалось — пришел приказ за подписью самого тэнно и мне пришлось отправиться в Гуандун. Прости, — Илта покаянно склонила голову.
— Я не обижаюсь, — махнул рукой старик, — ты молодая и красивая девушка, отважный боец, вхожий в Белую юрту потомка Балдан-Лхамо, владыки восточных островов. Зачем тебе дряхлый шаман, которого Эрлэн-хан заждался во дворце из черного железа?
— Ты так говорил и когда мы впервые встретились, Хар-боо, — подмигнула ему Илта, — но я, помню, что ты и тогда говорил неправду. Может ты и старый, но совсем не дряхлый. Пусть поразит меня Номун-хан, если в одном твоем мизинце не было тогда больше мужества, чем в жирных телах ублюдков из НКВД.
— Я тогда подобрал тебе правильное имя, — рассмеялся Бэлигте, — настоящая лиса.
— Не я, а ты льстишь мне сейчас, — в тон шаману ответила Илта, — в Кодзё я была только раз, когда император давал аудиенцию всем отличившимся в Южном Китае. Не уверена, что он меня помнит. Но сейчас не только я, но и Он, нуждается в тебе, Бэлигтэ Хар-боо. В Империи никогда в этом не признаются, но я-то знаю, что им сейчас нужна твоя сила и мудрость. Как была нужна мне, когда ты подобрал в тайге тощую дикую девчонку и привел в свою юрту. Я помню, все хорошее, что ты сделал для меня, чему учил и что рассказывал. И потом, когда «Черный Дракон» принял меня под свое крыло — я не забывала кому обязана жизнью.
Старик молча сидел, слегка прикрыв глаза, слегка покачиваясь в такт своим собственным мыслям. Было даже не понятно слышит ли он Илту, сжато рассказывающую обо всем, что она узнала за последний месяц. Но вот она закончила и Бэлигтэ хар-боо открыл глаза.
— За полгода до встречи с тобой — неторопливо произнес он, вороша палкой угли в костре, — когда Водяная Обезьяна только вступала в свои права, НКВД в Бурятии устраивало облавы на тех, кто умеет говорить с духами. Многих схватили и больше никто их не видел, другие бежали — кто в Монголию или в Маньчжоу-го или уходил в лес. Среди последних был и я.