Страница 4 из 15
В своем трактате по этике Аристотель затрагивает также такую важную проблему как мера ответственности личности за совершаемые аморальные и безнравственные поступки. Всякие ссылки на отрицательные воздействия окружающей среды, снимающей эту ответственность, философ считает неубедительными: «Едва ли правильно считать недобровольным то, что совершается в ярости или по влечению… Во-первых, потому, что тогда ни одно другое живое существо, ни даже ребенок не будет поступать добровольно, а во-вторых, возникает сомнение: то ли ни один поступок по влечению и в ярости не бывает доброволен, то ли прекрасные поступки добровольны, а постыдные – недобровольны. Но разве это не смешно, коль причина у поступка одна? И должно быть, нелепо утверждать, будто недобровольно то, чего следует хотеть, ведь и гневаться на что-то следует и влечение к чему-то испытывать, скажем, к здоровью или знанию. Считается, что недобровольное приносит страдания, а совпадающее с влечением – удовольствия. Какая, наконец, разница с точки зрения недобровольности, по расчету… или в порыве ярости… совершены проступки? Ведь, с одной стороны, следует избегать и тех и других, а с другой – страсти, чуждые рассуждения, не менее свойственны человеку, нежели разумный расчет. А значит, поступки в порыве ярости и по влечению свойственны человеку, и потому такие поступки нелепо считать недобровольными» [3. с. 85].
Это заключение Аристотеля имеет огромное значение для соответствующей воспитательной и просветительной работы. Если принять за основу тот очевидный факт, что за подавляющее большинство проблем, с которыми сталкивается человек, ответственен он сам, то такая позиция открывает множество перспектив для усилий, решений, трезвого самоанализа, т. е. индивидуальной внутренней работы, способствующей нравственному самосовершенствованию. Если же человек не в состоянии обнаружить истинные причины собственных неудач и проблем, то, по мнению Аристотеля необходимы «советчики». Но это не устраняет необходимости собственных усилий в поиске нужных решений и поступков.
Чрезвычайно продуктивной для духовно-нравственного воспитания является трактовка Аристотелем известного принципа правовой ответственности: «Незнание закона не освобождает от ответственности его нарушившего». При моральном обосновании этого принципа мыслитель допускает ситуацию, что по каким-то причинам нарушитель закона не мог ознакомиться с правовой нормой, даже если бы он этого захотел. И в этом случае он остается виноватым: «И за неведение в законах чего-то такого, что знать положено и нетрудно, наказывают, точно так и в других случаях, когда считают, что неведение обусловлено невниманием, так как тут неведение зависит от самих людей, ведь быть внимательным – это в их власти.
Но может быть, человек таков, что не способен проявить внимания. Однако люди сами виноваты, что стали такими от вялой жизни, так же как сами бывают виноваты, что делаются неправосудными или распущенными: одни – делая зло, другие – проводя время в попойках и тому подобных/занятиях/, ибо деятельности, связанные с определенными/вещами/, создают людей определенного рода» [3. с. 92].
А если человек не успел вовремя среагировать адекватно в морально-правовом смысле из-за внезапности возникшей ситуации? Ответ Аристотеля на этот вопрос не может не вызвать восхищения:
«При опасностях, известных заранее, выбор можно сделать по расчету и рассуждению, но при внезапных – по устоям» [3. с. 100].
Таким образом, человек, живущий согласно нравственным устоям в значительной мере защищен перед возможными случайными, внезапными опасностями для его нравственного благополучия, становится более жизнеспособным и дееспособным, поскольку выработанный автоматизм реакций на внешнее аморальное воздействие может компенсировать его незнание таких ситуаций и неразвитость аналитических способностей в сфере нравственной культуры.
Для практики духовно-нравственного воспитания представляют значительный интерес рассуждения Аристотеля, имеющие отношение к современному пониманию жизненного успеха в виде обретения высокого социального статуса и высокого уровня потребления материальных благ. Именно «успешный» в этом смысле человек в существующей образовательной и пропагандистской практике часто оценивается как одновременно добродетельный человек, достигший своим трудом, инициативностью, предприимчивостью своих целей. Здесь происходит очевидная подмена нравственного начала в человеке его повышенной заботой о собственном благополучии.
Аристотель тему успеха рассматривает с духовно-нравственной стороны. Одним из главных жизненных достижений мыслитель считает сохранение чувства собственного достоинства, независимо от занимаемого социального положения, материального благополучия и пр. Более того, необходимо не быть внутренне привязанным к внешним жизненным благам, социальному престижу, чтобы сохранить в себе это личностное качество:
«Что касается приниженного, то ему недостает как чувства собственного достоинства, так и/понимания/достоинства величавого человека» [3. с. 117]. «Величавый не гонится за тем, что почетно, и за тем, в чем первенствуют другие; он празден и нетороплив, покуда речь не идет о великой чести или/великом/деле; он деятелен… в немногих, однако великих и славных/делах/» [3. с. 119]. «И тот, кто величав, склонен владеть прекрасными и невыгодными вещами, а не выгодными и для чего-нибудь полезными, так как самодостаточному первое более свойственно» [3, с. 120].
В оценке нравственных качеств человека Аристотель обращается к понятию стыда, значение которого в современном социуме возрастает, если учесть, что бесстыдство становится у многих публичных и, казалось бы, уважаемых людей поведенческой нормой. Достаточно привести распространение разных «компроматов», которые воспринимаются скомпрометированными как дополнительная, приносящая выгоду реклама, обретение дешевой популярности и т. д. Стыд, по Аристотелю, не добродетель, а органичное человеческое качество интимно-личного характера. И это замечание мыслителя чрезвычайно важно для практики духовно-нравственного воспитания, одним из существенных достижений которого должно быть обретение воспитуемыми способности стыдиться «не напоказ», а искренне, на основе собственной самооценки.
В оценке нравственных качеств личности Аристотель разделяет добродетели, обращенные на ее саму и близкое окружение и добродетели, проявляемые по отношению к более «дальним». Вторые добродетели он называет правосудностью. В современных понятиях можно утверждать, что первый тип добродетелей можно отнести к собственно нравственности, а второй – к морально-правовым аспектам человеческого поведения. Но при этом философ склонен рассматривать морально-правовые нормы как часть необходимых добродетелей человека, а не как некоторый «довесок» к духовно-нравственным характеристикам личности.
Для духовно-нравственного воспитания это утверждение можно рассматривать как органичное единство нравственных убеждений, свойств личности и соответствующего публичного поведения, что исключает распространенный принцип «двойной морали», лицемерия, «масочности» социального поведения, становящейся лицом современного человека. Но именно эта двойственность в нравственном самосознании личности современными исследователями, педагогами, антропологами, культурологами часто рассматривается как неизбежная социальная норма.
Приведем в качестве иллюстрации этой позиции высказывание одного известного философа и культуролога: «Основная… масса действует, реализуя… жизненный сценарий – „двух комнат“: в одной из них человек верующий (христианин или еврей, или мусульманин), а в другой – рационалист, например, ученый… Жить в двух „комнатах“ сегодня не более затруднительно, чем жить в двух разных реальностях… Более того, нередко в одной реальности человек действует противоположно тому, как в другой. Например, в публичном пространстве он законопослушный гражданин или скучный обыватель, а в своих фантазиях или скрываемой от общества жизни – преступник и дерзкая личность… Соответственно, как часто современный ученый или политик в своей области рационалист до мозга костей, а в церкви почти мистик» [13, с. 78–79].