Страница 11 из 15
Отсутствие предметной духовности не могло не отразиться и на состоянии гуманитарных наук, призванных изучать человека и общество. Отказ от систематического и глубокого изучения духовной проблематики выразился и в распространенном названии этих наук за рубежом как «бихевиоральных» (т. е. наук о поведении, но не о внутренней жизни человека) и сворачивании (и в России, и на Западе) комплексного изучения человека как феномена, в котором его духовная, «разумная» составляющая является определяющей. В результате гуманитарные науки потеряли свой главный объект – человека в качестве «конфигуроида» (выражение методологов науки), то есть объекта, изучение которого требует разработки специфического методологического аппарата, конфигурирующего самые разные науки для получения целостного знания о человеке и обществе. Но это в свою очередь предполагает выстраивание новой «гуманитарной», а не «естественнонаучной» онтологии в исследованиях, учитывающей, что человек в отличие от животных и технических устройств является потенциально прежде всего духовно-творящим субъектом. Достижения же естественных и технических наук здесь должны, соответственно, носить вспомогательный, а не доминирующий характер. Именно отсутствием такой онтологии и сответствующего научно-понятийного аппарата, адекватного данному объекту исследования, можно объяснить неразработанность базовых научных категорий и их строгого обоснования во многих гуманитарных науках: в психологии это неразработанность категории «психического»; в социологии – «социального»; в педагогике – «воспитания»; в культурологии – «культуры», и т. д.
В этой связи может возникнуть вопрос: «Может ли религиозная вера дать новые ориентиры в содержании и содержательности исследований человека и общества?» Для ответа на этот вопрос имеет смысл рассмотреть далее анализ И. Ильиным самого «акта веры и его содержания». Философ в этой работе исходит из необходимости различать разум и рассудок. В отличие от последнего разум изначально ориентирован не на «умничание», не на произвол в своих абстрактных построениях, но на предметную созерцательность как результат духовного опыта, который в свою очередь также нуждается в разуме «для проверки и обеспечения своей предметности, для своего очищения, для своего трезвения, для ограждения себя от аутизма и соблазнов» [1, с. 196]. Вера же обеспечивает разум необходимой глубиной, любовью, завершенностью. Как только разум начинает разрушать веру, он превращается в «плоский рассудок»; если же вера восстает против разума, она становится «пугливым и блудливым суеверием», причем оправданием последнего не могут служить ссылки на традиции, укоренившиеся предрассудки, архаические представления, носящие противоестественный или изуверский характер и прочее подобное.
Для дальнейшего рассмотрения содержания акта веры И. Ильин останавливается более подробно на основных составляющих человеческой религиозности: религиозном акте, религиозном содержании и религиозном Предмете.
С религиозностью как таковой философ связывает в первую очередь определенное религиозное переживание, которое и приводит к религиозному акту. В то же время он отмечает, что в реальной жизни человек живет не «актами», а «непрерывно текущим потоком состояний». Но при этом те или иные события, впечатления, чувства могут выделяться из этого потока и становиться для человека особенно значимыми. С этого момента и начинается подлинная духовная жизнь человека, если он сам начинает выбирать свои содержания из совокупности случайных состояний и переживаний, «посвящает им свои акты». Религия, по мнению И. Ильина, принадлежит духовно значимым сферам жизни, и соответственно этому истинно религиозный человек живет преимущественно духовными актами, исполненными не только печалью о грехах, но и веселием духовным. В этой связи нельзя не вспомнить известное свидетельство о встрече с каждым человеком великого подвижника Серафима Саровского, который обращался к приходящим к нему людям с ободряющим (и веселым) приветствием: «Радость моя, Христос Воскресе!». Каждый человек, которого встречал Преподобный, был для него событием и возможностью пережить новый «акт веры».
По мнению И. Ильина, если в обычной жизни такой акт и содержание неразрывны, то в религиозном, духовном воспитании акт должен рассматриваться отдельно и изучаться в рамках необходимых заданий, «очищающих» этот акт от всего наносного и ложного. Также отдельно должно рассматриваться содержание духовной, религиозной жизни в целом при соотнесении его с актом и в его отношении к Предмету веры, «которому оно должно точно и полно соответствовать». По сути дела, на примере религиозного опыта И. Ильин фиксирует взаимосвязь компонентов, значимых для подлинного духовного воспитания: переживаемые человеком значимые духовные состояния («акты») должны специально организовываться и их содержание совершенствоваться (у В. Сухомлинского, например, это были специально создаваемые педагогически значимые «эмоциональные ситуации»); при этом важно, чтобы повседневный образ жизни также был пронизан соответствующей духовностью и не противоречил его отдельным «актам» и главному выбранному Предмету веры.
В то же время, как считает И. Ильин, «акт и содержание относятся к различным религиозным планам; они подлежат различным категориям; имеют свои особые законы и особое значение в религиозном строительстве» [1, с. 201]. Акт является событием душевной жизни, особым психическим состоянием, которое может быть «классическим» для той или иной религии. Он включает в себя следующие психические функции: 1) пассивный аффект или активную эмоцию; 2) воображение (чувственное, нечувственное, творческое и т. д.; 3) мышление (образное, необразное, формальное, созерцающее, дискурсивное, интуитивное и др.); 4) волю (пассивную, активную, мыслящую, созерцающую, «сердечно-совестную или черствую, аморальную»); 5) различные чувственные ощущения (зрение, слух, обоняние и далее); 6) инстинктивные влечения (эротические, двигательные и прочие, в которых почти всегда присутствует наслаждение).
И здесь И. Ильин делает, на наш взгляд, чрезвычайно важное примечание, имеющее определяющее значение для дальнейшего развития наук о человеке и практики духовного воспитания: «К сожалению, проникновенная и точная описательная психология, включающая в себя как корни инстинктивности, так и верхи духа, – есть дело будущего. Ученые психологи обладают часто элементарной психикой, малой духовностью и наблюдательным верхоглядством; их обычно интересует экспериментальная психофизиология, а свое первое и основное дело – дескрипцию и классификацию душевной жизни они предоставляют обычно наблюдательности художников. Само собой разумеется, что самая зоркая и неутомимая дескриптивная психология никогда не будет притязать на исчерпание материала» [1, с. 202].
Возможную объективацию и презентацию индивидуального духовного опыта и его содержания для наблюдений, анализа и изучений И. Ильин подтверждает соответствующими характеристиками: если это содержание есть результат любви, то об этом наглядно свидетельствуют соответствующие сердечные переживания, доступные для описаний и наблюдений; воображаемое в религиозном содержании выражается через соответствующие акты воображения, которые так же могут быть зафиксированы и описаны. То же самое можно отнести к религиозным образам, мышлению, вербальным выражениям религиозности через художественное их отображение (например, иконы), воле через поведенческую активность и т. п.
Если религиозный акт выражает «то, как человек верует», то религиозное содержание есть «то, во что человек верует» [1, с. 203]. Разнообразие этих актов и содержаний, а также их сочетаний определяют специфику той или иной религиозности, индивидуальный духовный опыт. Основные религиозные кризисы, как утверждает И. Ильин, происходят из-за возникающих несоответствий религиозных содержаний и их религиозных актов. Последние могут устареть – или, наоборот, «обогнать» устаревшее содержание. В качестве характерного примера можно привести возникновение протестантизма. Другой пример – появление различных сект, вводящих свои собственные религиозные акты по отношению к традиционному содержанию, которое также неизбежно затем меняется.