Страница 21 из 30
Из последних сил удалось мне закончить чтение, и тут - поскольку учитель поставил меня лицом к классу - я волей-неволей вынужден был увидеть, как реагируют мои слушатели. А они собирали свои книжки-тетрадки - ведь занятия подошли к концу, и по классу полз злорадный, угрожающий шумок. Лицо мое горело, внутри была полнейшая пустота, руки-ноги тряслись мелкой дрожью. Я не спеша стал тоже собираться домой, хотя сейчас мне сделалось по-настоящему страшно: я знал, что за порогом школы сполна получу все причитающееся.
Господин Будаи, видимо, догадался, какая опасность меня подстерегает, и решил, что сегодня мне лучше будет возвращаться домой в одиночку, когда все ребята уже разойдутся.
- Зайди-ка на кухню, - пригласил меня учитель, когда мы вышли во двор.
Каждый из школьников за честь почитал ступить в учительскую квартиру. Я был приятно поражен неожиданным приглашением: может, все обернется к лучшему и учитель все же скажет те слова, которых я в глубине души так жаждал.
Господин Будаи усадил меня на табуретку, а сам куда-то исчез. Я с любопытством оглядел уютную, пропахшую сдобным печеньем кухню; она была совсем не похожа на нашу или чью-либо другую в селе. Вокруг царила такая ослепительная чистота и порядок, будто здесь сроду не стряпали и не стирали.
Вернулся учитель и с улыбкой протянул мне большущий ломоть хлеба, намазанный медом. Я горячо отказывался, хотя при виде лакомства у меня слюнки потекли и даже голова закружилась.
- Не ломайся, раз угощают - бери!
Фраза звучала как приказ, и это облегчило мою ситуацию. Покраснев, я пробормотал слова благодарности, взял хлеб и принялся уписывать его с нескрываемой жадностью.
Учитель тоже сел - на табуретку поодаль, достал свой изящный серебряный портсигар и закурил. Некоторое время он наблюдал, как я уплетаю за обе щеки хлеб с медом, а затем заговорил тоном, какого я у него не слышал в классе:
- Все-таки, приятель, в твоем сочинении концы с концами не сходятся. Сам-то ты разве не заметил?
Не переставая жевать, я навострил уши. Такой разговор сулил куда больше, чем масса пустых похвал.
- Тогда слушай меня внимательно. Что ты хотел написать - сказку или как бы подлинную историю?
- Подлинную историю, - ответил я.
- Но ведь вот в чем закавыка: двум воинам не справиться с таким числом врагов - чудеса только в сказках бывают. Ты же писал быль, а не небылицу. Тут, брат, надо смотреть в оба, не то такого понапишешь, что никто не поверит. Сколько бишь турок они поубивали? Триста или четыреста? - Он заливисто рассмеялся, хлопая себя по коленям.
Я слушал его, несколько смущенный, но без какого бы то ни было стыда или обиды. Скорее у меня было такое чувство, будто господин учитель чего-то недопонял в моем рассказе.
- Многовато... многовато будет, - твердил он свое, и тогда я решился возразить ему:
- Зато какие они сильные... И храбрые.
- Кто? Гашпар и его друг?
- Да.
- Тогда, значит, ты все-таки сказку сочинил.
- Нет, господин учитель! В сказках сражаются с драконами, а тут...
Я запнулся, пораженный собственной дерзостью.
- А тут с кем же? - подстегнул он меня вопросом.
- С турками.
Он опять рассмеялся, слегка поперхнувшись сигаретным дымом.
- Где им против мадьярских богатырей выдюжить! Четыре сотни турок не пикнув головы сложили. - Лицо его вдруг посерьезнело, и, глядя куда-то вдаль, он покачал головой. - Эх, брат, если бы оно и впрямь так было!..
Он снова обратил ко мне свой взгляд.
- Ты тоже это имел в виду?
Я радостно кивнул.
- Ну что ж, тогда ты прав. Только ведь в действительности все было совсем иначе.
С угощением я управился, сверкающая чистота кухни вынудила меня утереть рот носовым платком, а не рукавом, как обычно. Задушевный разговор с учителем поднял мне настроение, заставив забыть об унижении, постигшем меня в школе. Значит, все-таки не зря написал я свой рассказ! Мною овладело горделивое спокойствие человека, уверенного в собственной правоте.
- Конец рассказа мне нравится, гораздо больше, - задумчиво произнес учитель. - Правда, все там кончается плохо, зато звучит убедительно.
Я снова насторожился, как охотничий пес, и слушал, затаив дыхание.
- Звучит убедительно, - продолжал учитель, - потому что не похоже на сказку. Можно подумать, будто все так и было на самом деле. Почему он не смог есть за ужином, этот твой другой герой?
Я оробел: мне хотелось ответить получше, как в школе во время опроса.
- Ну... аппетита у него нету.
- Настолько он устал в сражении?
- Не потому...
- Турок стало жалко?
- Нет, - поспешно выпалил я, - просто ему опротивело. Учитель уставился на меня с таким нескрываемым изумлением, что я вконец смешался.
- О чем это ты? Что ему опротивело?
- Да все это...
Он долго, пытливо изучал меня взглядом, точно видел впервые.
- Понимаешь ли ты, братец, что ты сейчас сказал? Я отвернулся, не зная, куда деваться от стыда.
- Выходит, твой богатырь не любит сражаться? Чего же тогда он дрался бок о бок с Гашпаром?
- Ему нельзя было по-другому: у него служба.
- Ах так! Значит, и в следующий раз он опять выступит против врагов?
Я молча кивнул, хотя никак не мог взять в толк, почему учитель задает такие странные вопросы. В них не было ничего обидного, просто я боялся, что не смогу правильно ответить и господин Будаи высмеет меня. И с новой силой вспыхнуло беспокойство: значит, мой рассказ все же не очень нравится учителю. Но тогда он не стал бы допытываться с такой дотошностью да и глядел бы на меня по-прежнему - как в то время, пока я ел хлеб с медом.
- И имени ты ему не дал почему-то... А ведь он ничуть не хуже Гашпара.
Я упорно молчал, не смея признаться, что, пока писал рассказ, все время воображал себя на месте того богатыря; вот и не смог найти ему подходящее имя. А может, и не захотел.
Учитель поднялся.
- Ну, а теперь ступай домой, мама не знает ведь, где ты запропастился. - Он погладил меня по голове, но не так, как давеча в классе, и сердце мое подскочило от радости. - Вот только скажи мне: зачем ты написал этот рассказ?
Я опять не знал, как ответить, однако отметил про себя, что учитель больше не упоминает слово "сочинение".