Страница 67 из 90
У нас возникла особенно неприятная ситуация с человеком по имени Кевин Халлиген (нам он был известен под именем Ричард). Халлиген руководил подразделением, занимающимся частным сыском, компании «Оукли интернэшнл», с которой в конце марта 2008-го на полгода заключил договор «Фонд Мадлен». План действий «Оукли» выгодно отличался от остальных предложений, которые мы рассматривали тогда, к тому же агентство имело хорошую репутацию. Поскольку сотрудничество подразумевало привлечение довольно крупных денежных сумм, мы договорились, что срок контракта будет разбит на три этапа, с паузой в конце первого и второго. Это давало нам возможность расторгнуть контракт как после первого, так и после второго этапа без денежных проблем. Также фонд нанял независимого юриста, который должен был контролировать наше взаимодействие с «Оукли» и выполнение ими своих обязательств.
Первый и второй этапы контракта прошли довольно гладко. «Оукли» разработала методики сбора, проверки и оценки информации, которая продолжала стекаться к нам в ответ на запросы, которые мы с Джерри подали примерно через год после похищения Мадлен. На этих двух этапах прогресс, несомненно, был. Однако на третьем этапе у нас появились вопросы. Наши отношения стали несколько натянутыми, а с некоторыми членами команды «Оукли» мы и вовсе перестали контактировать. Сначала мы не могли понять: то ли это признаки того, что они утрачивают интерес к делу (та самая ситуация, о которой я писала), то ли причина более серьезная. Слухи о Халлигене заставили нас навести соответствующие справки, прежде чем решить, продолжать ли нам сотрудничать с «Оукли». Одним словом, мы решили не продолжать. Расторжение контракта в сентябре 2008-го прошло далеко не лучшим образом, и, к сожалению, это был еще не конец истории.
Спустя несколько месяцев один из сыщиков, нанятых «Оукли», связался с нами, чтобы потребовать деньги за свои услуги. Мы еще пару месяцев назад оплатили счет, выставленный «Оукли» за эту работу, но агентство, похоже, своему работнику так и не заплатило. И он был не единственным. Через какое-то время стало известно еще о нескольких наемных работниках, не получивших свои деньги. Мы расстроились из-за того, что деньги, предоставленные нашим фондом, не дошли до людей, которые их заслужили, поскольку ради спасения Мадлен действительно была проделана большая работа.
В ноябре 2009-го мы узнали, что Халлигена арестовали по подозрению в мошенничестве после того, как были обнаружены какие-то несоответствия в гостиничных счетах. Сейчас он содержится в тюрьме «Белмарш». Было принято решение о его экстрадиции в США, поскольку его обвинили в отмывании денег и мошенничестве с использованием электронных средств коммуникации, но обвинения эти он отвергает, а решение суда оспаривает.
Впрочем, большей частью наши отношения с независимыми сыщиками были хорошими. Наша нынешняя проверенная команда работает с нами почти неизменившимся составом с октября 2008-го. Возглавляет ее бывший офицер полиции, помогают ему несколько советников по стратегии, что дает нам возможность нанимать лучших специалистов в самых разных областях для выполнения тех или иных заданий. Такая система позволила нам существенно продвинуться вперед.
Когда осенью 2007-го принялась за дело наша первая команда, Джерри вернулся на работу в гленфилдскую больницу (с неполной занятостью с ноября и полной — с января 2008-го), а я осталась дома с детьми. Помимо того, что он не получал зарплату четыре месяца, ему это было необходимо для того, чтобы не сойти с ума. Его роль в нашей кампании была ограничена нашим статусом arguidos и теми препятствиями, которые из-за этого возникали на нашем пути. Джерри страстно предан работе, ему нужно было чем-то заниматься, уходить с головой в какие-то проекты — это помогало ему выжить. Существует мнение, что все мужчины склонны четко разграничивать исполняемые ими роли, и Джерри — яркое тому подтверждение. Почти каждый день, когда дети ложатся спать, он садится за компьютер или берется за телефон, чтобы приступить к своей второй работе — поискам Мадлен.
Не сомневаюсь, что подход Джерри более правильный, чем мой. Я же вела себя совсем иначе. Поскольку мысли о Мадлен не покидали меня ни на секунду, попытки вернуться к своей прошлой жизни рождали у меня такое чувство, будто я отталкиваю ее от себя. Мадлен и остальные члены семьи оставались для меня самым важным в жизни, и, вернись я на работу, я бы не смогла проводить с Шоном и Амели столько времени, сколько мне хотелось. Я даже не знала, справлюсь ли я теперь со своей работой. У каждого практикующего врача есть постоянные пациенты со своими насущными проблемами. Учитывая, через что прошла я (и продолжаю проходить), сомневаюсь, что у меня получилось бы относиться к больным с прежним сочувствием. Да и некоторым моим пациентам общаться со мной тоже было бы некомфортно.
Впрочем, работы у меня и так было предостаточно, особенно в последнее время. Несмотря на то что у меня, к счастью, есть множество старательных помощников, на одну проверку почты может уйти целый рабочий день, а некоторые дела, как, например, анализ рассекреченных материалов расследования судебной полиции, требует месяцев напряженного труда.
Мы с ужасом ждали первого Рождества без Мадлен. Когда пришла зима, приближение этого обычно радостного праздника только усилило ощущение потери. Как-то ноябрьским утром по дороге в садик Амели без умолку болтала о своей сестре. «Мадлен получит большого игрушечного медведя на Рождество», — сказала она, когда мы подъехали к садику. К этому времени в глазах у меня уже щипало от слез. Мне всегда становится тепло на душе, когда Шон или Амели говорят о Мадлен, но при упоминании о Рождестве мои нервы не выдержали. Я, взяв себя в руки, перебросилась парой слов с молодыми воспитательницами, а потом настроилась на предстоящий долгий день.
Вечером я легла спать довольно рано. Весь день из-за того утреннего разговора я не знала покоя и очень устала. Лежа в постели, я не придумала ничего лучшего, как посмотреть новости по телевизору. Когда дошло до обзора завтрашней прессы, в самом начале показали фотографию Мадлен на первой странице какого-то таблоида под набранным огромными буквами заголовком «МЕРТВА». После этого я почти не спала. Мне казалось, что я никогда не смогу перестать плакать. Сердце пронизывала острая боль.
В начале декабря Амели сказала мне:
— Мама, Мадлен вернется к нам.
— Когда? — спросила я.
— Санта обнимет ее крепко-крепко и привезет ее к маме.
Встречать Рождество вчетвером мы бы не смогли, поэтому провели праздник с моими родителями в Йоркшире у Энн и Майкла, а потом поехали на пару дней в Шотландию навестить семью Джерри. В Глазго я спала с Амели на надувном матраце — не самое уютное место для сна, — потому что Шону потребовалась «настоящая кровать». «Девочки спят вместе! — заявила Амели. — Мама, Амели и Мадлен. Я для Мадлен оставлю место».
Мы надеялись, что в начале 2008-го ограничения по разглашению материалов нашего дела будут сняты, после чего мы получим доступ к полицейским документам и возможность свободно обсуждать ход расследования. Однако этого не случилось. Полиция попросила о трехмесячном продлении срока следствия из-за «необычайной сложности» дела. Президент Португальской гильдии адвокатов Антониу Марину Пинту, похоже, имел свое мнение на этот счет. Позже приводились такие его слова: «Есть веские основания полагать, что закон о судебной тайне используется для того, чтобы скрыть тот факт, что полиция зашла в тупик и не видит из него выхода».
Во вторник, 8 января, на 250-й день после похищения Мадлен, мы увидели очередной кричащий заголовок: «В машине родителей была ее кровь». Кто-то явно пытался выдать это совершенно ложное утверждение за неоспоримый факт. Пока мы изо всех сил старались поддержать в людях желание продолжать искать Мадлен, некоторые издания из кожи вон лезли, пытаясь доказать всем, что это пустая трата времени, потому что она умерла. Написать такое о нашей дочери! Как люди могут быть такими бессердечными?