Витражи

Внезапно затрезвонил телефон. Ясно, у кого-то несчастье, причем, у простых людей, маги воспользовались бы кольцом.

Я вскочил мигом. Мне уже давно просто так никто не звонит, я эдакая скорая помощь для всех и каждого.

– Я слушаю, - быстро сказал я в трубку.

– Денис, - раздался женский плачущий голос, - это Клавдия Андреевна из…

– Я понял, - сразу узнал я. Клавдия Андреевна Бушкова жила в соседнем подъезде столько, сколько я себя помнил, никогда не работала, только растила детей и готовила мужу, а потому ее любимым занятием было высовываться из окна и ругать мальчишек, то слишком шумящих, то топчущих клумбу (клочок земли с поразительно живучими сорняками, который называли "клумбой" чисто из вредности). Словом, долго рассказывать, скажу коротко и ясно: меня Клавдия Андреевна почему-то ненавидела больше других. Уж не знаю, почему так получается, но почему-то всегда меня либо любят, либо ненавидят, и соседка не исключение. Помню, когда мне было пятнадцать, она изводила меня тем, что делала вид, что не слышит, когда я говорил ей: "Здравствуйте!", а потом жаловалась бабушке, что мне не достает воспитания и что это я - я! - с ней не здороваюсь! Закончилось это тем, что я разозлился и перестал здороваться на самом деле. Но она все же вечно находила причину, чтобы придраться, когда я проходил по двору. Окончательно отстала она вскоре после моего совершеннолетия, и мы снова стали здороваться. Но обратиться ко мне! Бушкова, еще в свои тридцать пять прозванная бабой Клавой, - ко мне! Немыслимо!

– Что случилось?! - перепугался я.

– Моя мама… - проплакал женщина. - Приступ… "Скорую" еще час назад вызвали, а она все не едет! Денис, ты же доктор… ты…

– Бегу, - быстро ответил я. Как бы я там ни относился к бабе Клаве, ее мать здесь ни при чем, она всегда была милой старушкой и никогда ни к кому попусту не приставала, словом, не бабуля, а божий одуванчик, все знают, что таких старушек днем с огнем не сыщешь. Да и вообще, не важно, что из себя представляет человек, если я могу, я помогаю.

Я положил трубку и бросился одеваться.

– Кому плохо? - спросила проснувшаяся Лена, она уже привыкла, что меня вечно везде требуют, и не утруждала себя вопросом: "Что случилось?" Если меня срывают в такое время, сразу видно кому-то срочно требуется лечение.

– Ангелине Васильевне.

– Ой! - она больше не нашлась, что сказать. Эту старушку все любили.

– Я мигом, - пообещал я и переместился в соседний подъезд прямо на лестничную площадку.

И позвонил.

Дверь открыли немедленно, да даже не открыли, а распахнули.

– Входи, - пригласил меня муж Клавдии, приветливый, не в пример жене человек.

Но не успел я переступить порог, как из комнаты донесся истерический крик:

– Она не дышит!!! Она перестала дышать!!!

Действительно, если у старушки был сердечный приступ, то я должен был почувствовать боль, но ничего не было.

– Умерла, - вздохнул муж Клавдии Андреевны.

– Посмотрим, - отозвался я, ужасно разозлившись. Я, видите ли, торопился, а она умерла, нет, так не пойдет. Я против!

Я бросился в комнату. Хоть я и маг, но мертвых оживлять, естественно, не умею, будь оно так, то никто из нас никогда бы не терял любимых людей. Так уж заведено: маг может очень многое, но далеко не все. Поэтому оживить Ангелину Васильевну магией я просто физически был не в силах. Но кто сказал, что она окончательно и бесповоротно мертва? В конце концов, ведь и обычные врачи могут привести человека в чувства после остановки сердца.

Несчастная лежала на диване, а Бушкова склонилась над ней, сама с мертвенно бледным лицом.

– Отойдите!

Вы не думайте, что, если я маг, работающий в больнице, то, кроме того, как колдовать, я ничего не умею. Хоть диплом врача у меня и поддельный, я много чему научился в медицинских вопросах, вы даже представить себе не можете, сколько всяческих энциклопедий и справочников мне пришлось вызубрить - все-таки не так просто переделаться из журналиста в медика, а магия далеко не так могущественна, чтобы всецело полагаться только на нее.

– Только что остановилось, - причитала Клавдия, - уже после звонка в дверь…

– Отлично, - я нажал на грудную клетку, делая массаж сердца.

– Она… она…

– Жива!

Умирающая женщина с трудом вдохнула, возвращаясь к жизни, но, не будь я волшебником, это возвращение было бы не надолго. Она задышала, и ее боль разлилась по комнате, для меня эта боль показалась замечательной, ведь теперь я мог ее исцелить. Одного моего прикосновения было достаточно, чтобы сила исцеления вырвалась на свободу.

"Живи…" Ангелине Васильевне было около семидесяти, и сейчас, когда она возвращалась к жизни, я понял, что подарил ей еще не меньше двадцати лет. Как-то раз Красов пытался прочесть мне лекцию, что я не должен тратить силу, на стариков, потому что они итак скоро умрут. Мы тогда с ним сильно поскандалили. И вот сейчас я понял, что скандалил не зря, потому что каждый человек важен, ведь спасал я старушку вовсе не от старости, а от болезни. Приедь наша бравая скорая раньше, с этой задачей справилась бы и она.

Веки спасенной дрогнули, сейчас она, вероятно, чувствовала утомленность, но определенно не боль.

– Денис? - удивилась она мне. - Ты что здесь делаешь?

– Ухожу, - быстро нашелся я. Но тут заметил, как изумленно и восторженно смотрят на меня хозяева.

– Слышала, что ты исцеляешь безнадежных, но не верила, - прошептала Клавдия, - даже когда звонила, не верила.

– У тебя и впрямь золотые руки, - поддержал ее супруг.

Терпеть не могу, когда меня хвалят, да еще с такими обалдевшими лицами. Так, похоже, их дети сегодня не ночуют дома, это уже плюс, а то вся семья Бушковых стояла бы и пялилась на меня во все глаза.

– Чем мы можем тебя отблагодарить? - спросила Клавдия Андреевна.

– Ничем, - заверил я, - я бесплатная "скорая помощь".

– Но как же…

От ненужной благодарности меня спас звонок в дверь.

– Кажется, медики подоспели, - предположил я.

Хозяин в сердцах выругался:

– Я бы всех этих докторов…

– Эй, - напомнил я, - я, между прочим, тоже доктор.

– Дверь лучше открой! - тут же прикрикнула Клавдия на мужа, выпуская свой скверный характер на свободу.

Привычный к матриархату супруг повиновался.

– "Скорую" вызывали? - жизнерадостно донеслось от двери. В этом голосе было столько оптимизма, что хозяин все же не выдержал и не удержался от нецензурной речи, на этот раз, обложив всю нашу лечащую братию по полной программе.

Я тоже вышел в прихожую, надо было сматываться, в конце концов, и, желательно, по-быстрому.

У дверей обнаружился уже хорошо знакомый мне работник "скорой помощи", я множество раз натыкался на его работу, вернее, на отсутствие оной. Парень был года на три меня старше, значит, ему было около двадцати восьми, вечно радостный, улыбчивый, ну еще бы, чужая беда для него явно не горе. И это медик! Верно говаривают старики: куда мы катимся! В общем, для себя я уже давно прозвал этого парня коновалом.

– Вы тут разговаривайте, - влез я между руганью Бушкова, - а я пойду домой, жена волнуется.

– Ты?! - выпучил на меня глазищи "скорый коновал".

Ага, видать, и ему моя рожа примелькалась. "Ничего, - подумал я, - ты мне нравишься еще меньше".

– Я, - я нагло улыбнулся. - Соскучился?

Э-э, да что это? От "медика" явственно разило спиртным. Нет, он, что, совсем не понимает, что жизнь и смерть не игрушки? Интересно, если его стукнуть башкой об стенку, у него встанут мозги на место? Навряд ли…

Пока он ловил ртом воздух, как конь после долгого бега, в поисках наиболее эффектного оскорбления в мой адрес, я думал, как бы его проучить. По морде я, конечно, дать ему всегда сумею, но как сделать, чтобы увалень ушел с работы, выполнять которую назначат человека поумнее и поотвественнее…

Он, кажется, что-то надумал, когда мне пришла в голову идея.

Я сделал незаметное движение пальцев и практически беззвучно произнес волшебное слово. От моего действия уровень алкоголя в его крови поднялся как раз до такого уровня, при котором падают и засыпают на целые сутки, пока зверская головная боль не поднимет на ноги. Конечно, это было нечестно, но это был единственный пришедший в мою невыспавшуюся голову способ устроить так, чтобы этого молодца уволили в ближайшие сутки. Смена у него заканчивалась в 06:00 (это я уже знал), то есть через несколько минут, так что никто ничего не терял, только он - работу.