Витражи

Он не договорил. Угадайте почему? Меня можно задеть по-разному, но самый верный и быстрый способ - неуважительное отношение к дорогим мне людям, особенно к умершим дорогим мне людям, которые ничего не могут сказать в свое оправдание. Я мог бы стерпеть все, что угодно, но только не безразличную фразочку: "Так ему и надо".

Я резко выбросил руку вперед, и Стаса в мгновение ока сдуло с кровати. Я даже не встал со своего стула, а ветер поднял Стаса к потолку и продолжал трепать, словно обезумивший торнадо.

– Пусти меня! - заорал он. - Пусти!

Ага, видимо, он только теперь понял, с кем шутил шутки. Я, конечно, не злой по натуре, но злить меня определенно не рекомендуется: мой ветер может не только весело щекотать по лицу, но и быть чудовищной, смертоносной силой.

– Ты его не знал и не в праве его судить, - произнес я довольно громко ледяным голосом, медленно поднявшись со своего места. - Только полные ничтожества желают смерти всем, кроме себя, безо всякой на то причины.

– Пусти!

Но я не унимал ветер.

– Я хотел найти с тобой общий язык, стать если не другом, то не посторонним человеком, хотел помочь разобраться в твоих проблемах не силой, как Красов, а участием! Но нет! Черта с два, Его Величество это не устраивает. Отлично, это твой выбор…

– Пусти!!!

– …Но не смей относиться ко мне, и особенно к моим друзьям, как к тряпкам в отхожем месте, - холодно продолжал я. Нет, я не сжалюсь, я выскажу ему все разом, и плевать я хотел, поймет его дурная башка что-нибудь из моих слов. - Ты еще никто, ты еще ничего не сделал, чтобы можно было бы считать тебя личностью. Поэтому не смей вести себя так. Если ты решил себе, что я добренький дурачок, которым ты сможешь манипулировать, то ты глубоко ошибаешься. Ты прав, я не убью тебя, но припечатать головой о стену довольно громко запросто. Понял?

– Пусти!

– Я спрашиваю: понял?!

Под таким ветром любой поймет, даже дурак. Стас дураком не был.

– Понял…

– Отлично, - я опустил руку и отпустил ветер, Стас с грохотом свалился на пол возле кровати: у меня и в мыслях не было устраивать ему мягкую посадку. - А теперь, - я добавил льда в голос, - ты будешь не развлекаться, не беседовать с Пургеном, а сидеть и учить, - я скинул с полки книгу с заклинаниями, и она приземлилась рядом со Стасом. - К завтрашнему дню ты вызубришь ее от корки до корки, все заклинания, слово в слово, семьсот пятьдесят страниц. Память у тебя улучшена, я знаю, так что справишься. И не дай бог тебе не выучить. Это Красов ежеминутно твердит, какой ты ценный, раз перворазрядный, только он наверняка упоминал, что я ежедневно нарушаю десятки правил, поэтому то, что касается твоей неприкосновенности, я могу и нарушить, - я встал, пошел к двери и добавил уже у порога: - Если не сделаешь, сегодняшние потолочные приключения покажутся тебе шуткой.

Он так ничего и не сказал, даже с пола не встал, сидел и ошалело смотрел на меня.

Я хлопнул дверью.

Я сорвался. Я был не прав. Я прекрасно это понимал, но некоторые слова задевают нас куда сильнее, чем хотелось бы. Я действительно пытался подружиться с этим парнем. Что ж, метод пряника не прошел, посмотрим, что будет с кнутом…

Но не успел я как следует успокоиться и перестать злиться, как получил вызов через золотое кольцо черных магов.

– Слушаю, - отозвался я не слишком любезно.

– Денис, нам надо поговорить, - ответил мне голос Акварели, которая, казалось, совсем не обратила внимания на мой тон.

– Срочно?

– Скорее да, чем нет.

Ох, терпеть не могу, когда люди начинают говорить загадками, никогда не знаешь, чего от них ждать, а уж от Акварели.

– Ты где? - спросил я, сдаваясь.

– Во Владивостокской квартире, - взволнованно ответила она. - Перемещайся, - и отключила связь.

Я недоуменно уставился на кольцо, которое перестало светиться, и был вынужден послушаться. Если Акварель иногда и волновалась, то я этого еще не видел. Честное слово, ни разу. Я видел ее в ярости и гневе, видел расстроенную, обрадованную, сердитую… но всегда каменно спокойную и уверенную в себе. Но взволнованную!… Что-то должно было случиться на редкость из ряда вон выходящее.

Акварель, Кристина Темникова, самая могущественная черная волшебница, Темный Властелин, женщина, признанная одной из самых жестоких и беспощадных людей во всем мире, наводила страх на окружающих и у большинства не вызывала ничего, кроме ужаса и ненависти, даже черные маги ненавидели и боялись ее, но безоговорочно признавали своей госпожой. У меня же к ней было совершенно иное отношение. Мы были друзьями, не самыми близкими, но не чужими людьми, если кому-то из нас было что-то нужно, мы могли без предисловий обратиться друг к другу, хотя виделись не слишком часто. Какое-то время я, конечно, дулся на нее за то, что она провела и использовала меня, прикинувшись бедной художницей, но со временем обида прошла, в конце концов, мы вместе сделали великое дело - объединили черных и белых, обиды, по сравнению с этим, - мелочь.

Когда я переместился в ее местную квартиру, обставленную только белой мебелью и белоснежными приборами, коврами и обоями, она стояла у окна с белыми шторами и смотрела на город. Она почувствовала мое появление, даже не оборачиваясь.

– Странное место Владивосток, - задумчиво произнесла она, глядя за окно, - провинция, а вечно здесь что-то случается…

Она, наконец, повернулась ко мне лицом. Да, я не ошибся, Акварель волновалась.

– Хорошо, что ты смог сразу приехать, - быстро сказала она.

– Вообще-то, ты не спрашивала, могу я или нет, - заметил я.

– Потому что ты мог не прийти немедленно.

– Да что стряслось?! - не выдержал я. - Что-то серьезное?

– Очень, - ее взгляд, куда серьезнее обычного, пугающе серьезного, вызывал мурашки.

Я уселся на диван, а Акварель продолжала стоять - жгучая брюнетка в черном на фоне белоснежной комнаты: впечатление производилось зловещее.

– Выкладывай.

– Сначала ты.

Я удивленно воззрился на нее. Это же она меня звала, а рассказывать, выходит, должен я.

– А что я-то?

– Что-нибудь странное с тобой происходило в последнее время? - ну, точь-в-точь фашист на допросе. - Все рассказывай, важна каждая мелочь.

Я мог бы послать ее к черту, но, если Акварель волнуется, дело серьезное.

Я задумался.

– Самое необычное, что Красов всучил мне ученика…

– Нет, - перебила Кристина, - не события, предчувствия, сны, странные желания?

– Сон. Будто я бегу по старому замку, прибегаю в башню, а там человек в плаще мага целится на меня из мушкета, старого такого, потрескавшегося.

– А ты?

Я скривился, но ответил:

– Гордо заявляю: "Не доставлю тебе такого удовольствия", - и кидаюсь вниз через витражи.

Акварель выругалась.

– Да что с тобой? - не понимал я.

Но вместо ответа она продолжила допрос с пристрастием:

– Сколько раз? Сколько раз ты видел этот сон.

Я пожал плечами:

– Два.

– Черт! - Акварель даже зашипела. - Для такого сна и этого много.

– Да объясни же!!!

– Это пророческий сон, - сказала она то, что я знал и без нее. - Мне тоже кое-что снилось в последние дни, - а вот это было новостью. - Я не новичок в таких делах, я хорошо разбираюсь в снах и их значениях. Я видела три разных сна, указывающих на одно событие. Знаешь, что это значит?

Уж это-то я знал.

– То, что это событие неминуемо.

– Верно. И это связано с тобой.

– И что же? - поинтересовался я. - Я свихнусь, как дедушка, только не от власти, а от своего ученичка?

Лицо Акварели было пугающе серьезным.

– Нет, Денис, - она покачала головой, - ты не сойдешь с ума. Ты умрешь…

Я смотрел на нее бесконечно долгую минуту прежде, чем спросил:

– Как это - умру? Ты серьезно?

На счет серьезности можно было не спрашивать, лицо Акварели говорило само за себя, но я так растерялся, что просто не придумал, что сказать. Все-таки не каждый день тебе сообщают, что твои дни сочтены.