Страница 50 из 64
– Есть много способов бескровного и безболезненного умерщвления, – сказал проповедник. – К примеру, кубок яда. Это гораздо лучше растерзания толпой, забивания камнями или распятия на кресте. Ты окажешь господину услугу и воздашь последние почести, если считаешь его достойным такого обращения.
– Я считаю его достойным наилучшего обращения! – сын торговца пряностями вскочил с камня, шатаясь и размахивая руками. – И никто не вправе лишать Мэйо жизни! Он часто несет чушь, когда напьется, однако до такого бреда не доходит! Мой господин – не зверь и не убийца! А вы – чудовища, культисты уродливого Бога! Надеюсь, он проглотит вас и на веки превратит в дерьмо!
Нереус, как рассерженный лось, проломился через кусты, невнятно бубня и сквернословя. Осмотревшись, он понял, что забыл дорогу к ротонде и двинулся наугад, в обход небольшого павильона со сводчатым куполом.
– Хозяин! – во все горло проорал невольник. – Господин Мэйо!
Блуждая по зарослям, геллиец несколько раз падал. Он скатился в какую-то яму и остался лежать на спине, глядя в закатное небо:
– Господин Мэйо!
Поморец бесшумно возник на краю оврага. Нереус замолк. У него отвисла челюсть от удивления. Лицо и руки брюнета покрывали кривые царапины. На шее виднелось множество синяков и засосов.
Отпрыск Дома Морган упреждающе выставил перед собой ладонь, когда островитянин попытался вымолвить хоть слово:
– Ни звука! Ты, жалкий негодяй, отказавшийся воздать положенное Пиксу, и мне пришлось стараться за двоих!
– Я верю, но кто возлег с тобой, господин? Терновый куст? Афарский пустынный кот?
– Тигрица по имени Хонора. Если сейчас же встанешь, то расскажу подробности, – Мэйо схватил раба за одежду, помогая вылезти из ямы. – Вед Всемогущий, да ты нажрался в слюни!
– Во славу Пикса…
– Фал ему в зад! Я еле слез с нее. Сочная ведьма, да икнется ее рогатому супругу!
Геллиец сжал плечо хозяина:
– Неужто полубог влюбился?
– Нет, сбереги меня кварц от пагубной напасти. Просто хочу еще раз войти в эту реку.
– Сегодня?
– Дай отдышаться. Завтра. Через неделю. Как повезет.
– Не помню, чтобы ты с кем-то проводил две ночи кряду.
Поморец расплылся в счастливой пьяной улыбке:
– Взрослею. К тому же я еще ни разу не тискал демониц.
Увлеченный беседой, Нереус старался поскорее забыть о паукопоклонниках и их страшных идеях. Когда он смотрел на нобиля, в груди разливалось приятное тепло. Островитянин думал, что никакие посулы или угрозы не убедят его причинить вред этому веселому, славному парню.
Рабы расставили в саду высокие плетеные кресла. Понтифекс Руф уселся под раскидистой яблоней, прислонив посох к ее шершавому стволу. Храмовник задумчиво перебирал четки. Наблюдая за ним, Варрон мысленно сравнивал культиста со старым вороном, клюющим горох.
Эбиссинец Тацит в тонком схенти напомнил взысканцу белого ибиса. Эти священные птицы ежегодно прилетали в дельту Инты перед началом разлива, возвещая о приходе воды. Река несла жизнь, а Восьмиглазый – смерть. Он перебросил через локоть прозрачный синдон и глядел вдаль пустыми, стеклянными глазами.
Третий участник собрания паукопоклонников – легат Джоув – в полном военном облачении и при оружии схватился за подлокотники, будто кречет за колодку. Спустя некоторое время брюнет снял шлем. Взгляд Варрона привлекли крупные капли пота на лбу мужчины. Он сильно нервничал, но старался не выдавать этого.
Сегодня ликкиец осмелился примерить цвет воинов, отдав предпочтение короткой красной тунике. Плетущий Сети не рекомендовал взысканцу носить что-либо напоминающее о крови и убийствах во избежание пересудов. Варрон не хотел забывать случившегося. За дни, проведенные в храме, он несколько раз перечитывал легенду о фениксе – птице, победившей смерть. Этот символ возрождения тела и очищения души буквально преследовал юношу.
– Я рад приветствовать вас, – начал Руф. – Паутина крепнет, и мне отрадно видеть, как сплетаются нити. Поведай о своих снах, Тацит. Что ныне угодно Пауку?
– Скоро разразится буря и песок укроет Сокола желтым саваном, – проскрипел эбиссинец.
Варрон вздрогнул, понуро опустив голову.
– Сефу Нехен Инты, – понтифекс громко щелкнул четками. – Храбрый юнец наделен талантом умело расставлять фигуры на доске. Он ловко выбил с поля Лисиуса. Поступил именно так, как я ожидал. Но время его охоты вышло. Птице пора, смежив веки под клобуком, отправиться назад к Именанду.
– Вы предлагаете отпустить ценного заложника? – удивился Джоув.
– Он думает, будто оказывает влияние на Большой Совет, – улыбнулся Руф. – Еще один самоуверенный щенок. Мы уже определили, кто получит венец. Теперь Сефу и его прихвостни станут только мешать, путаясь у меня под ногами. Все, для чего он нужен – передать наместнику правильные слова, которые обеспечат Рон-Руан зерном.
– И как вы понудите его к этому? – легат промокнул испарину.
Плетущий Сети прищурился из-за внезапно упавшего на лицо солнечного луча:
– Однажды Тацит рассказал мне старое эбиссинское предание. Когда человек теряет трех близких друзей, он должен вернуться к месту, где родился, и помириться с водой: выкопать колодец или очистить имеющийся. Нужно всего лишь отрезать три нити, и Сокол сам возжелает поскорее отбыть в Таир.
– «Ядовитые» готовы исполнить волю Паука, – медленно произнес этериарх. – Назови имена.
Руф повернулся к Джоуву:
– Предлагаю вам, эмиссар, поучаствовать в этом деле. Смерть Всадников не должна выглядеть как убийство и вызвать подозрения. Устройте им несчастный случай или помогите захотеть свести счеты с жизнью.
– Непременно, – пообещал легат. – Кому назначено спуститься к Мерту?
– Правая рука Сефу, внук чати Таира, полукровка Юба, – понтифекс с силой стукнул ногтем по отполированной деревянной бусине. – И те двое, что приволокли свинью в курию. Мэйо из Дома Морган. Плато из Дома Силва.
Джоув расправил султан на шлеме:
– Хорошо. Я подумаю, как лучше с ними поступить и дам указания Креону.
– Обсудим ситуацию с Алэйром, – продолжил Плетущий Сети. – Верные люди нашептали мне, будто Неро приставил к нему охрану…
У Варрона пересохло во рту. Он вспомнил беседу с градоначальником Таркса и решил вступиться за молодого поморца.
– Послушайте… – голос в очередной раз подвел юношу. – Возможно ли сохранить жизнь наследнику сара Макрина и заменить на кого-то другого?
– Зачем? – раздраженно спросил Руф.
– Из уважения к его отцу.
– Это исключено, – Плетущий Сети переложил четки в левую ладонь. – Макрин отверг мои доводы и намерен голосовать за Фостуса. К тому же паразиты называют Мэйо любовником Сефу. Смерть рыболюда станет серьезным ударом по обоим нашим оппонентам.
Ликкиец с тоской взглянул в летнее небо. От чувства полнейшего бессилия опускались руки. Культисты творили, что хотели, наплевав на законы, но никто из Богов не пожелал вмешаться.
«Почему? – мысленно вопрошал у них Варрон. – Где вы, милосердные и справедливые? За что отвернулись от нас?»
– Фостус укрылся в Геллии и намеревается продолжить служение Эфениде, о чем сообщил в письме к сторонникам, – сказал Джоув, великий эмиссар Рон-Руана. – Они прячут это послание и не собираются его обнародовать.
– Выкрасть? – эбиссинец потер горло.
– Нет, – понтифекс досадливо поморщился. – Личные письма – ерунда. Хорошо бы перехватить гонцов и заполучить скрепленное печатью, оформленное по всем правилам отречение…
– Думаю, что Фостус легко откажется от мерила, если вежливо попросить, – заметил военачальник. – Только его партия никогда не пойдет на такой шаг.
– Я подменю запрос и привезу из Геллии нужные нам документы, – Тацит плотно сжал губы.
– Алэйр и Лисиус, – напомнил Руф.
Восьмиглазый ткнул в грудь длинным узловатым пальцем.
За шестнадцать дней заточения Варрон научился понимать большинство жестов эбиссинца. Этот означал «покойник».