Страница 10 из 64
Тацит кивнул. Он не горел желанием возвращаться в страшные джунгли, полные змей, пауков и вездесущих насекомых, но понимал всю необходимость такой поездки для их общего с Руфом дела.
– У тебя есть месяц на подготовку, – продолжил понтифекс. – Возьмешь с собой все, что посчитаешь нужным, и дашь Джоуву необходимые распоряжения. Скоро прибудут очередные кандидаты во Всадники, среди них могут оказаться полезные нам люди.
Эбиссинец пожал плечами. Воспитанный в аскетизме, он привык довольствоваться малым и мог без промедления снарядить корабль в Афарию. Упомянутый Руфом, легат первого легиона Джоув не нуждался в дополнительных указаниях, поскольку и без того хорошо справлялся со своими обязанностями.
В сущности, Тацита ничего не держало в Рон-Руане, кроме разве что сына понтифекса, который рано остался без матери и находился под опекой эбиссинца, пока Плетущий Сети занимался политическими интригами. Семилетний мальчуган рос замкнутым и нелюдимым, служа послушником при храме Паука. Джэрд не выказывал особой привязанности ни к родителю, ни к его соратнику, ни к кому-либо еще. Он изучал животных, их повадки, пересаживал одних к другим и смотрел, как сильный расправляется со слабым. Тацит регулярно пополнял коллекцию мальчика, привозя ему то хищных птиц, то зубастых ящериц, то редких насекомых.
– Можно не спешить, – помолчав немного, задумчиво сказал Руф. – Через три дня состоится большой праздник в честь Веда. Клавдий устраивает традиционный пир, на который приедут анфипаты и сары. Пока они развлекаются бездонным обжорством и винопитием, ты снова послужишь Пауку. Приди на заключительную часть торжества, когда все размякнут и потеряют бдительность. Я покажу несколько человек, которым, как мне кажется, давно пора обрезать Нити.
Губы эбиссинца сомкнулись еще плотнее, хотя такое сложно было представить. Он и раньше не видел ничего зазорного в том, чтобы убить неугодного человека, а после встречи с гигантскими пауками вовсе перестал задумываться над ценностью чьей-либо жизни. Понтифекс частенько расчищал себе путь холодными, словно у мертвеца, руками Восьмиглазого.
– Нужно отблагодарить анфипата Карпоса за содействие, – Руф глубоко вздохнул. – Он убедил Нъеррога открыть молельню в центральном квартале города. Теперь нодас Элиуд сможет покинуть виллу и продолжить свои исследования, не опасаясь давления со стороны влиятельного дяди. Я планирую отослать Джэрда в Тиер-а-Лог. Думаю, мальчику стоило бы поучиться у именитого ученого и философа. Когда ты вернешься из Афарии, навестишь тамошнего эмиссара, а заодно поглядишь, как устроится Джэрд на новом месте.
Тацит на миг свел брови, и тотчас его лицо вновь сделалось непроницаемым. Эбиссинец знал о натянутых отношениях между Элиудом и саром Нъеррогом, приходившимся нодасу дядей. Восьмиглазый не был уверен, что в далекой северной провинции Джэрд будет также надежно защищен, как здесь, в столице. Тацит счел нужным направить туда два десятка лучших Ядовитых.
Он еще не знал, да и не мог знать, что это решение окажется судьбоносным и для сына Руфа, и для всей Империи.
В вечернюю пору на спортивных площадках дворца собиралось большое количество мужчин разных возрастов. Пока одни занимались гимнастикой и бегом, другие состязались в стрельбе из лука и метании диска. Здесь можно было увидеть борцов, колесничих, наездников, а также прочих любителей гармоничного развития тела и острых ощущений.
Неподалеку от атлетов упражнялись в красноречии чтецы, играли музыканты, демонстрировали картины художники. Знатные люди прогуливались по аллеям, среди мраморных скульптур и фонтанов, увитых плюшем беседок и цветочных клумб.
Варрон сидел на каменной скамье, подогнув ногу, и внимательно слушал молодого поэта, витиевато восхвалявшего прелести богини красоты Аэстиды. Краем глаза заметив в арке дворца пеструю толпу, ликкиец догадался, что вскоре на центральной аллее появится Клавдий. Так и случилось.
Зесар шел впереди свиты, словно тяжелая военная гексера , ведущая за собой многовесельные суда меньшего размера и крошечные безмачтовые лодки. Эта шумная флотилия сперва причалила у площадки, занимаемой почитателями изобретенного в Геллии пентатлона , но владыка передумал и двинулся дальше.
Варрон тотчас встал в полный рост. Он гордо расправил плечи, с решимостью глядя на золочено-алую полосу заката. Это был еще один вызов Богоподобному и тот, удалившись от придворных, направился прямиком к юному взысканцу.
– Ты по-прежнему не в духе, мой мальчик? Скажи, чем мне тебя развеселить? – Клавдий взял любовника за руку и усадил на скамью рядом с собой.
– Известием о том, что ты ответил мерзкому «пауку» отказом и легионы останутся в провинциях.
– О молнии и мрак! Я запрещаю тебе появляться на государственном совете, оскорблять понтифекса Руфа и произносить слово «легион». Сегодня было достаточно неприятных бесед, так не пора ли наконец сменить тон?
– Если ты хочешь, просто вели мне смеяться, и я стану делать это даже сквозь слезы.
Зесар крепко сжал ладонь Варрона:
– Не воспринимай мою заботу о тебе как стремление унизить или заткнуть рот.
– Философ Юстиус сказал: «Ум человека обретает небывалую ясность, когда язык принуждают молчать»…
– А чьи слова ты повторял в овальной комнате?
Тень печали легла на лицо юноши:
– Чтобы написать все имена не хватит и десятка свитков.
– Велико же число моих врагов! – прищурился Клавдий.
– Под началом архигоса Сурены были три легиона ликкийцев, два – поморцев, столько же – из Итхаля и Геллии. Ты хочешь забрать еще двадцать тысяч сыновей на войну с тем, что невозможно победить. А сколько вернется домой? Сколько семей наденут траур? Посмотри туда!
Взысканец указал на молодого мужчину, красивого и грациозного, словно леопард. Блондин с мускулистым, блестящим от масла торсом, отвел назад руку и мощным броском послал копье в цель. Едва наконечник коснулся очерченной на деревянном круге метки, узкие губы атлета растянулись в довольной улыбке.
– Сила и точность! – одобрительно воскликнул Клавдий. – Великолепно!
– Да, но я хотел обратить внимание не на это, – вздохнул Варрон.
– Еще один твой поклонник?
– Он грезит не о мужских ласках, – сухо заметил ликкиец. – Ты не узнал Креона из Дома Литтов, племянника старшего казначея Олуса?
– Без шлема он выглядит гораздо моложе. Декурион первого легиона, кажется? Джоув хорошо о нем отзывался.
– Креон – один из восьми смельчаков, что сумели бежать из Афарского плена. Он сражался с пустынными кочевниками и населяющими джунгли дикарями, а еще со свирепыми и многочисленными хищными бестиями. Руф заблуждается или намеренно лжет тебе. Там нет никакого лекарства, а только зло, опасности и неизлечимые болезни.
Клавдий в раздумьях наблюдал, как мальчик-раб поднес декуриону свинцовую чашу с вином:
– Я дал слово понтифексу. Возглавит войско архигос Дариус. Если поход не увенчается успехом, клянусь тебе, что третьего не будет.
– На пире в честь нового десятилетия Веда соберутся многие Дома. Это знаковое событие, которое можно использовать с толком. Провозгласи имя преемника и уедем отсюда.
– Ты просишь о несбыточном.
– Разве есть что-то непосильное для того, в чьих жилах течет кровь Богов?
– Конечно, – медленно произнес владыка. – Даже Боги не могут всем угодить. Непременно останутся недовольные. Если желаешь заниматься политикой и посещать Советы, становись Всадником. Тебя внесут в соответствующие списки.
– Нет, – скривил губы взысканец. – Лучше я убью старого ктенизида, который отравляет твой разум желчной паутиной из выдумок!
Клавдий расхохотался:
– Прекрати! У тебя слишком доброе сердце и светлая душа! Оставь мне быть суровым и беспощадным. Наслаждайся теми благами, что дает юность и не торопись примерять маску зрелого мужа, обремененного тысячами забот.
– По-моему мнению, раз совершенное зло принесет меньше вреда, чем годы молчаливого потворства негодяям.