Страница 8 из 9
Но так было везде. Когда к Лехе в Мариуполь приезжал – тоже. Один раз я приехал к нему, и мы шли по району Ильича недалеко от его места. И там проходная металлургического завода и рядом кинотеатр с тиром. И мы туда часто ездили. Кто больше выбьет – вроде соревнования, прикольно. Не было такого раньше – выбьешь пять фигур и получишь игрушку. Не додумались тогда еще.
Мы с Лехой зашли выпить чуть-чуть в кафешку. А кафешка – пивнушка банальная на три столика. Заходит чувак, смотрит на нас долго, подходит: «Пойдемте, ребята, выйдем». Леха говорит: «Все, мы попали, короче, сейчас нас будут рубить. Бабло забирать…» Мы подходим к официантке, спрашиваем, есть ли черный ход. Нету. И мы понимаем, что нужно выходить. Мы посидели, что заказали, так и не выпили от нервов. Вышли. Там еще один стоял. Они взрослее нас были. Два пацана: «А чего вы у нас тут делаете?..» «Да вот сидим…» – говорим по-мирному. А они ни с того ни с сего: «А деньги?» – «Да у нас мало денег. Че скрывать-то? Мы, конечно, можем дать, но так чтобы не все. Сами понимаете…» То есть мы не нарывались. И тут один из них дает мне в лицо. Сильный удар в скулу. Такой «тыдыщщщ» с призвуком, что в кость бьется. Второй Лехе врезал. Деньги они так у нас и не взяли. Просто вломили слегонца и ушли.
Потом мы сидели с Лехой, выпивали. Он орал матом типа: «Я их найду, я приду с ребятами!». Прошло уже месяца три-четыре. И когда я в очередной раз приехал в Мариуполь, он меня встретил с автовокзала, говорит: «Ромка, я разобрался! Помнишь, к нам приходили? Я разобрался…» А он, короче, молодец, собрал своих ребят, вычислил этих чуваков – они все время там паслись и у пацанов, которые, видать, послабее и помоложе, отбирали деньги. Он их нашел, причем рядом с этим кафе практически. Приехал туда вместе с ребятами с Горького. Со взрослыми и большими. У него был пистолет газовый, баллончик. Леха практически один их «учил», а старшие стояли и смотрели. В общем, отомстил. То есть он не бросил все это дело, типа, ну, избили и избили. Нет! Он тех чуваков наказал жестко: они уже встать не могли, когда надо было срочно сваливать, потому что милиция приехала.
Настя
Все произошло очень быстро. Года полтора, не больше. В городе было несколько коллективов, которые были по местным меркам достаточно известны. Их знали, допустим, человек пятьсот. Была такая группа «Апогей», на тот момент самая известная в Таганроге. Ее знали даже в Ростове, где она периодически выступала. Много поклонников у них было, много девочек вокруг. И мы думали: «Да! Реально крутая группа!» Но проходит год, и мы становимся не то что конкурентами, мы становимся даже круче. Это было очень удивительно для меня.
Как-то после концерта мы с ребятами идем на пляж и слышим, как две чуть поодаль идущие девушки болтают: «А я знаю Рому Белого!» – «Круто!» – «Да, он такой…» А чуть ли не в метре от них идем. И я слышу их разговор, смотрю на эту девочку и понимаю, что в первый раз в жизни ее вижу. А ведь город Таганрог настолько маленький, что почти все друг друга знают. И девушек, которые знают меня, я уж точно знаю. И мне было очень приятно! Я подумал, вот он – миг настоящей славы! Про меня уже байки по городу расходятся.
В общем, действительно, парни для этого и играют на гитарах – чтобы девчонкам нравиться. А зачем играл я… Я тогда не задумывался. Просто писались песни, просто хотелось петь, выступать на сцене. Я не хотел, выйдя на сцену, завоевывать девушек, которые сидят в зале. Потому что и без этого уже круто. Что бы ты ни пел, это уже круто. Я пел, во что-то верил, непонятное даже мне самому. Но во что-то верил! В дух какой-то. В песни. О чем песня, сам даже не понимал. Мне было круто их петь, они что-то несли. Было несколько групп, и вот они все соревновались. Кто как. Кто громче зарычит, кто круче, техничнее сыграет. Или у кого, наоборот, смешнее. Все выпендривались, показывали себя с разных сторон. А я пел песни.
И все это время ко мне приезжал мой друг Леха. Он очень обижался на меня, когда я из Мариуполя уехал. Я часто приезжал к нему, а он ко мне, в Таганрог. Помню, поехал к нему Новый год встречать. Говорю маме:
– Я к Лехе, в Мариуполь.
– Будь там аккуратней!
Она же видела меня с Лехой много раз. И знает его замечательно. И Лехина мама знает меня прекрасно. Знают они, что эти два человека – неразлейвода.
– Надолго?
– На два дня. На три – максимум.
Отметили мы Новый год в Мариуполе и так увлеклись, что я вернулся домой только через восемь дней. Мы с ним жестко тогда бухали. Причем денег у нас не было. А день начинался с того, что мы просыпались в двенадцать, выпивали с ним бутылку водки на двоих под лимончик и приходили в норму. Это был у меня первый и последний запой в жизни. Когда я пил восемь дней подряд и очень жестко. У меня больше такого не было. Организм больше не позволил такого – перепил по молодости.
Леха часто приезжал, следил за всем, что у меня происходит. Даже на некоторых концертах в Таганроге он мне подыгрывал на трубе, он же профессиональный музыкант. Кстати, эта песня, которую мы тогда играли, будет на третьем альбоме. Чуть-чуть текст видоизменен, но песня та самая. Леха приезжал и грустил: «Круто, у тебя музыка!» А я ему: «Леха, ну какая музыка, тут болото, никакого выхода. Ничего больше». – «Да у меня в Мариуполе вообще ничего нет, меня никто не понимает. Мы сидим с гитарами, пытаемся группу сделать, но ничего не получается». А он в таком заводском районе тогда жил. Мариуполь – город работящий. Там в основном работяги. Культуры, такой, как в Таганроге, нет. Богемы, которая ленится и ничего не делает, тоже нет. Ему очень нравилось в Таганроге. Он говорил: «У вас тут круто. Друзья хорошие. Цивильно. Вроде выпивают, но при этом песни поют…» В общем, он очень грустил. Он там остался, в том районе, а я тут в Таганроге чем-то занимаюсь. Ему казалось, что у меня тут круто. Но я понимал, что это тоже не круто. Ненамного лучше.
По городу наши записи практически не ходили. У нас были записи, но не студийные, а с концертов. У одного известного в городе музыканта был бобинный магнитофон «Ростов». И он как-то с пульта на концерте записал выступление всех групп, в том числе и нашей. И вот по вечерам мы слушали. Приходили к нему в гости, себе переписывали.
Кое-как по нашим поклонникам разошлось, но проще было прийти и вживую послушать те же самые песни. Кроме этой плохой записи с концерта, ничего не было. Группа «Апогей» однажды ездила записываться в Ростов на какую-то частную студию. И у них был вроде как свой альбом. А у нас не было. Завидно немного было. У них как-то все чистенько… Мы пробовали записаться сами, забивали электронные барабаны на машинке, живых не было. Было два микрофона «Электроника» с шапочкой…
Многие музыканты Таганрога, многие творческие люди работали сторожами в школах, в каких-то конторах. И по вечерам в этих школах, которые они сторожили, народ играл на гитарах, пел. Был в городе такой парень – Дима Селегин, музыкант. Он тоже был сторожем в школе. И у него там собиралась вся эта так называемая таганрожская музыкальная элита, начиная с людей тридцатилетних и заканчивая нами, семнадцатилетними пацанами. Конечно, все всё друг про друга знали, кто какие песни поет, что играет.
Иван одно время тоже сторожем работал. Нет, не в детском садике – в женской консультации! Изредка по вечерам мы собирались у него на работе, до утра выпивали, играли на гитарах там в холле. Читали всевозможную литературу медицинскую, спускались в подвал, смотрели женские заспиртованные органы. Ну да, не очень приятно, конечно, было, но очень интересно. Практически изучили всю женскую анатомию. Ну тебя! Не то что помогало… все равно прикольно. Было же интересно, как это все устроено. И что где находится. И откуда дети появляются. Мы там прикалывались. Наряжались в белые халаты. Очень смешной был случай. Просто отменнейший! Мы как-то сильно выпили и заснули, так получилось. Вот мы спали в кабинете у какой-то старшей медсестры. Небольшой такой кабинет был. А когда поутру проснулись, консультация уже работала. Иван меня будит: «Рома, вставай! Нам кабздец!»