Страница 5 из 8
Попытаться перевести такое произведение – столкнуться с огромными трудностями. Неизбежно возникает вопрос: что предпочесть: перевод, требующий сносок-пояснений к символам, или перевод, в некоторой степени – вольный, с применением, если таковые есть, эквивалентных метафор и символов. Так как эквивалентов в большинстве случаев нет, невозможно избежать вольностей. В любом варианте необходимо сохранить общую идею оригинала.
В связи с этой проблемой хочется привести слова Маршака: «Настоящий художественный перевод можно сравнить не с фотографией, а с портретом, сделанным рукой художника».
Да, здесь слово за художниками. Случаи непереводимости возникают при воспроизведении неологизмов и окказионализмов, столь необычных, как, например, «озлатонивить». Калька и транслитерация вряд ли возможны в данном случае. Значение или семантику слова можно объяснить по-разному: неологизм в форме глагола представляет собой необычное единство звука и цвета, не вступающих в противоречие, а, напротив, создающих ассоциацию «озарения», выхода из состояния безмолвия и мрака. Мы ничего не добьемся и не сможем определить, какое начало, «звуковое или цветовое», преобладает в этом слове, если не исследуем его связи и отношения с другими языковыми единицами. В глаголе «озлатонивить» доминирует «голос», значит, переводу подлежит значение, подразумевающее звук. На это указывает контекст: «Чтобы пчелиным голосом…» Закономерен вопрос: может ли звуковое движение разрушить «мрак»? Это возможно на символическом плане образа, синонимичного тропам, семантизирующим такие ряды, как ментальные, духовные, астральные уровни мироздания. Вспомним библейскокоранический миф об апокалипсисе, когда ангел звуком трубы возвещает начало Страшного суда.
Анализ показывает, что подобные сложные образования нельзя переводить, предварительно не выяснив многозначность образа, оттеночные напластования, и их роль в системе стиха.
Особая манера поэтического мышления С. Есенина создает на пути переводчика препятствия, иногда непреодолимые. Гафу Кайрбеков великолепно воспроизвел есенинское:
«Храпя в испуге на свою же тень» казахским тропом:
Но «зазастить гривами они ждут новый день» он не перевел. Объяснением может быть завуалированность значения этих слов: флуктации тончайших оттеночных значений. «3азастить» может оказаться трудным для восприятия даже русского читателя. Поэтому, наверное, переводчик не дал нам свою интерпретацию оригинального тропа, а в результате перевод оказался неполноценным.
Переводчик должен быть, прежде всего, исследователем. Семантика важной строки в оригинале не должна ускользнуть от его внимания. Глагол (застилать) является производящей основой нового слова «зазастить». Теперь смысл казавшихся написанными в импрессионистском духе слов проявляется отчетливее:
Нам думается, что такой смысл переводим.
Противоположный прием мы наблюдаем в другой сцене, где переводчик счел необходимым придать «дряхлой корове» впалый живот, чего у коровы в авторском тексте нет. Такая «отсебятина», конечно, результат вольного обращения с оригиналом. В целом же, мы не можем не признать переводы стихотворений «Корова», «Табун», «Песнь о собаке» удачными, несмотря на отмеченные недостатки.
Верно переданная интонация, ритм, сохранение перекрестной рифмовки в соответствии с оригиналом, а главное – адекватность содержания дают нам право признать эти переводы творческим успехом Гафу Каирбекова. Может быть, это объясняется тем, что казахская литература, выросшая из устного народного творчества номадов, детально разработавшая тему о животных, традиционно сильна в этой области.
Рассматривая вопросы и проблемы, возникающие при переводе стихотворений С. Есенина, мы старались акцентировать внимание на том, как адекватно воспроизводятся художественные средства выразительности и изобразительности. В связи с этим важно остановиться на вопросе об адекватности перевода фразеологизмов. С. Есенин широко пользуется фразеологизмами. Они афористически оформляют стихотворение, придают ему легкость звучания.
Фразеологизмы – это экспрессивные, семантические единицы языка, заменяющие собой описательность и пространность изъяснения. Есть несколько путей перевода ФЕ.
1. Перевод ФЕ точными эквивалентами типа: терпение лопнуло – шыдам бiттi.
Аналогии совпадают и по форме и по содержанию. Достигается полное соответствие смыслов.
2. Перевод эквивалента по смыслу, но не по форме. Душа нараспашку – ақ көңiл.
3. Описательный перевод – передача значения устойчивого сочетания при помощи свободных словосочетаний.
Обломать рога кому-нибудь – бiреудiң жынын қағып алу. 4) Калькирование.
Жизнь прожить – не поле перейти. Өмiр сүру – жазықты жарып өту емес.
Вопрос о переводе фразеологизмов всесторонне еще не разработан и является остро актуальным.
В стихотворении «Мой путь» фразеологизм «На кой мне черт, что я поэт» переведен Аманжолом Шамсеновым описательно «ақын боп кiмге керекпiн?», то есть (кому я нужен как поэт).
Устойчивое словосочетание: «Посмотрим, кто кого возьмет» калькировано довольно удачно: «Байқайық – кiмдi кiм cipə, жеңерiн».
Однако переводчик допустил ошибку, переведя словосочетание «Жизнь входит в берега» словами «өмiрдiн көрiп жағасын», что означает «берега жизни увидев». Интерпретация переводчика в какой-то степени даже противоположна оригинальному смыслу. Этот пример показывает, как важно правильно перевести фразеологизм.
Не менее актуальное значение имеет проблема эквивалентного воспроизведения ритма, интонации оригинального произведения.
М.О. Ауэзов писал о работе казахстанских поэтов над переводом поэмы «Витязь в тигровой шкуре»:
«Всякие красочные и звуковые сочетания в виде внешних и внутренних аллитераций и ассонансов, видимо, могут быть широко использованы нашими поэтами-переводчиками в соответствующих необходимых отрывках текста Руставели».
Сегодня мы не можем ограничиться рамками эквивалентного воспроизведения лишь некоторых сторон ритмического строя. Необходимо изыскивать новые пути достижения эквивалентности формы, которая неотрывно связана с содержанием. Силлабо-тоническая и силлабическая системы стихосложения не противоположны, а, напротив, имеют родственные связи в плане ритмической организации строки, а именно – внутрислоговую структуру.
Поэтому силлабическая система способна на некоторое моделирование стихов силлабо-тонической системы. Количество слогов в строках есенинского стихотворения «Не жалею, не зову, не плачу» колеблется между 9-10.
Подобная система наблюдается в переводе Гафу Кайрбекова. Сохранена перекрестная рифмовка оригинала. Все эти факторы в какой-то мере определяют воспроизведение и интонации, находящейся в прямой зависимости от ритмической организации. Интонация как нечто психологическое, модальное, являющееся выражением отношения автора к чему-либо, вырастает из общей идеи произведения.
Рассматривая проблему эквивалентности формы, нельзя пройти мимо слов Р. Виновена в статье «Нa новом этапе» «в последнее время имеет место и тенденция к реабилитации текстуальной точности в передаче подлинника на другом языке».
Под «текстуальной точностью» понимаются такие методы перевода, как эквилинеарность и эквиметричность. Автор статьи раздумывает, способствуют ли эти методы возрождению «изгнанного из практики наивного буквализма», не являются ли они жесткими рамками, сковывающими свободу творческих начал?