Снежный ком

Я попытался разобраться, что же все-таки на самом деле произошло?.. У Ляли разрушились все понятия о Теме как о человеке, меня она никогда в расчет не брала, — и получается: я — ничтожество, Тема — ничтожество, а на кого же ей тогда надеяться?..

Как важно было бы сейчас встретить ее и поговорить начистоту! Что делала она утром на пристани? Может быть, просто приходила развеяться к реке, посидеть в тишине у воды, подышать свежестью, посмотреть, кто приехал? А может, взяла да и укатила куда глаза глядят?.. Но куда?..

Не успел я покинуть свой наблюдательный пункт в кустах шиповника, как почти у крыльца чуть ли не столкнулся с тетей Машей, рысью устремившейся в дом, видимо с огорода: в руках у нее был толстый пучок перьев лука и редиска с ботвой.

— Заходи, заходи, Боренька, — торопливо сказала она. — Извини, у нас тут такое! С Фролом никак не слажу, как будто бес на нем поехал!

— А что случилось?

— Режиссера Тема ему доставил…

— Как Тема? — невольно вырвалось у меня, когда надо было спросить совсем другое: «Зачем дяде Фролу режиссер?»

— Ну да, Тема, — подтвердила тетя Маша. — И договор, и аванс обещают, а он слушать не хочет, еще и куражится: «Сам, говорит, сценарий напишу, сам и поставлю. Борька, говорит, у меня будет Андрей Рублев, он — протопоп Аввакум, а я — Василиса Прекрасная!..» Пойди, хоть ты его уговори! От своего счастья отказывается!..

Мне стало ясно, что Фрол с Клавдием Федоровичем приняли Тему с его режиссером только потому, что об этом их попросил капитан милиции Куликов, и сейчас морочили Теме голову, разыгрывая спектакль. Зачем это нужно Куликову? Он и без того мог бы пригласить Тему к следователю. Но, наверное, для чего-то нужно? Мне же сейчас было не до капитана Куликова и не до его спектаклей…

Узнав, что Тема здесь, я хотел было тут же уйти, но рассудил здраво: Тема в магазине меня не видел, о том, что я был у Куликова и Атаманова, не знает, так почему я должен опасаться встречи с ним? А вдруг и Лялька здесь?

— Ляля у вас? — словно бы между прочим спросил я тетю Машу.

— Не было, сынок. Три дня уже не приходила. Уж и сами беспокоимся, куда подевалась.

«Да где же она?» — со все возрастающей тревогой думал я, поднимаясь по лестнице вслед за тетей Машей.

В комнате Аполлинарии Васильевны — полно народу, здесь собрались и хозяева с двух половин дома, и гости — Тема и, как я понял, режиссер, которого тот доставил в Костаново. Ради чего? Нельзя же говорить всерьез, что дядя Фрол написал новый сценарий об Андрее Рублеве? Интересно, а действительного члена Академии наук Тема не мог бы сюда привезти?..

Я присмотрелся и обалдел: бывает же такое сходство! В гости к Фролу и Клавдию Федоровичу Тема привел… Тему, только лет на двадцать старше.

Я сразу же почувствовал напряженность дяди Фрола: никакие роли играть он не любил, привык быть самим собой, а тут вынужден был принимать ненужного ему человека. Зато Клавдий Федорович весь лучился от удовольствия. Уж я-то знал цену этой располагающей проникновенной предупредительности. Только поверишь в его простодушие и детский наив, а он снимет с себя «выражение лица», усмехнется и скажет: «Ну и дурак же ты, батенька». Ладно, что ведет себя так Клавдий Федорович только с теми, кто не очень-то приятен ему или уж действительно дурак…

Но вот тетя Маша все воспринимала искренне и, кажется, всерьез переживала не понятное ей поведение Фрола.

Когда я вошел, дядя Фрол как раз приглашал гостей к столу:

— Аркадий Сергеевич! Тема! Пожалуйста!.. А вот и Боря!.. Ну как там, наловили карасей?.. Боря, познакомься… (он назвал какую-то сложную фамилию вроде Занадворова) — режиссер киностудии по поводу моих соображений о Рублеве… Борис Ворожейкин, — представил меня гостю Фрол, — столяр-краснодеревщик, будущий художник… Машенька, как там у нас?.. Ну вот и прекрасно! Боря, неси стулья!.. Грибки у нас свои, капуста тоже, помидоры и картошка отменные… Не обессудьте, по-деревенски, зато все натуральное, выращенное своими руками, без химии… Настойку тоже сам делал…

Фрол изображал хлебосольного хозяина, да и в самом деле был таким, а я слушал его и ждал, что будет дальше. Так и хотелось крикнуть: «Остановись! Перед кем рассыпаешься?» Но, судя по всему, так надо было, все у них шло по какому-то неизвестному мне плану.

Хорошо еще, что Фрол не стал рассусоливать о Рублеве перед Темой и этим режиссером (еще неизвестно, какой он режиссер), по этой своей безразличной позицией явно ставил гостя в неловкое положение. Где это видано, чтобы автор взбрыкивал, когда ему предлагают договор, да еще соавторство профессионала?

Заметив, как, прищурившись, о чем-то думает Тема, изучая исподволь физиономию Фрола, я вдруг понял, в чем тут штука: Тема догадался, что Фрол играет (актер из него, правду сказать, неважный), но вот во имя чего и какую роль, пока что не может раскусить.

Режиссер же, хоть и выглядел сбитым с толку, но делал вид, что все идет так, как надо, и принимал ухаживания тетки Маши благосклонно и с достоинством. А она просто не знала, куда посадить и чем угостить дорогого гостя.

Мне же не давало покоя странное сходство Темы и этого режиссера. Ведь наверняка родственники, чуть ли не отец и сын. Тогда, что им тут надо?..

— Ну, так как мы с вами все-таки договоримся? — видимо, не в первый раз спросил у Фрола режиссер.

— Наверное, никак, — ответил дядя Фрол. — Я ведь все-таки экономист, кончал институт, газеты, книги читаю, порядки в вашем кино знаю, да и сценарий у меня непрофессиональный, любительский, так что вам он едва ли подойдет…

— Так зачем вы тогда его писали?

— Для эстетического удовлетворения. Писал я его один, какой он ни есть, он мой, поскольку пишу о том, что люблю. А у вас, у профессионалов, сценарист пишет одно, режиссер снимает другое, зритель видит третье. Да и набор колодок — раз-два, и обчелся, с трех-четырех колодок все фильмы и дуете, и получаются они у вас, как братья-близнецы.

— Ну так вот, ваш сценарий наверняка оригинальный, раз вы так говорите, — стараясь не показать раздражение, парировал режиссер. — Но если вы не ставили перед собой задачу, значит, впустую тратили время!

— Ничуть не бывало! — живо возразил дядя Фрол. — Пусть меня не приглашают петь на оперной сцене! Дома я пою сколько душе угодно!

— Но ведь за домашнее пение никто не платит!

— А я и не прошу, чтобы мне платили… За плату вон во всем мире с эстрады одну тарабарщину гонят, толку-то что! Песня должна не из микрофона, из души идти. У кого есть что петь да еще голос бог дал, тому ни микрофоны, ни, прошу прощения, соавторы не нужны…

— Эк куда хватили! — режиссер деланно расхохотался, хотя ему не очень-то понравилось про соавторов. — Но если вы написали сценарий о Рублеве, значит, у вас есть своя точка зрения?

— Безусловно! — подтвердил дядя Фрол, хотя никакой сценарий он не писал. Для чего-то ему надо было выиграть время, вот он и развел канитель с режиссером.

— И в чем она состоит? Если говорить языком кино, в чем главная формула вашего фильма?

— Русский характер — главная формула. А он, как известно, сложился исторически. Это мне вот молодые люди — Борис и его друзья — очень даже популярно разъяснили…

Тема напряженно слушал Фрола и своего старшего двойника. Я молчал, хотя мне хотелось крикнуть Фролу: «Что ты им объясняешь, когда им твои идеи вовсе не нужны!» Что им здесь нужно, трижды клятому Теме и его режиссеру?

— И все-таки? — настаивая на своем, спросил режиссер.

— Слушайте! У меня идея! — воскликнул вдруг обрадованно дядя Фрол. — А почему бы вам не поставить фильм о летающих тарелках и гуманоидах? А? Тут и перекличка поколений и эстафета времен! Предположим, Андрей Рублев расписывает Успенский собор, а гуманоиды Вселенную! А? Масштаб? По-моему, здорово! По крайней мере современно! Публика валом повалит!..

Я видел, что дядя Фрол откровенно смеется над Темой и режиссером, но те как будто приняли его предложение вполне серьезно. У них был такой вид, что оба были готовы принять любую глупость за чистую монету. Так в чем же, собственно, дело?