Страница 40 из 72
«Да. Это именно так, — твердо проговорил он. — Империя процветает, но неодолимо зреют внешние и внутренние силы, ведущие ее к гибели. Мне было четырнадцать лет, когда, увлеченный наукой и искусством, я передал власть в государстве друнгарию — начальнику флота Роману Лекапину. Роман был энергичным и проницательным политиком. Он понял, что в империи борются насмерть две силы и от исхода этой борьбы зависит все. И он решительно встал на сторону крестьян и стратиотов[7] — земледельцев-воинов, основу византийской армии, против динатов, провинциальных крупных землевладельцев, опиравшихся на церковь и часть чиновничества. Динаты разоряют и захватывают крестьянские земли, подрывая военную мощь империи и ведя ее к распаду. Шесть лет назад, в результате заговора динатов, Роман был свергнут и сослан своими же сыновьями. Динаты торжествовали. Тогда мне пришлось оторваться от любимых занятий и взять тяжесть практической власти на себя. Я издал еще более суровые законы против произвола динатов. Я хотел восстановить справедливость. Но что получилось? Веления императора — категоричные и ясные — не выполняются. Это происходит потому, что государственный аппарат, обновленный только сверху, пассивно, но неуклонно сопротивляется новой политике. Сменить весь аппарат невозможно: многие императоры были убиты при такой попытке. И даже новая смена ничего бы не дала. Новые люди быстро стали бы на тот же путь.
Крестьяне и стратиоты разорены. В них все больше появляется рабских черт — трусость, угодливость, эгоизм. Основой военных сил теперь служат тяжеловооруженные дружины всадников — катафрактов, состоящие при динатах. Но разве на этих своевольных, равно далеких от императора и от народа войсках может покоиться безопасность и величие империи?!»
Стилион слушал молча, не двигаясь. Этот тридцатилетний патриций принадлежал к старинному знатному роду, насчитывающему с десяток поколений. Среди его предков были послы, генералы, главы провинций, магистры и другие высшие чиновники империи. Среди них был даже один «логофет дрома» — чиновник, ведавший государственной почтой и приемом послов. Сам Стилион в свои тридцать лет успел уже, состоя в свите посла, побывать в Персии, он воевал в Египте, Сицилии и Болгарии. Став «протокарабом» — капитаном корабля, принимал участие в нападении на гнездо арабских корсаров, остров Крит.
Образованный и циничный, изнеженный и мужественный, он одинаково равнодушно мог спать и на камнях, и на роскошном ложе, с насмешливым безразличием принимал как победу, так и поражение.
Поэтому он не дал себе труда поволноваться, когда, разбуженный посреди ночи самим начальником императорской гвардии, был тайно приведен во дворец и выслушивал здесь то, чего не должен слышать никто.
Стилион думал со свойственным ему снисходительным цинизмом:
«Ого! Быстро же проникся ты, великий император, понятиями величия империи, божественности власти, собственного величия. А ведь еще твой дед Василий — полуармянин-полуславянин, которого ты теперь выдаешь за потомка Александра Великого, был безграмотным крестьянином, красивым животным, который благодаря силе и ловкости получил состояние от богатой старухи и поступил на императорскую службу. Обласканный Михаилом Третьим, он отплатил ему тем, что ночью приказал своим людям зарезать пьяного императора в его спальне, а сам захватил престол убитого. Впрочем, власть, полученную путем злодеяния, Василий охранял доблестями.
Ты же, мой император, внук разбойника, не сам передал власть Роману, как ты говоришь. Просто новый разбойник отшвырнул мальчика в сторону. Ты не очень-то сведущ в практической политике, но отдадим тебе справедливость: ты умеешь приближать к трону знающих и нужных людей, вроде Василия — незаконного сына Романа или полководца Варда Фока. А главное, за что тебе простит все прегрешения всевышний, — это то, что науку и искусство, прозябавшие долгое время из-за невежества властителей, ты восстановил и дал им свободу развития».
Между тем Константин продолжал:
«Империя окружена могущественными врагами. Еще Юстиниан Великий говорил, что «для победы над врагом надо его знать». Мы же знаем о многих из варваров только то, чего они хотят. Послы, которых я направляю в разные страны, вместо того чтобы находить и подкупать соглядатаев, сами оказываются подкупленными. Ты знаешь об этом».
«Государь! Вы говорите со мной так откровенно, как говорят либо с очень близкими друзьями, либо с осужденными на казнь».
Константин придвинулся, облокотился на стол. В неверном пламени светильников его высокий лоб казался особенно бледным. Улыбнувшись, он тихо и в упор спросил.
«Ну и что же? Ты боишься моей дружбы? Или казни?»
«Нет, — медленно ответил Стилион. — Я полагаю, что не достоин ни того, ни другого».
«Как знать, — все с той же легкой печальной полуулыбкой ответил император. — Может быть, тебе предстоит именно этот выбор».
Стилион, хотя ничем не выдал себя, внутренне содрогнулся. Он хорошо знал эту печальную полуулыбку, с которой император не задумываясь отправлял на гибель тысячи людей, как это было во время памятной экспедиции на Крит в прошлом году. Каменные изваяния фараонов улыбаются так же.
«Во все времена улыбка властителя таила смертельную опасность», — подумал патриций.
«Что ты знаешь о руссах?» — внезапно спросил император.
«Почти ничего, — пожал плечами Стилион. — В прошлом году шестьсот руссов, служивших в твоей армии, высадились вместе с нами на Крите. Сражались они храбро и почти все погибли».
«Так вот, слушай. Мне было всего два года, когда русский архонт Олег едва не взял Константинополь и прибил свой щит на Золотых воротах, а еще через четыре года нам пришлось заключить унизительный договор с Русью. Девять лет назад, когда мы разорвали этот договор, новый русский архонт Игорь на множестве кораблей подошел к Босфору. Мы сожгли эти корабли греческим огнем, но варвары перебрались на сушу и провели в империи еще два месяца, грабя Вифинию».
«Об этом я кое-что знаю, — процедил Стилион. — Тогда был убит мой отец».
«Через три года, — словно не слыша слов Стилиона, продолжал император, — Игорь направился в новый поход, и только ценой дорогого откупа и нового договора удалось остановить его войска в низовьях Дуная. Через год Игорь был убит своими же русскими, и теперь на Руси правит архонтесса Ольга. Она благосклонно внимает канонам нашей святой веры, но я не думаю, чтобы это могло помешать новому вторжению. Руссы — опасный противник. Они мужественны и храбры. Особенно опасны руссы тем, что о них мы мало что знаем. Сегодня ночью, еще до рассвета, ты уедешь в свое поместье. Там ты приготовишься к своей новой миссии. Знаешь ли ты славянские языки?»
«Я хорошо говорю по-болгарски, государь».
«Ты будешь моим послом в стране руссов, но послом тайным. Ты проникнешь в их страну как варвар. Ты будешь жить одной жизнью с ними, и ты изучишь все: их военную мощь, их религию, их экономику. Ты узнаешь, как они строят и любят, воюют и ненавидят. Возвращайся через год. Если ты будешь ранен, болен или попадешь в плен, пришли мне донесение и запечатай его вот этим перстнем».
Император снял с пальца тяжелый серебряный перстень с печаткой.
«Готов ли ты? Запомни! У нас нет сил для победы в открытом бою. Могущество и процветание империи должно быть важнее всего для меня и для каждого из моих подданных. Зло, преступление, смерть во имя этого процветания и могущества есть благо».
Оставаясь все так же равнодушно-бесстрастным. Стилион подумал, неожиданно для самого себя:
«Мой император, ты ошибаешься. Зло ведет только ко злу, преступление — только к преступлению, смерть — к смерти. В конце концов — к смерти убийцы. Но у меня нет выбора».
И он сказал уже вслух:
«Я готов. Но мне нужно время».
Через несколько месяцев после этого разговора в погожий летний вечер на утлой лодке пересек один из рукавов Дуная высокий человек в темном плаще, заколотом у плеча круглой железной фибулой. Расплатившись с лодочником, он вы прыгнул на берег, снял островерхую кожаную шапку, подставив русые волосы теплому ветру, и огляделся вокруг.
7
Стратиоты — воины, получавшие за свою службу в пользование надел земли.