Произведение в алом

ЧАСОВЫХ ДЕЛ МАСТЕР

Этот? Чтобы он снова ходил? - спросил удивленно антиквар и, сдвинув очки на лоб, уставился на меня в полной растерянности. - Да зачем он вам? Одна-единетвенная стрелка и... и никаких цифр, - добавил он, задумчиво рассматривая хронометр в ярком свете рабочей лампы, - вместо них какие-то диковинные цветы, животные, даже демоны... - Принялся считать загадочные символы, закончив, недоуменно поднял на меня глаза: - Четырнадцать? Вообще-то циферблат принято делить на двенадцать частей! Первый раз в жизни вижу столь странный механизм. Мой вам совет, сударь, оставьте этот хронометр в покое - стоит он, ну и пусть себе стоит. Тут и двенадцать-то часов иной раз кажутся вечностью. Ну как, скажите на милость, узнать по нему правильное время? Да и кому нынче взбредет в голову жить по таким нелепым часам! Разве что какому-нибудь законченному сумасброду, чудаку не от мира сего...

Мне не хотелось откровенничать с незнакомым человеком и объяснять ему, что именно такой «чудак не от мира сего» стоит сейчас перед ним, ведь других часов у меня никогда не было, возможно, поэтому всю свою жизнь я жил невпопад - когда следовало переждать, спешил, когда надо было спешить, медлил, - и промолчал.

Расценив мое молчание как знак того, что я по-прежнему настаиваю на своем бессмысленном желании и во что бы то ни стало хочу, чтобы эти ни на что не годные часы снова ходили, антиквар покачал головой, взял миниатюрный ножичек из слоновой кости и осторожно, стараясь не повредить инкрустированный драгоценными камнями корпус, приоткрыл крышку, украшенную старинной эмалью с изображением какого-то фантастического существа, управляющего квадригой: это был человек с петушиной головой и женскими грудями, вместо ног - две змеи, в правой руке он держал солнце, а в левой - кнут.

- Похоже, сударь, он вам дорог как память... Понимаю, понимаю, фамильная реликвия... - окинув меня подозрительным взглядом, пробормотал антиквар, которому явно не давал покоя

мой загадочный интерес к этому, по его мнению, никчемному и даже какому-то жутковатому хронометру; решив, что угадал, он сразу почувствовал себя увереннее и, довольный своей проницательностью, спросил: - Вы, кажется, упоминали, сударь мой, что он остановился сегодня ночью? Если не ошибаюсь, в два часа? Вот эта крошечная красная двурогая голова быка, по всей видимости, и означает два часа...

Ни о чем подобном, если мне не изменяет память, я не говорил, но, что правда, то правда, прошлой ночью хронометр действительно остановился в два. Хотя, чем черт не шутит, может, у меня и вправду сорвались с языка несколько слов, но... но как ни напрягал я память, а вспомнить ничего более определенного не мог - видимо, все еще не оправился после ночного потрясения, ведь в то самое мгновение, когда часы остановились, сильная судорога свела мое сердце и мне на миг показалось, что я умираю. Сознание мое помутилось, и, терзаемый страшным предчувствием, что оно вот-вот покинет меня, я судорожно ухватился за последнюю, еще слабо пульсировавшую мысль: лишь бы не остановились часы, лишь бы не остановились... В сумеречном состоянии, когда все мои чувства утратили точку опоры, я перепутал хронометр с собственным сердцем. Впрочем, такая символическая подмена, похоже, характерна для большинства умирающих. Уж не потому ли часы так часто останавливаются в момент смерти своего хозяина? Увы, мы, люди, почти ничего не знаем о тех магических силах, которые порождают порой наши мысли...

- Любопытно, любопытно, - пробормотал антиквар и, под неся свою лупу к лампе, так чтобы часы попали в ослепительно яркий фокус, указал мне на едва заметные буквицы, выгравированные с внутренней стороны золотой крышки.

Я прочел:

«SUMMA SCIENTIA NIHIL SCIRE»

- Любопытно, - задумчиво повторил антиквар, - этот ваш хронометр, сударь мой, и впрямь произведение безумца. И думаю, не ошибусь, если скажу, что сделан он в нашем городе.

Подобные курьезные механизмы можно по пальцам перечесть. Вот уж никогда бы не подумал, что созданные этим сумасбродом часы действительно могут ходить - всегда считал их просто забавными безделушками. Это его маленькая причуда - помечать все свои чудные творения этим странным и парадоксальным девизом: «Высшее знание - ничего не знать».

Я не понял, кого он имел в виду - кто бы мог быть этим сумасбродным мастером. Хронометр был очень древним, он принадлежал еще моему деду, но из слов антиквара следовало, что тот гениальный безумец, к творениям рук которого принадлежал сей фантастический механизм, жив и поныне!

И прежде чем я успел спросить, моему внутреннему взору явилось видение, и было оно яснее и отчетливее, чем обстановка комнаты, в которой я находился: худощавый высокий старик шел мне навстречу на фоне зимнего ландшафта; был он без шляпы, его голова с буйной копной снежно-белых волос казалась непропорционально маленькой в сравнении с непомерно длинным телом, на безбородом, с резкими чертами лице выделялись глаза - черные, фанатично поблескивающие и посаженные так же близко, как у хищной птицы, сходство с которой дополняли, подобно зловещим крылам, развевающиеся по ветру длинные полы черного изношенного бархатного пальто, какие носили когда-то нюрнбергские аристократы...

- Все верно, - прошептал антиквар и рассеянно кивнул своим мыслям, - все верно, это творение рук безумца...

«Почему он сказал "все верно"? - встревоженно подумал я и тут же принялся себя успокаивать: - Просто случайность, ничего не значащие слова, только и всего. Ведь я и рта не успел открыть. Это свое "все верно" он произнес машинально, так, как обычно говорят, когда хотят подчеркнуть только что сказанную фразу; его слова не имеют никакого отношения к тому старику, к тому... безумцу, который привиделся мне только что... Как давно это было! По дороге в школу мне, тогда еще совсем маленькому мальчику, приходилось идти вдоль длинной белой стены высотой в человеческий рост, за которой грустили печальные, погруженные в свои думы вязы старинного парка. В течение многих лет, изо дня

в день проходя мимо этой стены, я невольно ускорял шаги и переходил на бег, так как всякий раз меня охватывал необъяснимый ужас. Возможно - сейчас, по прошествии стольких лет, мне трудно говорить об этом с уверенностью, - я воображал - или это были просто слухи? - что там коротал свой век некий выживший из ума часовщик, который утверждал, будто часы - это живые существа, а может,., может, все это мне приснилось?.. Если это в самом деле воспоминание о каком-то действительном происшествии из моего далекого детства, то как могло случиться, что столь болезненное переживание, повторявшееся тысячекратно на протяжении всех моих школьных лет, до сего дня покоилось во сне, сокрытое в глубинах моей памяти, и вот теперь вдруг воскресло - да так живо и отчетливо, как будто и не было этого летаргического забытья?.. Странно, ведь с тех пор минуло, кажется, лет сорок, но разве это что-нибудь объясняет?»

- Наверное, я пережил это в тот излишек времени, который скопился у меня благодаря моему хронометру, из году в год отмерявшему мне несколько больше, чем обычные, мелочно скупые, трясущиеся над каждой секундой ходики! - вырвалось у меня с каким-то неестественным смешком.

Антиквар ошеломленно поднял глаза и непонимающе уставился на меня.

Я снова впал в прострацию, и тут окутывавший мое сознание туман окончательно рассеялся: ну конечно же, что это на меня нашло, ведь окружающая парк стена стоит и поныне!.. Да и с какой стати ее сносить? Помнится, в свое время ходили упорные слухи, что стена эта - фундамент будущего храма, который когда-нибудь будет возведен на ее основании. Нет, сакральные постройки не разрушают! Так, может быть, и этот таинственный часовых дел мастер, внушавший тем, кто его видел, поистине мистический ужас, все еще жив? И уж кому, как не ему, исправить мой наследственный хронометр. Но как найти этого живущего вне времени часовщика? Если бы только знать, где и когда я с ним встречался! Нет, не помню, одно ясно: было это уж никак не менее полугода назад, ведь сейчас лето, а в моих воспоминаниях он привиделся мне на фоне зимнего ландшафта...