Произведение в алом

- Та-ам, в мараской капусте,

я карасотку са-аретил.

«Будешь ты моею», - ей саказал,

а она, зардевшись, плавником закарылась,

и, сгорев от сатарасти,

вся мне с потрохами отдалась.

Ах, в мараской ка-апусте...

- Так вот нет же, хамы, западло мне всяким сопливым молокососам дорогу уступать... Не на того напали... На-кось выкуси!... - заплетающимся языком завопил вдруг допившийся до зеленого змия угорь, вламываясь в амбицию.

Один из серебряных юнцов прикрикнул на него:

- Молчать, сукин сын! И не сметь выражаться на этом гнус ном жаргоне. Извольте говорить на венском диалекте. Вы что себе возомнили, мерзавцы, думаете, если вы единственная дрянь, которая не водится в Дунае, то вам все можно?!

- Тсс, тсс, - зашипела на них медуза. - Вы бы, милостивые государи, и в самом деле постыдились при знатных особах так ругаться! Зенки-то свои пьяные разуйте наконец...

Гуляки разом притихли и с невольной робостью взглянули в ту сторону, куда обратила свой призрачный лик медуза: хилые, изможденные фигуры, затянутые в уныло серые чиновничьи мундиры, ханжески потупив очи, тихо следовали своей дорогой.

- Ланцетники![148] - прошептал мгновенно протрезвевший собутыльник медузы дрогнувшим голосом.

- ???

- О, это действительно важные персоны! И в каких чинах - надворные советники, дипломаты... Да уж, как говорится, большому кораблю - большое плавание! Эти уникальные

существа и впрямь самой природой предназначены для высоких государственных постов: они ведь начисто лишены и мозгов и позвоночника!

Все на минуту замерли в немом и почтительном изумлении, а потом, под впечатлением скромного достоинства государственных мужей, благопристойно расплылись в разные стороны,..

И вновь гробовая тишина нависла над морским дном.

Но время шло, и вот уже полночь - час, когда темные силы предаются своему сатанинскому непотребству.

Кажется, послышались голоса?.. Нет, креветки давно почивают.

Это ночная стража: крабы-полицейские!..

Вот они, упирая в скрипучий песок закованные в непробиваемый панцирь ноги, волокут свою добычу в укромное место.

Горе тому, кто попадется им в клешни: ради наживы они ни перед чем не остановятся, пойдут на любое преступление, будь то убийство или лжесвидетельство, - все об этом знают, но ни один суд не осмелится подвергнуть сомнению их лживые показания.

Даже электрические скаты, случайно сталкиваясь в сутолоке кораллового рифа с этими ужасными стражами порядка, бледнеют и тут же спешат куда-нибудь ретироваться - от греха подальше...

Что уж тут говорить о такой кисейной барышне, как актиния, у которой от страха сердце ушло куда-то в пятки ее бесчисленных щупальцев: ох и разговоров будет, если ее, приличную даму, обнаружат лежащей посреди улицы! Только бы эти членистоногие шуцманы ее не заметили! Иначе потащат в участок к полицмейстеру, старому, поросшему мхом крабу, первому в округе мошеннику и развратнику, который давно уже пялит на нее свои сальные глазки, и тогда... тогда... Нет, об этом и подумать страшно!

Вот они приближаются... сейчас... сейчас... еще один шаг -и кошмарные клешни неумолимо сомкнуться на ее безжизненно висящих конечностях, обрекая свою несчастную пленницу на позор и бесчестие...

И тут вдруг содрогнулись темные воды, мощные коралловые деревья с жалобным стоном затрепетали, подобно хлипким

водорослям, а вдали показалось какое-то тусклое, не от мира сего свечение...

Крабы, скаты, каракатицы, морские черти и прочая нечисть испуганно пригнулись и сломя голову бросились кто куда в поисках убежища.

Какая-то сверкающая, отсвечивающая призрачной синевой стена с невероятной скоростью летела навстречу - все ближе и ближе надвигалось это люминесцирующее, огромное, как вселенная, Нечто.

Гигантские светящиеся плавники Тинтореры, демона смерти, вспарывали толщу воды, оставляя за собой глубокие, вскипающие пеной водовороты.

И вот неистовый вихрь подхватил актинию в ее морской юдоли и, с бешеной скоростью завертев в своей дьявольской воронке, вознес в какие-то запредельные выси. В тех волшебных, сотканных из изумрудной пены эмпиреях не было ни насильников-крабов, ни позора, ни бесчестия, ни страха!

А ревущий демон разрушения продолжал бушевать, словно вознамерившись смести коралловую банку с лица дна. Это была настоящая вакханалия смерти, экстатический танец души, предчувствующей свою неизбежную погибель...

Уже через несколько мгновений свет - если то лучезарное, ослепительно яркое сияние можно было назвать светом - померк в глазах преисполненной мистического ужаса актинии.

Потом - чудовищной силы толчок. Водовороты на миг замерли и стали все быстрее и быстрее вращаться в обратную сторону - все, что было ими всосано со дна в их кошмарные воронки и могучим порывом вознесено к поверхности моря, вновь устремилось вниз, подхваченное той же исполинской силой, только поменявшей теперь прежнее свое направление на противоположное, и низверглось туда, откуда было взято...

Туг даже литые панцири многих крабов не выдержали.

Когда актиния, вернувшаяся с небес на землю, наконец очнулась, то обнаружила себя лежащей на мягком ложе из благоуханных водорослей, и первое, что она увидела, было встревоженное

лицо заботливо склонившегося над ней морского конька - движимый сочувствием к несчастной красавице, он манкировал своими служебными обязанностями и не пошел в присутствие.

Прохладные утренние струи омывали ее бледное, искаженное страданием чело; актиния с недоумением огляделась, пытаясь понять, где она и что с ней. Потом ее ушей коснулись мирное кряканье уточек[149] и звуки веселой возни зайцев[150], и она успокоилась.

- Не извольте беспокоиться, сударыня, вы находитесь в моей загородной вилле, - поспешил развеять ее страхи морской конек и, проникновенно глядя ей в очи, мягко и в то же время настойчиво посоветовал: - Соблаговолите еще немного соснуть, сударыня, сон для вас сейчас лучшее лекарство!

Однако как ни старалась занемогшая красавица вновь сомкнуть свои усталые вежды, а уснуть не могла - ее мутило; сдерживая мучительные приступы тошноты, то и дело подступающие к горлу, она судорожно сжимала губы, так что уголки ее большого, выразительного рта печально опускались вниз.

- Ну и буря разыгралась сегодня ночью! У меня до сих пор все плывет перед глазами от давешней круговерти! - вежливо начал морской конек, однако, вовремя сообразив, что разговором о по годе сыт не будешь, бодро предложил: - Не желаете ли откушать, сударыня? Рекомендую отведать шпик - эдакий аппетитный кусочек настоящего матросского шпика вам сейчас, сударыня, со всем не повредит!

При одном только слове «шпик» актинии стало так плохо, что она вынуждена была зажать щупальцами рот. Но увы - на сей раз желудочный спазм был настолько сильным, что бедняжку вырвало (галантный морской конек, само собой разумеется, деликатно отвернулся). И тут взору измученной дамы предстала так и не рассосавшаяся таблетка злосчастного бламоля, которая вместе с пузырьками воздуха воспарила ввысь и в следующее мгновение скрылась из виду.

«Слава богу, что морской конек ничего не заметил!» - подумала актиния и вдруг почувствовала себя такой свежей и полной сил, как будто заново родилась.

Осторожно попробовала сжаться в комок, и - о чудо! - ей это удалось: щупальца вновь повиновались, и она могла сколько угодно сжимать и разжимать свое гибкое, невероятно пластичное тело. О, какое наслаждение вновь ощущать себя бодрой и здоровой!

От радости у морского конька даже пузырьки воздуха навернулись на глаза.

- Ведь сегодня же Рождество! Рождество! - ликовал гостеприимный хозяин. - О вашем чудесном выздоровлении, сударыня, я должен немедленно известить кальмара. Вот уж обрадуется старик! А вы пока поспите перед праздником...

- И что вы находите такого чудесного во внезапном выздоровлении этой... гм... во всех отношениях аппетитной барышни, сударь мой?! - воскликнул медицинский советник и благосклонно подмигнул морскому коньку. - Да вы, как я погляжу, энтузиаст, мой юный друг... хе-хе-с... по женской части! И хоть я не имею обыкновения обсуждать с дилетантами медицинские проблемы - да, да, принципиально! - однако для вас я, так и быть, сделаю исключение и постараюсь по возможности популярно, снисходя к вашей полнейшей... э-э... некомпетентности, объяснить вам мое понимание сего... гм... чудесного исцеления. Эй, как бишь тебя, окунь, кажется, а ну-ка подай кресло моему гостю! Итак, милостивый государь, вы изволили принять бламоль за яд и приписали паралич, разбивший эту вашу дамочку, следствием его употребления. О, какое непростительное заблуждение! Да будет вам известно, мой юный друг, что бламоль - это уже вчерашний день, сегодня все уважающие себя... э-э... специалисты прописывают идиотин... пардон, любезнейший... идотинхлорюр. Да-да, наука не стоит на месте, мой юный друг, она шагает вперед семимильными шагами! То, что первые симптомы болезни совпали с оральным приемом... э-э... пилюль, не более чем случайность - как известно, в мире сем всем правит случай! - ибо, во-первых, склероз бокового... э-э... нерва спинного мозга не может быть вызван