Анатомия страха

Дима посмотрел на часы. Времени оставалось мало, клиент ждать не будет. Черт! Он вытащил телефон и перенес встречу на вечер.

За спиной послышались голоса. Дима обернулся и увидел могильщиков, которые только что хоронили Геннадия. За пару некрупных купюр они охотно поведали, что есть такой Сергеич, который работает с пятьдесят какого-то года и все могилки знает наперечет.

Дима вышел на центральную аллею и тут же натолкнулся на тщедушного дедушку в синем халате, надетом поверх замызганной курточки.

- Извините, Сергеич - это не вы будете? - спросил он.

- Я буду. А что? - насторожился старичок.

Частные детективы на таких дедков впечатления не производят, а в милицейских удостоверениях они обнюхивают каждую закорючку. Дима решил напустить таинственности.

- Понимаете, ищу одного человека... Мне сказали, вы все могилы знаете, кто похоронен, кто приходит...

- Ну, не все... - довольно напыжился дедок. - А многие. Кого при мне хоронили, - он даже покраснел от удовольствия.

- Колыванова Мария Григорьевна...

- Конечно, знаю. Красивая была женщина. Сердце...

- А кто навещает?

- Раньше муж ходил. Долго, лет десять. Потом перестал. Умер, наверно, старый был. Теперь племянник наведывается, но редко. Идет к матери и к тетке заглянет, бурьян оборвет...

- А девушку не видели?

- Девушку? Нет, - он покачал головой. - Может, проглядел? Кладбище-то большое, пока все обойдешь... Стой-ка, а это не та коза в джинсах, что сейчас за похоронами шла? Я думал, она с ними.

- Блондинка, стриженая, в кожаной куртке?

- Она. Давно пришла, спросила, где похороны будут. Потом к крану подходила, воду в банку набрала. Я еще подумал, зачем ей вода на похоронах. Колыванова-то рядом.

- Спасибо, Сергеич, - Дима сунул ему в руку несколько бумажек.

- Спасибо и вам, добрый человек. Дай Бог здоровьичка, - поклонился Сергеич.

Дима шел по аллее к выходу. Солнце подслеповато светило, дробясь в пожелтевших листьях. В воздухе был разлит сонный покой. Это был особый мир, где природа творила из мертвых останков новую жизнь, неразумную, но буйную, укротимую лишь зимними холодами. Мощные деревья тянули ветви к небу, питаясь плотью тех, кто вечно спал под их сенью. «Кладбищенской земляники крупнее и слаще нет», - вспомнились строчки Цветаевой. Когда-нибудь и он ляжет в землю. И станет ею... Тоскливо и неизбежно. И от неизбежности страшно.

Олег пил. Или даже ПИЛ. По его расчетам, от такого количества спиртного он давно должен был загнуться, но почему-то все еще был жив. Только очень и очень пьян. Это был первый в его жизни запой, и выходить из него он не собирался. Он будет пить, пить, пить, пока что-нибудь не кончится: или водка, или он сам. Нет, водки можно купить еще. Пока не кончится Олег Михайлович Свирин, сорока трех лет от роду, коренной петербуржец, русский, несудимый, но бывший под следствием, женатый, имеет дочь Вику... Викушка, девочка моя хорошая, вырастешь и даже не будешь помнить, каким был твой папа. А может, будешь называть папой чужого мужика...

От жалости к себе Олег заплакал. Он выл и катался по полу в пьяной истерике, размазывая по лицу злые слезы. Все, все напрасно. Столько сил и времени он потратил на то, чтобы стать собой - твердым и властным. Все рухнуло. Он, как жалкий недодавленный червяк, корчится на полу в ожидании смерти. Нет, лучше не ждать, лучше самому. Оставить эту сволочь Сиверцева в дураках. Он не такой баран, как Серый с Генкой, не даст угробить себя. Если не удастся упиться до смерти, значит, выпрыгнет с балкона.

Стой, стой, Олег, - сквозь хмельную завесу пытался пробиться голос разума. - Подумай, он ведь этого и добивается. Иначе зачем нужны эти ужасы из триллеров, эти письма идиотские! Он хочет, чтобы ты ошалел от страха и сам сделал за него всю работу.

...После того, как Илона с Викой уехали, Олег попытался взять себя в руки. Завтра ему нужна будет трезвая голова.

Склонившись над унитазом, он сунул два пальца в рот, а потом долго стоял под прохладным душем, пока не замерз. Дальше последовала совершенно дьявольская вытрезвительная процедура: вода, кофе, активированный уголь, крепкий бульон, мочегонное, корвалол, и километры шагов по квартире. Ноги горели, ныла поясница, но Олег не давал себе никакой поблажки. По пятницам объявления в газету принимали только до обеда. А значит, завтра утром он должен проснуться в состоянии, годном для выхода из квартиры.

Наконец все кончилось. Голова прояснилась. Вместе с хмелем улетучились и мысли. Но это было очень хорошо. Олег хотел бы стать полным идиотом. Интересно, идиоты думают о чем-нибудь? Он снова влез под душ, на этот раз теплый. Вместе с водой по телу разливалась ужасающая слабость. Он испугался, что потеряет сознание, и из последних сил вылез из кабинки.

В спальне царил кавардак. Везде валялись Илонины вещи, которые, по ее мнению, были недостойны отправиться вместе с хозяйкой на курорт. Олег сгреб все в охапку и зашвырнул в угол, под трюмо. Откинул одеяло и блаженно растянулся на прохладных простынях. Но стоило ему только закрыть глаза, как мир начал бешено вращаться. «Терпи!» - сказал он себе и вздрогнул от звука собственного голоса.

Завтра - важный день. Сначала объявление, потом - похороны. Сами по себе похороны ему были сто лет не нужны, но он не мог вытерпеть, чтобы эта потаскуха Ирина указывала, что ему делать или не делать. Пусть лопнет от злости. И это будет только начало. Он разберется с Сиверцевым, а потом уже займется с бабами. Ирина, Ольга, Илона - больно много они на себя взяли...

Мысли постепенно начали оживать, словно безумный режиссер, сидящий в глубине его мозга, решил сделать их экранизацию в сюрреалистической манере. Олег редко видел яркие цветные сны, похожие на реальность. Обычно ему снились расплывчатые силуэты, похожие на рентгеновские снимки, но силуэты имели тайный, ему одному понятный смысл. Это был шифр, код тайных мыслей и желаний.

И вдруг, резко вздрогнув, Олег проснулся. Эта не было случайной судорогой засыпающего человека. В комнате кто-то был!

Боясь пошевелиться, он широко открытыми глазами вглядывался в темноту. Плотные шоколадные шторы не пропускали в комнату тусклый свет уличных фонарей. Ему показалось, что тень у двери гуще, что она живая... Это змея, подумал он. Огромная королевская кобра, она раздула свой очкастый капюшон и танцует на хвосте. Вот она смотри ему в глаза и тихо шипит.

В тумбочке, всего в нескольких сантиметрах, - «беретта». Осторожно, медленно - чтобы кобра не уловила движение и не бросилась....

Прошло, наверно, тысячелетие. А может, и больше. Время со свистом обегало его, как потоки стремительной реки - маленький остров, где все замерло в неподвижности.

Непослушными пальцами Олег нащупал выключатель ночника - маленький старомодный выключатель, похожий на поплавок с черной ребристой кнопочкой. Щелчок - и свет, показавшийся ярче атомной вспышки, залил комнату.

Кобры не было. Никого не было. Но Олег готов был поклясться, что притаившаяся у двери тень мгновенно сжалась и метнулась в угол, за шкаф. Облизнув пересохшие губы, он поднял подушку повыше и откинулся на нее, водя глазами из стороны в сторону. Пальцы судорожно сжимали пистолет. Он напоминал себе мальчика, который насмотрелся «ужастиков» и теперь одинаково боится и спрятаться под одеяло, чтобы монстр не подкрался неожиданно, и вылезти из-под одеяла, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу.

Он снова услышал знакомый шепот. Звук обтекал его со всех сторон, он был нежный и ласковый, как журчание лесного ручейка, но тревога и смутная угроза мешали в нем свои ядовитые темные струи. Волна черного, панического ужаса накатила, как всегда, внезапно, смяв, захлестнув, ослепив. Если его привычный страх был морем - мертвым и бездонным, то эти приступы, которые почти прекратились после приезда Илоны, напоминали цунами.

Ассоциации с морем были не случайны. Давным-давно, четверть века назад, Олег был с отцом в Ялте. В последний день отдыха разыгрался нешуточный шторм. Они вышли на набережную полюбоваться бушующим морем. От великолепия у Олега захватило дух. Гигантские массы серо-зеленой воды с ревом обрушивались на берег, разбрызгивая остро пахнущие йодом хлопья пены. Гул сливался с воем ветра и сладко-томительно отдавался в желудке, словно рядом проехал многотонный грузовик. Густо-лиловые грозовые тучи выстроили на горизонте загадочные замки... Неожиданно его охватило странное беспокойство, показалось, что все это: море, темное небо, горы - нарисовано на внутренних стенках громадной картонной коробки, и стенки эти медленно, незаметно для глаза, но неуклонно сдвигаются, чтобы раздавить его. Олег вскрикнул и потерял сознание. Очнулся он только через час в приемном покое больницы, куда его привезли на «скорой». Голова тупо болела и отвратительно кружилась. Скрипучий голос где-то рядом говорил, что людям, особо чувствительным к инфразвуку, в шторм и близко нельзя подходить к морю - чтобы отключиться, им достаточно всего несколько минут. С тех пор Олег море ненавидел и отдыхал только там, где не было больших открытых водных пространств.