Анатомия страха

- Ну, Ириша, цыпа... Ты же знаешь, я люблю только тебя!

- Знаю, - проворчала она. - Надеюсь, не сядешь пьяным за руль. Пока!

- Прости, Ириша, - вздохнул Геннадий, вешая трубку. - Была бы ты поласковей...

Он встал из-за стола, открыл дверцу шкафа-купе и принялся разглядывать себя в зеркале. За последние четыре месяца он, кажется, даже помолодел. И мешки под глазами не такие страшные. Если бы еще не лысина... Но ничего, Жене он и таким нравится. Надо сходить за продуктами. И вина не забыть, белого - красное Женя не любит.

Геннадий чувствовал себя мальчиком, который впервые влюбился в одноклассницу. Ему хотелось петь, плясать и обнимать весь свет. Все его комплексы улетучились в одно мгновение. Он казался себе настоящим суперменом - молодым и сильным. Это же надо, так влюбиться на пятом десятке, в девчонку, которая ровно на двадцать лет моложе. Он не сомневался, что и Женя любит его. Его - а не его деньги или положение.

Удивительно, но он встретил Женю в налоговой инспекции, где она работала секретарем начальника. Ожидая в приемной, Геннадий от нечего делать разговорился с симпатичной девушкой. Слово за слово, приглашение поужинать, приятная беседа в ресторане, поездка на дачу в воскресенье... Не прошло и недели, как Геннадий понял: он пропал. Возможно, он даже ушел бы от Ирины, но это казалось ему недостойным. Одно дело выгнать потаскуху Катю, другое - бросить вполне порядочную женщину. К тому же он не выносил скандалов.

Они встречались с Женей на его даче недалеко от Лупполово. Женя добиралась туда на автобусе и шла пешком через поле. Ирина на дачу - эту дачу - ездить не любила, так что опасность попасться была минимальной.

Геннадий вообще был помешан на безопасности, пугался собственной тени, и Женя шла ему навстречу, поддерживая игру в шпионов. Будучи сыном врача, он с детства страдал ипохондрией, находя у себя любую болезнь своих знакомых. Когда один его сослуживец умер от опухоли мозга, Геннадий стразу же отказался от сотового телефона, потому что много раз слышал о его небезопасности. Чтобы обмануть бдительную Любу, он придумал следующую чудовищную систему связи.

Женя звонила в офис, но не просила соединить с Геннадием, а только сообщала, что секретарь Тищенко (это была ее фамилия) просит передать Геннадию Федоровичу: встреча состоится во столько-то или не состоится вообще. И Люба была уверена, что звонит секретарша какого-то там Тищенко, которому лень самому поднять трубку. Если же Жене надо было сообщить что-то важное, она просила передать, что Геннадий Федорович должен обязательно позвонить Тищенко. Тогда он шел на улицу и звонил Жене из автомата.

Три дня назад Евгения уехала в Тверь навестить сестру. Она обещала позвонить в понедельник. И вдруг этот неожиданный звонок... Что-то не давало Геннадию покоя, какая-то смутная мысль - будто неизвестно чей расплывчатый силуэт на заднем плане фотографии. Но чем больше он пытался ухватить ее, тем больше она ускользала.

Около семи Геннадий попрощался с охранником - больше в офисе никого не было, даже Любу он отпустил в шесть - и вышел на улицу. Накрапывал мелкий холодный дождь. Темно и сыро... Снова мелькнула та же смутная мысль - и снова ускользнула.

Все шло наперекосяк. О продуктах он вспомнил уже на выезде из города. В небольшом универсаме, куда Геннадий зашел за фруктами и вином, работали почему-то всего три кассы, и к ним выстроились устрашающие очереди. Перед ним оказались одни бабки, забившие корзинки горами дешевой мелочовки. Словно в насмешку соседние очереди двигались вдвое быстрее. А когда Геннадий отошел за коробкой конфет, его не захотели пустить обратно. Стоявшая за ним тетка прямо-таки захлебывалась пеной, доказывая, что «его тут не стояло». Очередь злорадно молчала. Все видели, что «его тут стояло», но уж слишком чужеродным пятном он выглядел в этом дешевом магазине, чтобы за него заступаться.

Потом его тормознули и направили в объезд: впереди произошла серьезная авария, дорогу перекрыли. Но не проехал он и пары километров, как тревожно замигала сигнальная лампочка: бензин был на исходе. На ближайшей заправке 95-ого не оказалось. Мимо проехал автобус, в котором должна была ехать Женя. Обычно он всегда приезжал раньше, чтобы к ее появлению все уже было в наилучшем виде: камин растоплен, стол накрыт, кровать застелена. А теперь ей придется сидеть в темноте на веранде и ждать. И снова легкий холодок пробежал по спине.

- Эй, мужик! - в окошко царапался чумазый пацан лет четырнадцати с канистрой бензина. - Сильно торопишься? Тридцать баксов.

- Сдурел? - возмутился Геннадий.

- Тогда загорай, - невозмутимо сплюнул вымогатель.

- Черт с тобой, давай!

Кое-как заправившись, Геннадий с места рванул в карьер. Когда Лупполово осталось позади, он свернул на темную грунтовку, полускрытую еловыми лапами. От остановки автобуса напрямик было метров пятьсот, а вот объезжать приходилось за пять километров. Давным-давно захиревшая Вороновка потихоньку перерождалась в богатый дачный поселок. В нескольких покосившихся халупках горели огоньки - там доживали свой век полторы бабки да дедок на лавке. Чуть дальше выстроились заносчивые «новорусские» коттеджи, которые пыжились изо всех сил, чтобы походить на готические замки или римские виллы.

Дом Геннадия находился на отшибе у кромки густого ельника. От других дач его отделяли широкий луг и небольшой березнячок. Подвернулся дом случайно и по дешевке, правда, немного недостроенный. Хозяин, как водится, размахнулся соорудить новую вавилонскую башню, но скоропостижно разорился и распродавал имущество за бесценок, лишь бы побыстрее - счетчик-то тикает. За весну нанятая бригада довела дом до ума и почти полностью отделала. Только до подвала и двора руки не дошли.

Ирина новую дачу невзлюбила, считала безвкусной и уродистой. Сама она все выходные проводила в Лемболово, куда Геннадий приезжал только в случае крайней нужды. Одно это слово - «Лемболово» - давило, как могильная плита, и вызывало чудовищные воспоминания, от которых он предпочел бы избавиться навсегда. Он и от дачи предпочел бы избавиться, как это сделали Сергей и Олег, но сначала она принадлежала матери, а когда та умерла, заартачилась Ирина. И Геннадий махнул рукой: хочешь - езди, но меня не зови. Он знал, что и Димка на даче не появляется, отдал ее бывшей жене. А дом Светланы достался ее тетке, диковатой старухе с целым выводком детей и внуков.

Дорога превратилась в подобие тропы. По днищу «форда» зашуршала высокая трава. Расчистить подъезд еще только предстояло. Дом смутно темнел за невысокой живой изгородью - забор и кованные ворота тоже пока были в проекте. Он осторожно вписался в проезд и поставил машину на зацементированную - «гостевую» - площадку, не желая возиться с гаражом.

Было тихо, только где-то далеко заходилась лаем собака. Южнее небо чуть светилось - там жил своей жизнью мегаполис.

Геннадий посмотрел на часы. Четверть девятого. Похоже, Жени нет. Он поднялся по ступенькам на открытую веранду, все еще надеясь, что сейчас она выскочит, пытаясь его напугать, а потом начнет ласково ворчать, что он опоздал и заставил ее сидеть в темноте...

Сидеть в темноте!

Геннадий застыл на месте, парализованный жуткой мыслью. Женя боится темноты! Они всегда назначали встречи в такое время, чтобы она могла дойти до дачи засветло. Она никогда и ни за что не пошла бы через поле в темноте одна. Вот почему его так смущало слово «темно».

Да ведь это же ловушка! Надо бежать, скорее уезжать отсюда. Вот так, наверно, и Серый на удочку попался. Скорей!

Ноги не слушались - словно в кошмарном сне, когда что-то страшное все ближе, а ты не можешь сдвинуться с места. Наконец он рванулся к машине, схватился за ручку дверцы - и полетел в темноту, задохнувшись от сладкой тяжелой вони...

Геннадий приоткрыл глаза и застонал: тусклый свет люминисцентной лампы показался ослепительным. Голова сильно кружилась и при малейшем движении взрывалась пульсирующей болью, которой подпевала боль во всем теле. Язык пересох и распух так, что было непонятно, как он помещается во рту.