Анатомия страха

- Здравствуйте, - пропело создание. - А кто из вас Стоцкий? Это я звонил. Насчет фоторобота.

Дима и Валентин переглянулись. В кино голубых обычно изображают какой-то карикатурой, но этот экземпляр превзошел все, ими виденное. Он так сладко улыбался, так поводил глазками и жеманно складывал на животике ручки, что мужчинам с нормальной ориентацией захотелось спастись бегством.

Балетной походкой парень подошел к столу и грациозно опустился на стул, не спрашивая разрешения. Он переводил блестящие голубые глазки с Валентина на Диму и обратно, будто затруднялся сделать выбор, и нервно облизывал ярко-розовые губы, как встревоженный кот.

- Итак, вы?.. - начал за него Валентин, открывая блокнот.

- Киприанов Леонид Валерьевич, - парень слегка поклонился. - Год рождения - 78-ой. Работаю официантом в «Садко»...

- Вы сказали по телефону, что видели Наталью Гончарову.

- Ну, я не знаю, как ее зовут. Просто вчера по телевизору показали фотографию, и я подумал, что видел похожую женщину у нас в ресторане. Возможно, в это трудно поверить, - Леонид состроил Диме глазки, - но я считаю своим долгом помогать милиции.

- Ну почему же трудно? - возразил Дима. - Труднее поверить в то, что вы обратили внимание на женщину настолько, чтобы запомнить ее и узнать по паршивому фотороботу. Извините, конечно...

- Не извиняйтесь, прошу вас! Я понимаю, моя... ориентация бросается в глаза, но я нисколько не стесняюсь этого. Таков уж я есть. Кому-то это покажется странным, ненормальным, смешным, не так ли?

Валентин пожал плечами и не ответил.

- Так вот, я запомнил эту женщину именно потому, что она была с мужчиной, на которого я обратил внимание.

- Когда это было?

- 15-го мая.

- 15-го мая? - разочарованно переспросил Стоцкий. - Вы уверены?

- Абсолютно. Я работаю два дня через два. Это было на второй день после того, как я вышел из отпуска. А из отпуска я выше 14-го.

- Стоп! - вмешался Дима. - 15-го или 16-го мая жена Сергея уехала к матери. Опишите мужчину.

- Это мой любимый тип, - расплылся в улыбке Леонид. - Около сорока лет, крупный, полный блондин.

- Этот? - Валентин протянул Леониду фотографию Балаева.

- Да, он. Они сели за мой столик. Как я ни старался, он на меня даже не посмотрел. Сначала они очень оживленно разговаривали, особенно он, но когда я подходил, сразу замолкали. А потом... - парень растерянно замолчал.

- Что потом?

- Потом он уже не прекращал говорить и при мне. Только вот... странный он какой-то стал. Не ел ничего. Глаза широко раскрыты, неподвижные. Как у лунатика. И говорил, говорил... Я забрал тарелки, принес кофе. Что-то про болото. И про какого-то Олега.

- Ты слышишь? - Дима вскочил, опрокидывая стул. - Я же тебе говорил!

- Больше вы их не видели? - спросил Валентин.

- Ее нет, а он приходил в конце мая или в начале июня с мужчиной.

- Описать можете?

- Да, конечно. Невысокий, худой. Дорогой серый костюм. Волосы светлые, глаза тоже, очень неприятный взгляд, холодный такой, злой.

Дима и Валентин посмотрели друг на друга. Наконец Стоцкий кивнул.

- Леонид Валерьевич, вы готовы повторить все это под протокол? Я ведь вас не вызывал.

- Я должен все рассказать еще раз? - удивился парень.

- Да нет. Просто я запишу, а вы подпишете.

- С удовольствием. Для вас - что угодно.

- Лично мне это ни к чему, - возразил Валентин.

Леонид вздохнул, подождал, пока Стоцкий закончит протокол, поставил размашистую загогулину и с сожалением удалился.

- Как ты думаешь, кто из нас ему больше приглянулся? - спросил Дима.

- Думаю, что я. Крупный и около сорока - это я.

- Зато я почти блондин, а ты брюнет.

- Давай догоним и спросим.

- Не боишься? А вдруг я ошибся? Будешь потом объяснять, что он тебя не так понял.

В разгар веселья снова зазвонил телефон.

- Что?! - казалось, Валька сейчас захлопает ушами и взлетит. - Мать твою через семь гробов в гадючий глаз! Не падай, Митька, - сказал он, повесив трубку, - муж Емельяновой - Геннадий Федорович Калинкин. 58-го года рождения. В общем, я понимаю, что ничего не понимаю.

- Да ничего тут нет странного, - не согласился с ним Дима. - Мне кажется, это Олег пристроил Генку в инвестиционный фонд, а его жену и Сергея - на радио. Не зря же он Коммутатор. Думаю, «О» - это Олег. Ему отстегивали в первую очередь. Если бы Сергей не погиб и все эти махинации всплыли, скорее всего вину свалили бы коммерческого директора. За рекламу он отвечает.

- Да я не о том, - Валентин смотрел на Диму совершенно ошалелым взглядом. - Опять все вертится вокруг Свирина. Хренов Коммутатор! И бабки, и старые счеты... И ты еще, как заноза в заднице.

- Вот, между прочим, именно этими словами он обо мне всегда и говорил. Я ему всегда мешал, с детства. Кстати, тебе из Мурмана фотографию Гончаровой не прислали?

- А, да. Забыл, - махнул рукой Валентин. - Страшненькая девочка. Ничего общего с роботом. Кстати, Свирин подтвердил, что это его знакомая. Наверно, Гончарова по ее документам живет. Исправила цифирку, делов-то.

- Валь, а ты не думал, что это Олег ей паспорт добыл? Утащил потихоньку у настоящей Гончаровой, с него станется.

- Чем дальше в лес, тем толще партизаны! - Стоцкий отпихнул от себя бумаги и закурил. - Знаешь что, Митька, у меня и других дел по горло. Займусь-ка я для разнообразия квартирными кражами. А это пусть отстоится денек. Утро вечера мудренее.

Дима понял, что пора откланяться, и отправился было в «Аргус», но по дороге передумал и поехал на Петроградскую.

- Ты, Олежка, какой-то совсем занюханный стал, тощий и бесцветный. Полинял. Стареешь, наверно! Кофе кто будет еще?

И Олег, и Геннадий отказались. Ирина, собрав чашки на поднос, вышла из комнаты. Закусив от бешенства губу, Олег смотрел, как плавно покачиваются под узкой кожаной юбкой цвета топленого молока ее стройные бедра.

Осмелела Иришка! «Полинял... Стареешь»... Видимо, действительно полинял, если она позволяет себе так с ним разговаривать. А ведь еще совсем недавно смотрела, как моська на дрессировщика.

Генка был пыльным туповатым домостроевцем, к тому же не особенно сильным в интимной области. Первая жена Катя изменяла ему с каждым встречным и поперечным, вплоть до водопроводчика, пришедшего чинить кран. Об этом, как водится, знали все, кроме самого Генки. Тот был искренне уверен, что его скромная добропорядочная супруга, почтенная домохозяйка, с утра до ночи штопает носки, бегает по магазинам и готовит разносолы для любимого супруга, занятого повышением семейного благосостояния. А что еще нужно женщине, спрашивается? Муж, дети, дом - полная чаша. Детей у них, правда, не было, несмотря на все усилия. Врачи говорили, что у Кати все в порядке, но сам Геннадий обследоваться не желал. Раз он в состоянии на женщину вскарабкаться - значит, здоров и нечего позориться.

Так они прожили шесть лет, а потом - Геннадию только-только исполнилось тридцать - разразился большой скандал. Катерина становилась все более ненасытной и неразборчивой в связях. Кончилось все тем, что один из деловых партнеров Геннадия весьма узнаваемо описал ему снятую накануне в баре шлюшку. Генка вышвырнул жену, как нашкодившего щенка. Впрочем, та особо и не расстроилась, потому что желающих обеспечить ее телесно и денежно вдруг оказалось больше, чем достаточно.

Следующие семь лет личную жизнь Геннадия составляли проститутки средней руки и приятельницы Олега, которыми тот щедро делился. Все это было скучно и уныло. Так же скучно и уныло он старел. На темечке поселилась круглая плешь, а под глазами - сиреневые мешочки. Мягкие щеки начали угрожающе обвисать, как перекисшее тесто. Он выглядел гораздо старше своих лет, понимал это и отчаянно комплексовал, считая, что женщин могут в нем интересовать только деньги. В чем-то Геннадий был прав, потому что в нем не было ничего, что могло бы привлечь бескорыстное внимание. Впрочем, даже деньги не могли сделать его интересным. Они как бы существовали отдельно от него, хотя и рядом.