Страница 7 из 71
«И это хранится в специальном архиве? Скорее место этой папки в музее психиатрии, а не здесь. Или в отделе ребусов и кроссвордов».
Леонида вдруг окатило горячей волной. Озарение всё-таки пробилось сквозь туман и оказалось жарким, как июльское солнце. И таким же ярким. Захотелось даже зажмуриться.
«Ребус! Как же я сразу-то… Ребус! Шифр! Вот в чем подвох! Здесь несколько групп слов. Надо выстроить их в определенном порядке и текст обретет смысл. То есть, нужно найти ключ».
Леонид взял из ящика стола чистую бумагу и ручку.
Чтобы найти ключ к шифру, ему требовалось определить первое слово.
«Вернее, сначала надо понять, какую группу считать первой: машинопись, рукописный текст простым карандашом, химическим, или синим, то есть, цветным. Если по алфавиту, сначала идет буква «м», машинописный текст».
Леонид выстроил первую строчку по найденной формуле, но получился всё тот же бред.
«Чего-то не учёл? Чего? Почему, интересно, имеем три варианта карандашных групп, но только один машинописный? Стоп. А если взять слова с неуместными точками посередине и скобками в начале? Тогда первое слово будет машинописное, затем простой карандаш, слова со скобками, с точками, химический карандаш и цветной. Так? Нет?».
Леонид списал выбранные слова и удивленно уставился на бумагу.
«Сосновый лес удобен по всем статьям…»
Пожалуй, эту фразу можно было назвать вполне осмысленной!
«Дышится легко, видится далеко, слышится отчётливо…»
Леонид мысленно себе поаплодировал. Шифр оказался несложным, но ведь раньше заниматься расшифровкой Зимину не приходилось, никаких правил и хитростей этого дела он знать не знал. Да что там, даже ребусы не любил разгадывать. И вдруг всё получилось практически с первой попытки.
Леонид снова склонился над зашифрованным документом и выбрал кусок текста чуть ниже.
«Капитан Филин остановился, жестом приказал группе «замри», и прислушался. Где-то вдалеке, не понять на каком направлении, рокотали моторы. Большие моторы, тяжёлые, мощные…»
2. Октябрь 1944 года, Восточная Пруссия, участок 3 Белорусского фронта
Из журнала боевых действий 28 армии:
«…ВЫВОДЫ:
1. Противник, опираясь на заранее подготовленные рубежи и усиленно совершенствуя их в инженерном отношении, обороняется на подступах к ГУМБИННЕН. Не проявляя активности живой силой, противостоящие войскам Армии части противника оказывают упорное сопротивление действиям наших отрядов, ведут методический артиллерийский и минометный огонь и огневые налёты по нашим позициям.
2. Армия обороняется на достигнутых рубежах, имея в первой линии два стрелковых корпуса, с задачей не допустить прорыва пехоты и танков противника, измотать и уничтожить атакующего противника в оборонительных боях на подготовленных рубежах, в готовности всеми силами перейти в решительное наступление.
Производя частичные перегруппировки сил, войска Армии на отдельных участках ведут активные действия по улучшению своих позиций.
3. В соответствии с планом обороны Армии войска выполняют оборонительные работы с целью создания глубоко-эшелонированной траншейной обороны.
ПРИЛОЖЕНИЕ: Отчетные карты действий войск 28 Армии за Октябрь 1944 года…»
Сосновый лес удобен по всем статьям. Дышится легко, видится далеко, слышится отчётливо. Последний аргумент мог бы стать минусом, ведь хорошо слышишь не только ты, но и враг. Каждое слово, треск сучьев под ногами, даже шорох или отзвук шумного выдоха разносятся очень далеко. Но если молчать, дышать ровно и ступать по сосновым корням, удаётся идти почти бесшумно. И на мину при таком способе передвижения не нарвёшься. Тоже, получается, не нашумишь без нужды.
Но главное преимущество соснового леса – сами сосны. В здешних местах они качественные: толстые, высокие, прямые – корабельные. Укрываться за такими деревьями надёжно. Факт.
Капитан Филин остановился, жестом приказал группе «замри», и прислушался. Где-то вдалеке, не понять на каком направлении, рокотали моторы. Большие моторы, тяжёлые, мощные. Филин улавливал даже не столько рокот, сколько колебания земли. Упругие колебания, солидные, такие, что бьют в пятки и отдаются где-то в глубине живота.
Танки? Филин незаметно кивнул, отвечая самому себе на мысленный вопрос. Они самые. Другой вопрос: из какого вражьего соединения эти танки? Точно напротив позиций дивизии, в которой служил Филин сотоварищи, дислоцировалась Первая танковая и 131 пехотная дивизии противника. И где-то здесь же, по расчетам штаба, только чуть глубже стоял в резерве танковый корпус СС «Герман Геринг». Запросто могли рокотать танки этого самого резерва. Запросто. Понятно, что пока не увидишь глазом, сведения недостоверные, в рапорт не впишешь, но самому себе можно сказать.
Филин обернулся, взглядом отыскал старшину Бадмаева и жестом указал направление. Не совсем по намеченному маршруту, но и не слишком далеко в сторону. Приемлемо. Да и какой выбор? Если за лесом идёт сосредоточение механизированных частей противника, а разведка это пропустит – грош ей цена.
Основные ориентиры капитан запомнил хорошо, но всё-таки достал карту.
Итак. Прямо за лесом проходит железная дорога, а чуть правее располагается небольшая станция; ничего особенного, несколько заброшенных домов, пара запасных путей, да водонапорная башня. Когда-то это был крупный разъезд, но после реконструкции «железки» в середине тридцатых основная ветка пролегла севернее, а эту оставили, как вспомогательную. Казалось бы, расточительно, однако уже тогда практичные немцы знали, что пригодится дополнительный путь на восток. Одного не просчитали, что сгодится ветка и как путь на запад, когда Красная Армия погонит захватчиков штыком и гранатой обратно в их логово.
Взгляд скользнул по карте и остановился на пунктирной линии. Ею была отмечена граница Восточной Пруссии, то есть, Германии. И граница эта пролегала восточнее линии фронта. Не так, чтобы намного, но всё-таки.
«Три года топали, - Филин вздохнул и закрыл планшет. – Так и не сфотографировал меня Курочкин у пограничного столба. Жаль. Других-то особых примет, что тут Германия, не осталось, все вывески посбивали, а где фрицы пока – там Курочкина с его «Лейкой» уже не будет. Шальная пуля не спросила, нашла лейтенанта в первый же день наступления. Судьба».
Старшина Бадмаев вдруг немного присел и поправил капюшон маскхалата, словно собираясь высвободить из-под завязки левое ухо. Капитан уловил движение подчиненного боковым зрением, но не стал оборачиваться. За линию фронта со старшиной он ходил не один десяток раз и выучил все повадки бурятского охотника. Если Бадмаев напрягся, значит, что-то учуял. Существенное что-то. Вот и достаточно. А что там конкретно уловил старшина, «выяснится самостоятельным образом», если выражаться на манер начальника разведки подполковника Васнецова. Мужика толкового, умного, только больно охочего до изящной словесности, как он сам это дело называл.
Филин всё-таки покосился, но не на старшину, а на третьего члена группы, на ефрейтора Покровского. Боец тоже заметил, что Бадмаев сделал стойку, как собака, взявшая верховой след. Но озадачиваться Покровский не спешил, срисовывая поведение с командира.
Покровский в группе появился недавно и пока притирался, используя старый надежный метод «делай, как командир». Филина это устраивало. Да и по всем прочим статьям Покровский был нормальным бойцом, вполне годным для разведки. На фронте третий год, молодой, выносливый, котелок варит. Смущали пока лишь два обстоятельства: это вот упорное желание работать третьим номером и отдаленная родственная связь с упомянутым подполковником Васнецовым. Филин сразу сказал начальству, что нянчить племянничка, или кем он там доводится, не намерен, на что получил твердое указание «работать на результат, а не на продвижение по службе ценных для начальства кадров».