Страница 13 из 52
Глава V
Дорогой он сердится. Время от времени он бормочет такие вещи, которые я предпочитаю не слышать. Солнце играет в прятки с пушистыми облаками; иногда оно прячется за ними, бросает луч паяльной лампы за горизонт и снова быстро исчезает в пышных кучевых облаках.
– Сегодня будет дождь, – предсказываю я, выискивая способ завязать разговор.
– Все, чего я хочу, это чтобы с неба падало Дерьмо! – отрубает Толстяк.
– Конечно, каждый любит свою стихию, – говорю я.
Мы достигаем маленького леска. Это березовый лес. Серебристые стволы берез кажутся выкрашенными гуашью. Берю внезапно оживает:
– Послушай, Сан-А, – говорит он, переходя на примирительный тон, – отдай мне это фото!
– Дудки! А что же я преподнесу твоей жене к Новому году, если отдам его тебе сейчас?
Он зеленеет!
– Послушай, кореш, если когда-нибудь эта треклятая фотография окажется в руках у Берты, я отобью тебе позвонок за позвонком, пока ты не станешь похож на улитку!
Я регистрирую его угрозу и с серьезным видом киваю головой:
– О'кэй, бэби, я всегда мечтал иметь возможность называть тебя папой, сколь бы это не казалось неправдоподобным.
Обменявшись этими любезными репликами, мы подходим к лачуге Матье Матье.
Мне не надо бросать даже двух взглядов, чтобы понять, что ситуация со вчерашнего вечера не изменилась. С первого взгляда мне становится ясно, что садовника дома нет. Труп собачки совершенно застыл в крапиве, мокрой от росы. Увидев ее, Толстяк забывает всякую обиду и плачет.
– Какая милая маленькая зверушка! – хнычет крутой на расправу Берю. – И откуда берутся такие вандалы" которые способны причинять собачкам зло? Если этому злодею она была больше не нужна, он мог отвести ее куда-нибудь на пекарню или сдать в общество охраны животных12 . Но проткнуть вилами – на такое способен только деревенщина.
– Кто тебе говорит, Толстяк, что это он ее убил?
– Объясни...
Я ввожу его в курс событий. Он внимает моему рассказу и даже забывает о фотографии.
– По-твоему, – тихо говорит Толстяк, – садовник что-то должен был видеть в тот день, когда пристрелили первого кандидата на выборы?13
– Почему бы и нет? Ведь убийца ушел же. Через какой-нибудь выход?
– И, чтобы обеспечить свою безопасность, ему необходимо избавиться от этого опасного для него свидетеля. И вчера вечером он появился здесь. Смелая собачка начала на него наступать, и он ее наколол на вилы. А что потом?
– А что произошло потом, предстоит выяснить нам.
– Ты думаешь, что он убрал и хозяина?
– У меня такое предчувствие.
– Если он его прикончил, должен быть труп, не так ли?
– Он, возможно, его спрятал, чтобы выиграть время. А возможно, убил его здесь или увел его в какое-нибудь более укромное место.
– Более укромное место! – насмешливо замечает Толстяк, указывая на окрестности, лесок, полуразвалившийся дом и крапиву... – Послушай Сан-А, только в раю есть такое место.
Он прав, скопище грязи. Поскольку у меня нет времени играть в прятки, я решаю как можно быстрее добраться до Белькомба и направить полицейских на поиски садовника.
Узнав, что часть Полицейской элиты собралась в комиссариате супрефектуры и что мне предстоит командовать этой элитой, Толстяк вздыхает с облегчением. Ему отнюдь не неприятно быть верным помощником человека моего ранга. Если уже на то пошло, я убежден, что Претолстый будет здорово заноситься Перед ними! Горе подчиненным!
Должен согласиться, отбросив в сторону всю свою скромность, которая, однако, ох как велика! – что наше появление произвело соответствующее впечатление. Главный комиссар Конруж изображает полновластного владыку! Все к нему обращаются, толпятся вокруг него, усердно лижут, льстят, заискивают, разыскивают, лезут без мыла в одно место. Эта масса настолько хорошо вошла в роль, что можно поклясться: все так и есть на самом деле.
Толпа журналистов все более и более густеет. Это напоминает правительственные кризисы доброго старого времени. Вспышки фотоаппаратов сверкают вовсю. Конруж сменил костюм. Он облачился в серо-антрацитовые тона, ибо эти тона лучше всего запечатлеваются на черно-белом фоне газет. На нем очень светлый галстук, поскольку у него смуглая кожа. Знает свое дело, чертяка! Не хватает только подкрашенных губ! Во всяком случае, для придания им блеска он проводит по ним языком каждый раз, когда какой-нибудь пленочный пачкун готовится сделать снимок. Его голос более рассчитан, чем цены некоторых владельцев гостиниц. Его манера поведения благородна и аристократически надменна. Заметив нас, он делает едва заметный жест, одновременно покровительственный и непринужденно-развязный.
– О, Сан-Антонио со своим сенбернаром! Значит, вас действительно занимает это дело?
Я подмигиваю.
– Возможно, это не то слово, – отвечаю я, – но во всяком случае я здесь.
– Тебе удалось пролить свет на эту двойную задачу? – шутит он, довольный тем, что видит улыбки на лицах представителей прессы и слышит смешки в рядах легавых.
– Напротив, – говорю я смиренно-сладким голосом, – все, что мне удалось обнаружить, так это то, что загадка не двойная, а тройная.
И сразу же физиономия господина the principal14 (извините меня, если я иногда начинаю писать по-английски, это автоматически) уподобляется копилке, выполненной в стиле Регентства.
– Ах да?
– Как нельзя более «ах да», Конруж. Садовник графа исчез, а его собачка заколота вилами!
Поставщики газетных «отделов происшествий» зашумели, довольные тем, что им подбросили лакомый кусок.
Я щелкаю пальцами.
– Я хотел бы ознакомиться с показаниями этого человека, – заявляю я. – Где они?
Конруж становится фиолетовым. Он чувствует, что теряет лицо, и его инстинкт самосохранения начинает трезвонить во всю мощь, словно колокольчик стюарда вагона-ресторана перед первым обслуживанием.
– Они подшиты в досье! – говорит он. – Ты думаешь, у меня есть время разыскивать его для тебя?
Тут уж, мои солнечные девочки, ваш милый Сан-А теряет терпение.
12
В оригинале Берю ошибочно говорит «Espederaste» вместо SPDA (сокращенное название общества охраны животных)
13
Характерная для Берю обмолвка вместо «election» – «выборы» он употребляет «erection» – «эрекция»
14
The principal (англ.) – главный