Все наши ложные «сегодня»

Мама внушила себе, что я сбежал из дому из-за Робин, а не познакомился с ней во время скитаний.

Детская влюбленность – приемлема. Безрассудный вызов отцу – нет.

Кстати, что касается отца, то он проявил к случившемуся весьма слабый интерес – в основном потому, что тревога и паника, в которых мать пребывала на протяжении девятнадцати дней, не лучшим образом сказались на его налаженном быте. Когда он выяснил, что я продержался бы и дольше, если бы не польстился на жадно-неумелые объятия Робин Свелтер, то решил, что свои родительские обязанности он уже выполнил. Если меня в одиночку выбросить в большой мир, я выживу. И, вероятно, смогу добежать до третьей базы.

24

Вернувшись в школу, я сделал самое важное за всю мою жизнь открытие – если ты можешь каким-либо образом оказаться первым, то неважно, насколько ты умен или умел.

Пять суток, проведенных в обществе Робин Свелтер, возвели меня на пьедестал в чрезвычайно почитаемой области подростковой сексуальности. Мальчишки мялись и делано грубили, стремясь узнать подробности моих приключений, но быстро уверяли меня, что давным-давно знают все еще лучше меня. Вскоре я усвоил второй важный урок: никто не любит всезнаек. Зависть переросла в неприязнь, и одноклассники сплотились против меня. Но меня подобный расклад ничуть не встревожил: ведь на моей стороне оставались девочки. А им-то, конечно, мало рассказов: им подавай доказательства. Между прочим, отношение ко мне никоим образом не было связано с моей фамилией. Там, откуда я прибыл, трудно быть плохим учеником. Для каждого ребенка составляется план обучения с индивидуальным набором методик. Эффективность такой программы непрерывно анализируется, ее постоянно совершенствуют, и в итоге в школе никто не отстает.

Поэтому со стороны единственного сына великого Виктора Баррена было форменной наглостью пренебрегать учебой и посвятить себя факультативной, если можно так выразиться, деятельности: водить шашни с каждой девочкой, которая этого пожелает.

Но всему есть предел. У меня не хватало ума понять, что валюта моего преждевременного опыта обесценится от перенасыщения. Когда к пятнадцати годам мои тайные познания получили широкую огласку, я столкнулся с непреодолимой преградой. Девицы хотели, чтобы все это что-то значило. Они хотели рассчитывать на меня. Одного секса им уже было мало. Они стремились к любви.

Я чувствовал себя, как бегун, который неожиданно узнал, что он соревнуется не в марафонском беге, а в триатлоне, а он, оказывается, забыл взять велосипед, да и плавать вовсе не умеет.

Пятнадцатилетний подросток, не имевший ни друзей, ни каких-либо устойчивых увлечений… Не представляю себе, как обернулось бы дело дальше, если бы я на экскурсии в Музей Гоеттрейдера не сел рядом с Дишей Клайн. Я прежде не обращал на нее внимания, потому что она была неприветлива и асексуальна (последнее я оценил в должной степени уже после того, как сделался отверженным). Диша держалась в сторонке от одноклассниц и с подозрением относилась к мальчикам. Она сделала исключение только для своих лучших друзей еще с начальной школы. Их звали Сяо Молденадо и Эшер Фаллон.

Вчетвером мы провели целый день в галерее, где стоял симулятор неисправности Двигателя Гоеттрейдера. Мы наблюдали за концом света дюжину раз, после чего сплотились в тесную компанию. Она не развалилась и когда нам перевалило за двадцать.

Великое множество экспериментов оказываются неудачными, а теории и гипотезы не выдерживающими никакой критики. Но когда дело касается моего отца, никто ничего не знает наверняка. Если он за десятилетия, посвященные работе над путешествиями во времени, и терпел неудачи, то никогда и ни с кем ничего не обсуждал. Виктор Баррен, уникум в истории науки, не совершал ошибок.

В мои детские годы фиаско считалось чем-то поистине ужасным. И потому, что бы я ни делал, мне постоянно приходилось стыдиться.

Но когда я подружился с Дишей, Сяо и Эшером, я научился забавляться подобным незавидным положением. Наши ровесники с таким энтузиазмом относились даже к незначительным техническим новшествам, что мы решили сделаться специалистами по провалам и увлеклись изобретениями, которые не оправдали ожиданий потребителей.

Вот и подоспели примеры.

Как вам голографические татуировки, из-за которых кожа становилась прозрачной? А портативные генераторы погоды?.. Обычно их устанавливали во дворах, но из-за сбоев они устраивали вокруг хозяйского дома крохотные локальные торнадо – и пыльные воронки лихо закручивались со скоростью 250 миль в час. Здания, снабженные пейзажными эмуляторами, тоже были хоть куда! Они должны были демонстрировать перед их владельцем виды, открывающиеся из окон, не будь вокруг других строений, однако проецировали наружу тысячефутовые изображения соседних ванных комнат круглые сутки напролет.

После школы мы еще держались вместе, потому что поступили в университет Торонто. Нашей дружбе способствовали и занятия в аспирантуре. А иногда в какой-нибудь выходной мы выбирались всей компанией в ближайший биосферный заповедник.

Затем встречи «дважды в год» превратились в «ежегодно» или даже в «раз в два года», а потом и в «никогда», поскольку ребята разъехались и занялись реальной работой.

Я же остался дома, окончательно завязнув в беспутстве.

Эшер и его невеста Ингрид Джуст поселились в Окленде. Они были инженерами в компании, пытающейся создать антиподалы, средства передвижения, способные прорыться сквозь толщу планеты и выйти с противоположной стороны. Одновременно они тщательно планировали свою свадьбу, которая, похоже, казалась им не менее сложным делом, чем бурение туннеля длиной в 8000 миль. По моему мнению, железо и лава были для них сущей ерундой!

Сяо женился на университетской подружке, которую звали Нур Прия, и у них вскоре родилась дочка Фей. Девочка была, по заверениям родителей, самым чудесным существом, какое только знал род человеческий. Сяо руководил лабораторией в Нью-Мексико. Он вместе со своими коллегами пытался определить, что можно делать с телепортационными данными и как не нарушить при этом законодательство. Проблема получила особую актуальность после недавнего скандала, когда одна служащая извлекла из архива биометрической информации запись о мужчине, в которого влюбилась, и с помощью синтезатора протоплазменных моделей вырастила себе генетически идентичный секс-суррогат. Диша, как всегда, загадочным образом остававшаяся одинокой, работала в засекреченном мозговом центре. Данная организация, как порой намекала Диша, занималась проблемами жизнеспособности марсианской колонии, для чего испытывала различное оборудование в окрестностях биодома в Антарктиде.

Диша не переставала меня удивлять – на протяжении долгих лет она была демонстративно холодна с нашими подружками, но прониклась самым искренним дружелюбием к Нур, когда та родила Фей.

В последний раз наша четверка собралась на свадьбе Сяо три года назад. А через две недели после смерти моей матери друзья выкроили себе свободный денек и прибыли телепортом из своих разбросанных по дальним краям домов. После похорон моя «профессиональная деятельность» заключалась в том, что я спал с тремя своими бывшими любовницами и, не отвечая на их авансы, постепенно сводил на нет те крохи привязанности, которые они еще сохранили ко мне.

Так что встреча с Дишей, Сяо и Эшером хорошенько меня встряхнула, и упивающийся скорбью эгоцентричный идиот наконец-то смог посмотреть на себя со стороны.

25

Эшер вел летающий автомобиль, Сяо сидел рядом с ним, мы с Дишей устроились на заднем сиденье. Наш путь лежал в биосферный заповедник «Ниагарский уступ» – 25 000 квадратных миль дикой местности, лежащей по обе стороны американо-канадской границы. В моем воображении заповедник уподоблялся одному из звеньев всемирной цепи свободных территорий, избавленных от пакостной деятельности изобретательного «человека разумного». Что ни говори, а после массового переселения семидесятых годов прошлого столетия, вызванного изменением технологического уклада человечества, ситуация на планете кардинально изменилась. Погоня за энергоресурсами сошла на нет, промышленность стала развиваться совершенно по-другому, так что этим землям, можно сказать, сказочно повезло.