На восьмом километре

Что-то знакомое показалось Кашкину в этом взгляде.

- А ну-ка пошумим! - предложил он вдруг.

И принялся барабанить в дверь рукояткой сверла.

Обезьяна даже не шевельнулась.

- Сдохла? Мумия? Труп?

Кашкин уже снимал замок.

- Бутафория, - бросил он. - Не требуется никакого ключа.

Он распахнул дверь. У стены все в той же позе, в точности повторяющей изображение на фото, стояло чудовище, еще более страшное при дневном свете.

Кашкин подошел к "снежному человеку" и взял его за подбородок.

- Камень, - сказал он. - А глаза - из застежек от комбинезона.

Теперь и Гордон мог убедиться, что из стены выступал горельеф.

- Сработано грубо, но впечатляет, - произнес Кашкин. Он отступил на шаг. - Конечно, люди дотошные найдут разные отступления в анатомии. Но ведь как живой!

- Грандиозная мистификация, - нахмурился Гордон.

Они обернулись и посмотрели на заснеженную площадку, где обрывались следы.

- Был миг, - признался Гордон, - когда я подумал, что, может быть, они заперты здесь, в пещере. Ты с твоими фантазиями подействовал и на мое воображение. Какой-то конфликт со "снежным человеком" мог кончиться тем, что они оказались бы внутри, а он снаружи: защелкнуть замок обезьяне ничего не стоит.

- Они увидели бы нас в дырку и подняли шум.

- Про дырки я не знал.

- Где же все-таки ребята?

Тихо. Безветренно. Снежинка, слетевшая с кручи, сверкая на солнце, легла на белую пелену.

Впервые чувство тревоги словно пронзило Кашкина. Опасности не бутафорские, а самые настоящие окружали живущих на восьмом километре к Луне.

- Мы не приблизились к решению загадки ни на шаг, - огорченно резюмировал Кашкин.

И тут же хлопнул себя по лбу. Удар, правда, пришелся по пластиковому шлему.

- Мы дураки, - убежденно сказал он. - Самые настоящие остолопы. Мы не подумали о ветре.

- При чем здесь ветер? - удивился Гордон.

- Несчастье! - воскликнул Кашкин. - Произошло несчастье. Их унесло ветром!

- Ну знаешь...

Но Кашкин уже шагал к месту, где обрывались следы.

- Местность идет под уклон. Видишь? Порыв ветра - и их нет.

- Я скорее поверю, что они провалились сквозь землю, - сказал Гордон.

Он попробовал сделать несколько шагов в направлении, куда вели следы. Снег был неглубокий, едва больше, чем по щиколотку, грунт под ним твердый.

- Здесь не провалишься. Ни ямы, ни канавы.

- Я же говорю: их подхватил порыв ветра.

- В ветер я не верю, - возразил Гордон. - Мы прилетели - был полный штиль. Но давай посмотрим.

До ограды шла снежная целина. Дальше сквозь редкие ячеи сетки виднелся склон, прямо уходящий вниз. Шагах в пятнадцати начинался уже обрыв. На снегу ни царапины.

- Если они перелетели через ограду, - неуверенно сказал Кашкин, - то их пронесло прямо туда...

Он вздрогнул.

- Ты куда?

Кашкин, цепляясь за проволочные узлы, лез на сетчатую стену.

"Выходить за границы территории станции категорически запрещено", глухим твердым голосом произнес ближайший столб.

- Интересно, что сказал этот столб, - пробурчал зло Кашкин, - когда Горышев и Дубровский пролетели тут по воздуху. Все предусмотрено, а людей нет!

Кашкин продолжал висеть на сетке, не обращая внимания на предупреждающие возгласы столба. Наконец он слез.

- Ничего не видно.

- Поговорить еще раз с протоколистом? - в раздумье произнес Гордон.

- Эта машина только сбила нас с толку! - Кашкин говорил с досадой: - Не понимает юмора, не знает студенческих поговорок - представляю, как она изобразит наше поведение. В ее изложении мы будем выглядеть полными идиотами. Я - во всяком случае. Ты, конечно, ей больше импонируешь.

- Ты зря злишься! Машина ни в чем не виновата. Горышев специально мистифицировал Дубровского. И уж если он поверил в "снежного человека", чего ты хочешь от машины! Главная беда в том, что неизвестно, о чем спрашивать протоколиста. Нужны новые данные, тогда появятся и новые вопросы. Знаешь что? Посмотрим показания всех приборов за час до нашего прибытия!

- Вдруг зафиксировали землетрясение?

- Я бы не исключил и землетрясения.

Они еще раз оглядели площадку, сверкающую голубизной под безоблачным небом. Будки и будочки, приборы, стоящие открыто, и ни одного следа возле них.

- Сегодня их не осматривали, - заметил Кашкин.

- По расписанию это должны делать мы. Их проверяют раз в два дня. Регистрационные устройства - внутри станции.

Поделив ленты с графиками, они уселись за стол и, сдвинув в сторону тарелки, погрузились в изучение материалов.

- Землетрясения не было, - констатировал Кашкин. - Не считая двух, эпицентры которых находились в четырех и в шести тысячах километров отсюда.

- В солнечной радиации особенного ничего не происходило, - бормотал Гордон. - Космические лучи - в норме.

Они смотрели все подряд.

Еще шуршание лент, нечленораздельные восклицания. И вдруг...

- Вот! - воскликнул Кашкин. - Я говорил.

Он поднес к глазам Гордона голубоватую ленту. Гордон взглянул на зубец, в который уткнулся палец Кашкина.

- Что это?

- Ветер. Видишь - почти прямая линия? Штиль. И вдруг - острый всплеск. Затем затухающие зигзаги. И снова штиль - ровная линия. По времени... по времени... сходится! 13 часов 34 минуты. Сильный порыв ветра! Что?

- Сильный? - Гордон взял из рук Кашкина ленту. - Где тут масштаб? Ну знаешь, таким порывом двух взрослых мужчин не поднимешь в воздух.

- Ты забыл про скафандры! Они же настоящие аэростаты. Ты знаешь: чем сильнее ветер, тем плотнее становится воздух. И вот наступает момент, когда...

- Срабатывают клапаны, - холодно закончил Гордон. - Подъемная сила скафандров постоянна. Специально устроено, чтобы походило на постоянную разницу в весе на Луне.

Но Кашкина не так легко было заставить отказаться от мысли, если она его захватила.

- Тут ничего не стоит упасть и стукнуться, - сказал он. - Ударился клапаном о камень - и пожалуйста: клапан вышел из строя.

- У обоих сразу?

Кашкин задумался не больше чем на секунду.

- У одного. Дубровский вспомнил про неисправный клапан в скафандре Горышева и побежал за ним. Только схватил его, тут вдруг задул ветер и перенес обоих через сетку.