Страница 6 из 14
Что представляет собой такое расхожее определение, как «цельная личность»? Набор нравственных качеств с превосходными степенями или, напротив, эпитеты с приставкой – «не»? Так вот, по отношению к Данину можно было бы применить и то, и другое.
Поразительна в нем была верность любви своей молодости – к Тусе Разумовской – жене и музе. Записки в «Дневнике одного года, или Монологе – 67» («Нестрого как попало. Неизданное», М., 2013. Изд. Э.П.Казанджан), когда Данин лежал в больнице и ждал операции, говорят о том, как близки они друг другу по духу:
«2 апреля. Я держу в своей руку Туси. И почти неслышными голосами мы вспоминаем строчку за строчку пастернаковскую больницу:
«О, господи, как совершенны дела твои, – думал больной. – Постели, и люди, и стены, час смерти и город ночной!»
И снова:
«3 апреля. Ужасно жалко Тусю – ей все представляется обвалом, пожаром, землетрясением, непоправимостью».
«4 апреля. Снова держу руку Туси. И снова мы вполголоса вспоминаем Пастернака. Теперь – байроновские «Стансы к Августе».
Свидетельства любви и нежности к Тусе можно продолжать до бесконечности.
Не менее поразительна в Д.Данине его способность к долголетней дружбе. В ближайшем окружении Даниила Семеновича и Туси творческая элита обеих наших столиц – Маргарита Алигер, Юрий Герман, Лев Разгон, Юрий Трифонов, Борис Жутовский, в этот список входил также мой муж и вся наша семья. Данины дружат всерьез, вникая во все ваши заботы и проблемы, но больше всего ценят самоиронию и юмор. Вот как одна знаменитая поэтесса поздравляет с днем рождения не менее знаменитого прозаика:
« Ну что, Данька, допрыгался?! То-то! Я всегда говорила: это дело до добра не доведет. Теперь уж, валяй, прыгай дальше и прыгай весело, даже еще веселее. Ибо расстраиваться нам ни к чему, расстраиваться не приходится. Это все не что иное, как неизбежность странного мира (цитата из Данина, Т.В.). Будь здоров и смотри у меня. Целую тебя. Твоя скромная современница Маргарита Алигер».
И дальше Данин делает приписку: «Черт возьми, мы уже 30 лет(!) друзья-приятели. Придется прыгать дальше веселее».
Все это в том же монологе-дневнике 1967 года.
К сожалению, жизнь не позволила им слишком долго перебрасываться остротами и общаться в таком игривом тоне. Сначала у Маргариты Иосифовны умерла от лейкоза ее старшая дочь Таня. Потом застрелился А.А.Фадеев, с которым у Маргариты Иосифовны общая дочь Маша. А потом Маша покончила с собой самым ужасным способом. Рядом с Маргаритой Алигер все это время «тетя Туся» и «дядя Даня», каковыми они были с самого младенчества для этих несчастных девочек.
Бездетная чета Даниных обладала Божьим даром любоваться на чужих детей и любить их, как своих. Они обожают сына Юрия Германа, Алешу, так же как и жену Ю. Германа, Таню, и в самое тяжелое время, кончины Юрия Павловича, Данин с ними, в тогдашнем Ленинграде.
Когда у нас в 1961 году родился сын Максим, произошла рокировка с нашими визитами. Теперь уже не мы навещали Даниных в новой квартире на Аэропортовской, в кооперативном писательском доме, а они нас на Щукинском, где мы жили неподалеку от Курчатовского института.
Помню, я оставила Софью Дмитриевну с ребенком, а сама побежала хозяйничать на кухню. Вдруг она нас зовет:
– Ой, смотрите, смотрите! Он дрыгает ножками! А в тот раз, когда мы у вас были, он не дрыгал! – Хорошенький малыш и правда дрыгал ножками, как будто бы в подтверждение догадки Софьи Дмитриевны о том, что он растет и развивается.
К тому времени, когда у нас родился сын, мы с Юрой состояли в совершенно законном зарегистрированном браке. Мы жили с ним тогда в квартире его родителей на Ленинградском проспекте, и вдруг однажды в одно дождливое, промозглое утро он мне говорит:
– Собирайся скорее, Данины нас ждут!
– Что такое, почему Данины нас ждут?
– И не забудь взять с собой паспорт.
– Но куда мы идем?
– Сама увидишь.
И мы побежали. Оказалось, Юра подготовил мне сюрприз – поход в ЗАГС, где мы должны были сочетаться с ним законным браком. Софья Дмитриевна и Даниил Семенович уже ждали нас под дождем у дверей этого заведения на бывшей улице Горького. Им предстояло присутствовать на этой церемонии в качестве свидетелей. Данин был немного хмурый.
– Покажи-ка мне свои длани, – обратился он к Юре. – Сейчас на тебя наручники наденут. Хорошее дело «браком» не назовешь!
Сами они за всю свою многолетнюю совместную жизнь умудрилось так и оставаться незарегистрированными, однако с хозяйственным отделом Атомной энергии им. И.В. Курчатова не поспоришь. В то время Юра должен был получить от института жилье, и если ты зарегистрирован – значит – женат. А если – нет, тогда и разговор другой. Получишь комнату в коммуналке.
Между тем Софья Дмитриевна возмутилась:
– Даня, ну что ты несешь какую-то чушь! – и, кинув на него выразительный взгляд, пропела своим воркующим мелодичным голоском: – Ничего страшного, привыкнет!
С этим ее напутствием мы вошли в довольно-таки мрачное помещение, наполовину занятое разросшимся фикусом. Мы направились к столу, где восседала пожилая сотрудница данного заведения, которая поставила нам в паспорте печати и, с трудом поднявшись со стула, протянула нам через массивный казенный стол вялую ручку и произвела необходимые рукопожатия:
– Поздравляю с законным браком!
И под популярный тогда мотивчик, лившийся из заведенного на полную громкость патефона:
«Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня…», мы вышли на улицу уже законными мужем и женой.
Так, «заради» банальных практических соображений были преданы прекрасные идеалы Свободы.
Закупив какую-то скудную снедь в угловой «Кулинарии», мы отправились тогда еще на Малую Дмитровку к Даниным отпраздновать нашу свадьбу, – а там, как всегда, было душевно, тепло и уютно.
Вечером меня ждал еще один сюрприз. Моя милая, такая прогрессивная и современная мамочка, – она примчалась к нам в тот же день поздравить с «законным браком». Смотрю, входит в дверь, а в руках у нее ничего нет! Как-то это странно!
Раздевается, целуется с нами по очереди, и тут из своей сумочки достает такую маленькую старинную коробочку – сережки невероятной красоты и ценности. Известное дело, чем меньше на подарке навернуто всякого бумажного хлама, тем ценнее то, что внутри. Значит, и она, моя любимая мамочка, при всей широте взглядов, либерализме и толерантности, придерживала до поры до времени свой главный подарок и дожидалась того момента, когда мы официально оформим свое совместное существование. Так, на всякий случай.
Даниил Семенович Данин, в отличие от своей жены Туси, которую в основном волновала моя личная жизнь, интересовался также моими литературными делами. Поскольку он был с раннего детства «всезнайкой», он, конечно же, не мог пройти мимо такого явления, как роман Иво Андрича «Мост на Дрине» в 1961 году получивший Нобелевскую премию. Следующим после Бунина писателем, пишущим на одном из славянских языков. Данин прочитал «Мост на Дрине» в моем переводе и был восхищен этим произведением, яркостью созданной автором картины самобытной жизни Боснии, широтой исторической панорамы, нравственной чистотой героев повествования. Колоритностью легенд, связанных с этим одним из красивейших уголков южной Европы. А перевод нашел достойным того, чтобы, принимая во внимание и другие мои переводы с сербскохорватского, македонского, словенского языков, дать мне рекомендацию в Союз писателей, в который я была принята в 1973 году.
Данин также хотел все знать и про Максима, – что он читает, чем увлекается и кем скорее всего будет – физиком или лириком?
Как жаль, что Данин не дожил до того времени, когда можно было бы порадоваться успехам Максима Кагана: наш сын – доктор физико-математических наук, профессор и членкор РАН. И у него жена Таня и сын Саша.
Давно уже нет на свете Даниила Семеновича и Софьи Дмитриевны, но светлая память о них все жива. Этих людей просто невозможно забыть.