Страница 10 из 14
К Мессбауэру обращались обычно как к «герр профессор» и, понятное дело, на «вы». Никому и в голову не приходило возражать ему на семинаре, задавать какие-нибудь каверзные вопросы или спорить на повышенных тонах, как это сплошь и рядом бывает в нашей научной среде. Единственный человек, с которым наш Рудик был на «ты», это был его старый студенческий друг Алефельд, но и с ним они практически не виделись в домашней обстановке.
Постепенно наши гости оттаивали. Рудольф на смену Юре произносил тост:
– Предлагаю выпить за этих Каганов! Как только они приезжают, мы все собираемся вместе! Хотелось бы понять – почему мы никогда не собираемся без них?
Разумеется, общение у них происходило, но в другой форме. Бывали у них и совместные посещения оперы и филармонии или художественных выставок, благо ни одно значительное явление в мире искусства не обходит Мюнхен стороной. Ну, и постоянные выезды на природу. Едва вступив в этот красивейший город Германии, вы ощущаете дыхание близких Альп. Горный воздух продувает буквально все улицы Мюнхена, а центральная улица, Людвигштрассе, ведет прямиком к предгорью Альп. Для жителей Мюнхена оно, как для москвичей – Подмосковье.
Самым любимым видом воскресного отдыха для семейства Мессбауэра и Алефельда были пешие походы в горах с рюкзаками и в бутсах – трикони. При этом для женщин не делалось никаких скидок. Хотите равноправия – пожалуйста, мы можем вам его предоставить.
Однажды они взяли нас с Юрой с собой, и мы проделали длительный, на целый день, круговой маршрут километров на двадцать.
Мы оставили машины на стоянке, а сами на фуникулере поднялись на высоту приблизительно полторы тысячи метров над уровнем моря. Нам открылся потрясающий вид. Бесконечными рядами уходившие за горизонт цепи гор сверкали на солнце белоснежными вершинами. Пирамидальные склоны казались прочерченными по линейке. Небо было пронзительно-синего цвета, какой бывает только на рекламных открытках. Это была зона альпийских лугов, и трава, покрывавшая все вокруг мягким бархатистым ковром, напоминала ухоженный газон на какой-нибудь богатой вилле. Глаза слепило от всей этой пронзительной синевы и белизны. Тропа была хорошо утоптана множеством ног прошедших здесь туристов и четкими и глубокими отпечатками овечьих копыт. А вот, наконец, и отара овец, – отару охраняли крупные лохматые собаки. У нас эта порода сторожевых собак называется «кавказская овчарка», а по-простому – «волкодав». Мы замерли на опушке поляны, боясь окрикнуть пастуха. Но он нас увидел, свистнул собакам и крикнул им громко: «цум платц!», а нам помахал рукой:
– Проходите, они вас не тронут!
Огромные псы тотчас же разбежались в разные стороны и заняли плацдарм под кустами, продолжая зорко следить за каждым нашим движением.
Мы вышли на поляну и огляделись вокруг. Уходить отсюда не хотелось. Хотелось забиться вместе с собаками в тень под кусты и оттуда бесконечно смотреть и на это бездонное небо, и на этих овец, мирно пощипывающих траву, и на это буйное цветение фиолетово- красных рододендронов, густой стеной окаймлявших поляну. Пастух, в островерхой тирольской шапочке и вышитом камзоле, примостившись на каком-то пне, заиграл протяжную мелодию на старинной свирели, – понятно, все это делалось по заказу турфирмы для полноты антуража. Вот, что значит настоящая забота о туристах!
Но пора было двигаться дальше. Предполагалось по плану, что мы должны были выбраться на горную дорогу и дойти до фермы с корчмой. Идем. Выходим с тропы на грунтовую дорогу, и тут начинается деревянная ограда крестьянского хозяйства: сеновал, сарай, еще какие-то постройки и, наконец, основательный дом, сложенный из толстых круглых бревен, с крыльцом, ведущим на длинную веранду, где, вероятно, и принимают гостей.
Дородная фрау встретила нас с ласковой улыбкой, – чернобровая, румяная и в национальном наряде с кокошником. Фрау проводила нас на веранду, и мы расположились за длинным столом, покрытым скатертью из сурового полотна. За одним из столов пировала, явно разогретая выпитым пивом, сытая и довольная, компания кого-то из местных. Они нас всячески приветствовали и для начала послали на наш стол в виде дружеского жеста поднос с кружками пива – ровно шесть штук. Удивительно, как это они успели нас пересчитать! Пиво подоспело как раз вовремя, – что может быть лучше для утоления жажды и восстановления сил, чем охлажденное прозрачное баварское пиво с оседающей пеной!
Но надо было подумать о нашем меню. И мы включились в священный для каждого истинного немца процесс – обсуждения заказанных блюд! Нам, как иностранным гостям, эта страсть к обсуждению блюд была не совсем понятна, поскольку выбор был заранее известен – при любом раскладе нам принесут непременный «швайненбратен мит картофелен», зеленый салат, а к ним столь же непременное (еще одна порция) баварское пиво и душистый, крупными ломтями нарезанный хлеб собственной выпечки. И этот хлеб, с поданным к нему оливковым маслом в глиняных плошках, и это жаркое из свинины поглощалось нами с таким аппетитом, как будто бы мы вообще никогда не ели. Жаркое было в меру прожарено с какими-то специями, рассыпчатая картошка прекрасно дополняла основное блюдо, а от серого пористого хлеба, который мы макали в оливковое масло, невозможно было оторваться.
Бавария – это благословенная земля, где в каждой забегаловке, куда бы ты ни заскочил на ходу, можно исключительно вкусно и дешево поесть.
После обильного возлияния и трапезы нам предложили немного подремать в специально предусмотренных для этого шезлонгах, покрытых овечьими шкурами. Словом – национальный колорит в самом лучшем его исполнении.
Наша вечеринка между тем продолжалась и заканчивалась танцами под музыку из транзистора. При этом выяснялось, что Рудольф и Кристалл еженедельно по пятницам ходят в танцевальный класс, поскольку наш друг Мессбауэр полагает, что танцы лучше всего проветривают голову, перегруженную различными профессиональными проблемами. Такие неожиданные откровения выяснялись!
Возможно, наш прием носил несколько провокационный характер, поскольку после него приглашения посыпались на нас со всех сторон. Иногда нас приглашали в гости за много дней вперед.
В одно прекрасное утро нам в Гамбург, где мы с Юрой были в то время, звонит Джордж Алефельд. В Гамбурге, во время одного из визитов в Германию, мы оказались по той причине, что мой муж в том же 1994-м, получил премию им. А.П. Карпинского (1846—1936 гг.), выдающегося ученого, основателя Российской геологической школы и первого избранного президента Академии наук СССР (с 1917 по 1936 гг.).
Фонд Карпинского, финансируемый немецким предпринимателем Альфредом Тепфером, награждает премией российских ученых и гуманитариев, которые внесли заметный вклад не только в развитие науки, искусства и литературы, но также в развитие и укрепление российско-германских отношений. В Гамбурге, в распоряжении фонда Карпинского—Тепфера, находится наследственная вилла семьи Тепферов, где принимают в качестве гостей лауреатов этой премии.
Итак, по приглашению фонда мы приехали в Гамбург на виллу семьи Тепфер, и первое, что нас поразило, – это была запись в тетради отзывов, лежащей на столике при входе в прихожую:
Эта звездная пара, Борис Мессерер и Белла Ахмадулина, также лауреат премии Карпинского, побывали здесь на вилле перед нами, оставив на память о себе этот прелестный экспромт нашей знаменитой поэтессы, который в двух строках передает всю красоту и обаяние этого места. Войдя в свой номер, мы с Юрой замерли возле окна и долго так стояли, не в состоянии вымолвить ни слова. Такой вид можно было увидеть только в кино: нам открылась необозримая панорама Эльбы со всеми ее окрестностями и проплывающими по ней в обоих направлениях огромными морскими судами, «кораблями и корабликами», парусниками, грузовыми баржами и моторными лодками. Вдали раскинулся грандиозный по своим масштабам порт, один из самых значительных в Европе, и величественная картина города с высотками, кварталами жилых домов, фабричными трубами, колокольнями церквей и часовой башни собора Св. Михаила.